Нам уже показался гребень перевала, когда возле узкой винтовой дороги, вырезанной в склоне горы, на фоне высокой травы альпийского луга мы увидели белую лошадь и серого ослика. Издалека они напоминали два цветка – пушистых одуванчика. Казалось, дунет ветер, и они разлетятся над склоном сотней маленьких пушинок. Когда я высказала это сравнение, мои спутницы - девчонки с факультета изобразительного искусства рассмеялись, мол, ты фантазерка, в любой мелочи ищешь поэзию! Но, подойдя ближе к этой сказочной парочке, все-таки развернули свои этюдники.
Ослик лениво щипал травку, время от времени поднимая мордочку, и, пережевывая, флегматично разглядывал нас. Наконец, серый насытился и натужно заревел.
Спутница его – цвета облаков, окутавших вершину горы, - вела себя более беспокойно. Сочная трава, которой еще не успело коснуться своим раскаленным дыханием лето, мало ее интересовала. Лошадь была пленницей. Однако в глазах ее не было обреченности. Стреноженная, она походила на каторжника, гремящего кандалами. То и дело лошадка принималась бить ногой, передергивалась от нетерпения и жажды обрести свободу, металась… В конце концов, когда у подруг моих были готовы этюды, произошло чудо. Очевидно, слабое звено цепи поддалось. И вот уже этот прекрасный белый скакун мчится по бескрайнему простору пологого склона, буйствуя от избытка энергии, и тонким радостным ржанием как будто поет гимн свободе…
Из-за хребта на нас набросился резкий порыв ветра и обдал ледяной свежестью. Миновав перевал, мы долго не могли двинуться дальше – стояли, завороженные открывшейся взору картиной. Отсюда, сверху, озеро казалось пригоршней воды в каменных ладонях старого праведника Кавказа, совершающего омовение перед молитвой… Над водной гладью скользил туман, как будто слизывая свежесть с зеркальной поверхности. А над самой серединой озера он собрался облачком – белым-белым, как белая лошадь на зеленой траве. Только здесь фон был ослепительно синий, и мне показалось, что в этом сгустке тумана гнездятся ангелы…
Когда, наконец, в нас возобладало чувство реальности, мы поспешили вниз, чтобы прикоснуться к растаявшим жемчужинам облаков, скользящих по атласной поверхности озера. Да и само оно казалось огромной жемчужиной – переливалось на солнце перламутром, заколдовывая, притягивая к себе все живое. С одержимостью сомнамбул потянулись к нему и мы, спотыкаясь о камни, из-под которых сочилась ледяная влага, питающая озеро. Побросав этюдники и дорожные сумки, мы ринулись к воде, но нас окликнул старичок, как в сказке появившийся неизвестно откуда…
Сгущались сумерки. Тесным кругом мы сидели у костра, протягивая руки к пламени, чтобы согреться. Однако это было очень трудно: ледяное дыхание озера уже покрывало инеем прибрежные камни.
Старичок уговорил нас переночевать в его одиноком домике неподалеку отсюда, но до наступления темноты нам хотелось любоваться этим нерукотворным чудом. Облачко тумана над водой начало разрастаться. Слабый ветерок скользил по синей глади, отчего озеро зябко морщилось и, казалось, недовольно, по-стариковски вздыхало и кряхтело.
- Стонут, - проговорил наш радушный хозяин. – Да простит Аллах их грешные души! – он приподнял грубые мозолистые ладони к небу и зашептал молитву.
- Отец, о ком это вы?! – спросила одна из моих спутниц, когда старик, окончив молитву, коснулся ладонями седой бороды.
Над озером повисла тишина. Только ветер играл рябью. Несколько минут спустя старик начал свой рассказ.
*
«… Давно это было. Ни дед, ни прадед, ни его прадед тогда еще не родились. Говорят, это было так давно, что наши молодые горы вряд ли что-нибудь помнят… В этих местах жило веселое, счастливое племя. Не бедны, не богаты, а всего хватало. Впрок не копили – трудились, а благодарная Земля Отцов и напоит, и накормит досыта. Жили они в согласии, почитали старший младшего, а младший – старшего, а где согласие – там и достаток, и счастье. Тяжким был их труд среди камней и скал. Но Земля Отцов щедра была к труженикам. И везде и всегда – и в радости и в горе - рядом с ними была Песня…»
Старик подобрал под себя ноги, получше закутался в бурку, и, закрыв глаза, запел.
Его песня унесла нас в далекое прошлое, заставила горевать и радоваться вместе с ним. Он все пел, не замечая ничего вокруг. К нам подошли женщины, пригласили в дом, но мы отказались, завороженные пением.
Когда хозяйки принесли к нашему костру аппетитно дымящееся жареное мясо и горячие кукурузные лепешки, старик закончил петь и обвел нас мутным взглядом. По его щеке поползла слеза. И мы долго не могли прийти в себя, пораженные и восхищенные.
«…С песней наши предки рождались, с песней умирали. На камнях и пологих склонах выращивали самый сладкий хлеб. Пасли овец и коз, вялили мясо, пряли самую теплую шерсть. Из таких же камней строили башни, высокие, стройные, как девушки этого племени. А юношам не было равных в силе, ловкости, мужестве и отваге. Любовь к священной Земле Отцов объединяла их и давала им силы. Ради нее они жили. Ради нее готовы были умереть.
Сильно докучали им кочевники, много лилось крови. Зато гостя в этом племени чтили больше, чем отца. Так было всегда. Это был Закон Предков. Закон Земли Отцов.
Шло время. Годы сплетались в века. И случилось так, что люди этого племени заразились злобой, завистью и корыстолюбием.
Разгневались боги, решили наказать отступников, нарушивших Заветы Предков. Один из богов был направлен к ним под видом странника. Долго он блуждал, стучал в запертые двери – никто не открыл, не впустил гостя. Богатеи спускали огромных собак, бросали вслед ему огромные камни, и только Божественный Посох спасал путника от верной гибели, а там, куда падали камни, начинали струиться ледяные ручейки – слезы Земли Отцов.
На окраине села, совершенно отчаявшись, он постучал в последние двери. Калитка была не заперта. Из сакли вышла женщина, приветливо пригласила странника в дом. Бедная вдова не знала, чем накормить голодных малышей, но единственную черствую лепешку подала гостю.
Посланник богов ударил посохом по маленькому трехногому столику. На нем появились всевозможные яства. Накормив добрую гостеприимную хозяйку и ее детей, он вывел их далеко за село и на возвышенности помог соорудить временное жилище.
Наутро слезы Земли Отцов - воды ручейков, бивших из-под камней, заполнили низменность, где располагался аул. Все дома богачей, нарушивших Законы Предков, все злые люди скрылись под ледяной пучиной. Посланник богов решил остаться в этих местах вместе с доброй, гостеприимной хозяюшкой, и их дети продолжили и преумножили человеческий род. Жили они по законам братства и справедливости, завещанным предками, иногда вспоминая о страданиях грешников…»
*
Наш костер догорал. Окрестности погружались во мрак. Только молодой месяц сиял в небе в окружении звезд, да теплом и гостеприимством лучились окошки маленького домика на склоне горы. Из загона доносилось редкое мычание и блеяние. Струйки молока звонко ударяли о стенки подойника. И вдруг – знакомый звук – удары железа по камню. Мальчишка лет восьми, улыбаясь, вел под уздцы белую лошадь. Порванную цепь он нес в руке. Она волочилась по земле, со звоном ударяясь о камни. Противясь неволе, лошадка извивалась, пританцовывала, мотала головой. Тогда сорванец мигом вскочил на нее верхом, и так – без седла понесся в сторону загона. Следом понуро побрел серый ослик…
Мы возвращались той же дорогой. Я то и дело оглядывалась, стараясь навсегда запечатлеть в памяти этот незабываемый вид.
Так вот ты какое – голубое озеро! Вот, какую тайну ты хранишь!
Сын Старика на грузовичке довез нас до автобусной остановки в ближайшем селении. Мои спутницы уезжали из этих мест озадаченные – очень сложно передать красками всю красоту увиденного. Зато я возвращалась довольная. Спасибо чудесам техники! На магнитной ленте остался голос Старика. Его песня, его рассказ. Ну а что осталось в моей душе!..
Когда за поворотом перевал скрылся из виду, ветерок принес ледяное дыхание озера и странный утробный гул. Мы с девчонками переглянулись.
- Это, наверное, под водой стонут грешники! – усмехнулась одна из них.
- Глупая! – ответила я. – Это Земля Отцов не хочет нас отпускать. Боится, что в городе мы совсем забудем о Законах Предков!