Реставрация памяти 1

Борис Пинаев
 
— Мария Кирилловна, я… я сам как бы вот… Ну, кто я такой — я сам себя спрашиваю? Мне кажется, вот сам элемент этой природы… Меня эти цветочки-птички воспитали. Я вот ихнее дитё. Оно так во мне всё живет… Я всегда жене говорю, что я счастливый. Родился под счастливой звездой. У меня четыре брата погибли, а я остался. Я всю войну прошел, я остался, Бог меня бережет…

Мария тогда делала музыкальную передачу для крестьян, раз в месяц, а потому иногда разъезжала по области. Из Алапаевска её повезла в Раскуиху (меняю имя) какая-то местная начальница — в передовой совхоз (молодым теперь уж не понять, что это такое: "советское хозяйство", принадлежащее государству). Когда на горизонте показались кресты огромного белого храма, она стала оправдываться: дескать, тут у нас один дурачок решил церкву реставрировать… вроде памятник архитектуры… А у Марии слёзы текут.

Так вот у нас получилось — сначала храм, а потом Бог. Лет через пять-шесть Гаврилыч доверил нам свои дневники — и мы решили написать «Реставрацию памяти». Не знаю, на что рассчитывали. На дворе стоял 1982 год, слово «русский» было по-прежнему под запретом… Валерий Ганичев недавно написал: председатель тогдашнего КГБ Андропов (с ноября — генеральный секретарь ЦК КПСС) был жутчайшим русофобом. Однако… Однако — наше дело написать, а там видно будет.

Страна тогда уже была неуправляемой. Тоталитаризм не имеет смысла — когда пытаешься централизованно управлять всем, не управляешь на деле ничем. Вавилонская башня обрушивалась, оседала, к небу уже поднимались клубы пыли… Впрочем, в 70-е годы башня казалась несокрушимой. Причем мы и не собирались ее сокрушать. Вокруг было столько по-настоящему интересных дел. Нас с Марией, наверное, можно считать людьми 70-х годов. Ах, как нам работалось в то время. Мария стены лбом прошибала, чтобы выдать в свет очередную радиопередачу. Вот, например, про Гаврилыча. Про алапаевского землеустроителя Степана Гавриловича Коробова (меняю его фамилию, имя и отчество в связи с тем, что… ну, далее будет видно – в связи с чем). Вчитайтесь в его дневники:

«Как обычно, на работу и с работы мы с женой ходим вместе. Мне это время очень нравится. Идешь по улице среди знакомых или чужих людей — на душе ощущение радости. Хочется жить, долго жить, видеть ее глаза, слышать голос… Домой возвращались вместе с попутчицей. Молодая женщина. Зашел разговор о покупках, и жена стала вроде бы жаловаться, что никак не может купить ковер на пол. Говорила, мол, ему тысячу раз, и все бесполезно, все у него времени нету. Может, по-своему она и права, но я тоже не виноват. Купить можно этот дефицит, но придется тратить время… А молодушка сказала мне: «Степан Гаврилович, зачем вы расходуете столько сил? За общественную работу все равно вам никто и спасибо не скажет».

Ничего я ей не ответил. Пришел домой… Чувствую, что она не права, хотя высказалась вроде с пониманием дела, как проницательный человек. Наверное, просто она еще молода и многого в жизни не знает. Пока что живет тем, чтобы получить вместо двухкомнатной квартиры трехкомнатную и съездить в Ригу за мебельным гарнитуром. Со временем поймет, что счастье совсем не в этом…

В черновике подготовил лекцию «Народное искусство Алапаевского района», хочу читать её в райкоме КПСС, в исполкоме совета и еще кое-где. Это крайне необходимо. Я физически ощущаю безразличие к народному искусству. В повседневном быту мы не стали петь русские народные песни, в деревнях перестали водить хороводы. А какие это интересные танцы, величавые! Не стало увлекательных игр. Лапта, бабки, городки, качели круглые, качели на козлах, катание на конях, на санках с горы, взятие снежной горы… После Рождества ходили по домам ряженые. А взять русскую борьбу во время праздника, когда съезжались борцы со всей волости, состязались всю ночь у костра. Утром на рассвете прибежишь, а там на развилках все еще борются. Потом объявляют: «Круг унес Иванов из такой-то деревни!». Затем перетягивание на палке, упражнения с гирями. Состязания — у кого резвее лошадь. И что примечательно: во всех этих играх и развлечениях принимали участие все — и молодые, и пожилые.

Верх всего — деревенская свадьба. Это потрясающее, дух захватывающее зрелище, тут открывались все таланты. Сколько песен, интересных изречений… Таких представлений не знала, наверное, ни одна сцена мира… В народе жили легенды, сказания, сказки. И все это передавалось из поколения в поколение».

Степан Гаврилович реставрировал тогда в Раскуихе одиннадцатиглавый Спасо-Преображенский храм (сибирское барокко), чтобы создать там музей уральской народной живописи.

«В церкви совхоз разместил мельницу, в алтаре нижнего этажа — сушилку для зерна, остальное помещение было занято под склад. К 1970 году церковь находилась на грани гибели. Крыша между колокольней и храмом была раскрыта, купол второго этажа намок и позеленел, еще бы год-два, и мог обрушиться. Совхоз неоднократно собирался выломать стену в алтаре нижнего этажа, чтобы можно было заезжать туда на машине. Сильно был разрушен главный вход и выломаны оконные проемы. Штукатурка наполовину отвалилась, а кирпич выкрошился. Очень пострадали главки, местами пришлось заново делать кладку. Штукатурные работы приходилось вести по металлической арматуре. Стенная роспись в нижнем этаже была побита, в алтаре — закопчена парами и сажей от сушилки…»

«30 июля 1974 г. Совсем перестал вести дневник. Нет времени. Ушел в отпуск и неделями живу в Раскуихе. Плохо с финансовыми делами, обещали некоторые предприятия оказать помощь, но пока одни слова. Бригаду штукатуров два месяца не могу полностью рассчитать. В июле снял со своей книжки 800 рублей, еще отдал 200 рублей отпускных. А то бригада уже стала на квартиру приходить в полном составе. Сам нервничаю, и жена тоже.
В конце июля занимался с Анохиным побелкой и покраской фасада. Леса убрали, а 30 июля пошел сильный дождь. Я очень переживал, спешил, чувствовал — погода должна перемениться, и может фасад заплескать грязью.

30 августа. Произошло важное для меня событие: наконец-то Махневский песчаный карьер и поселковый совет выдали мне на реставрацию 1900 рублей, 1300 из них вернул жене. Эти деньги лежали на книжке с тех пор, как продали корову и дом».
«28 марта 1978 г. Почти каждую ночь просыпаюсь в два часа и работаю до 4-5 часов утра. Перед этим часа два сплю. Да, это бывают, пожалуй, самые продуктивные часы моей жизни, самые, может быть, интересные минуты, когда рождаются идеи, решения. Жена каждое утро говорит: «Опять что-то ночью бормотал». Сейчас продумываю план экспозиции музея, делаю чертежи витрин, обмеряю экспонаты, привожу их в порядок и т.д.

Вечером еще раз посмотрел все расписные бураки (туеса), отобрал лучшие. На бураке простой рисунок, а радует глаз. Смотрю на живопись… и думаю: а ведь в этом вот и заключается духовная сила человека. Силен тот, кто видит красоту, она его питает. Еще раз убеждаюсь: сила духовная в народе живет и обогащает его через эти мелочи прекрасного. Умея вникать в них — в солнце, травушку, цветок, листья, — человек испытывает радость от самого процесса постижения жизни. Если удастся организовать музей… Какой это будет фильтр для очистки сердец и душ человеческих!»

Храм как несказанная красота… Архитектура… Трава, цветы, листья.. Туеса-бураки… Соблазнились… поскользнулись, как на банановой кожуре. Когда-то сумасшедший герой Достоевского нам сообщил: «Красота спасет мир». Но кто увидел в романе, к чему привела увлеченность красивой фразой? Погибли Рогожин, князь Мышкин, Настасья Филипповна… А мы всё талдычим про красоту. Однако мир — это и есть красота, внешность, эстетика, лицо Настасьи Филипповны. Неужели это лицо спасется само собою? Космос в переводе на русский — КРАСОТА и порядок. Косметика… Живой труп. Нужен Спаситель, Логос, Христос… Нужна земная Литургия, чтобы воссияло небесное Воскресение. Но сегодня мы порабощены эстетикой, на иконы любуемся в музеях.

В алтаре, конечно, давно уже не сушилка… В храме самовары и колокольчики. Стенды с иконами, старыми книгами. Плащаница в плену… Фильтр для очистки сердец и душ человеческих? Мы тогда ничего не знали про покаяние. Может, еще успеем при жизни… Прости нам, Господи, ту хвалу, которую мы изладили во имя человеческое. Имени человеческому… Культуре… Хоть вроде и написали: «…Уходит смысл из храма, если устроить там сушилку и зерносклад, а если честно — и музей тоже. Но пусть уж лучше будет музей, чем зерносушилка…». Однако… Прости нас, не знали Тебя. Воспели прекрасную культуру, но забыли про душеспасительный Культ. Так?

Не совсем… Были и там намеки, цитаты из Достоевского: «Красота — это страшная и ужасная вещь… Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут… Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». Писали и прямо: «Мир — это и есть красота, внешность, эстетика, лицо Настасьи Филипповны. Неужели это лицо спасется само собою? Нужен сотер, спаситель, Логос». Это сейчас можно писать: нужен нам для спасенья Христос. А тогда имя Его было под запретом.
Мы жили без Церкви. Такие дела…

Красота – это великая и ужасная вещь… вещь… Помоги ему, Господи… пусть найдет силы… Чтобы ежедневно совершались там величайшие в мире Таинства, преображающие человеческие души. Открывающие путь домой. Он ведь потом реставрировал ещё и огромный храм в районном центре… Там теперь совершаются богослужения.

Они были похожи — Степан и моя Мария, они оба умели совершать свое дело несмотря ни на что, со связанными руками. А в остальном… Мария очень чувствовала человеческую падшесть, наше окаянство, пыталась победить в себе дурное. Сокрушалась… Каялась… А Гаврилычу казалось… впрочем…

Уже после ухода Марии в "Православной газете" появилась фотография Преображенской церкви и такая вот реплика с заглавием "Оживёт ли древний храм?": "Теплеет на душе, когда видишь, как восстанавливаются разрушенные храмы, некоторые будто восстают из пепла, возводятся руками самоотверженных тружеников на средства от пожертвований, собранных по крупицам. Недавно таким способом в Раскуихе был восстановлен Спасо-Преображенский храм, построенный в ХУШ столетии. За дело взялся отнюдь не специалист по реконструкции памятников старины, а простой землеустроитель, известный в этих местах как коллекционер предметов крестьянского быта.

На реставрацию этого необычной красоты храма потребовалось десять лет. Девять куполов удалось покрыть сусальным золотом, фрески восстанавливали не только местные художники, но и помощники из Петербурга… Восстановить храм удалось, а вернуть его церкви пока невозможно: здесь был открыт музей произведений уральской домовой живописи, выставлены коллекции старинной одежды, вышивок, кружев, холстов, посуды… Церковные книги, колокола.

А ведь храм Божий – жизненный центр православного человека, место совместной молитвы, в нём совершаются таинства, и в первую очередь – величайшее из всех Таинств – Таинство Причастия, чрез которое весь мир во Христе.
Оттого и грустно, что прекрасный храм превращён в музей, а книги Священного писания и св. Отцов Церкви выставляют в нём как музейные экспонаты" (1996. №15).

К тому времени храм уже 18 лет был музеем. А мы ж тогда не знали: "Похвалы надобно считать бесовским искушением и, слыша их, творить внутреннюю молитву" (св. Иоанн Златоуст). "Часто враг внушает людям придти и хвалить другого в лицо, чтобы тем надмить сердце его. Если же кто скажет тебе: "Блаженна ты", скажи ему: "Когда изыду из тела своего, тогда буду ублажена, тогда буду успокоена, если хорошо проведу жизнь свою. А теперь не верю, чтобы я была блаженна, ибо мы, люди, изменчивы, подобно ветру" (старец Макарий Оптинский).

Мы же хвалили Гаврилыча в лицо… и все прочие этим заняты… Всё время какие-то шапки и почётные ленты на него возлагают. Тут легко возомнить себя блаженным. Прости всех нас, Господи. Писал я, конечно, Гаврилычу письма: верните, мол, Церкви хотя бы первый этаж, где у вас колокольчики да самовары… Нет, не услышал. А потом помер.

…Мы когда-то вместе с Гаврилычем рассердились на москвича Барадулина, который написал диссертацию "Возникновение и сложение стиля уральских народных росписей, ХУ11-Х1Х вв." Потом, в 1982 году появилась в продаже его книжка "Уральская народная живопись по дереву, бересте и металлу". Там он пишет:

"Уральский расписной дом – самобытное художественное явление. Открытие и изучение уральской домовой росписи относится к началу 60-х годов ХХ века. В Верхотурском районе краевед Е.А.Постников показал нам старинный заброшенный дом, который, по словам жителей, был когда-то расписан. Действительно, в полумраке угадывались какие-то изображения. В тёмной после июньского солнца комнате пахло затхлостью нежилого помещения, под ногами хрустел кирпич разобранной печи. Но стоило раскрыть ставни, смахнуть со стен пыль, как на них, будто на медленно проявляющейся фотографии, возникло необычайное зрелище. Брёвна, сплошь окрашенные приятным красно-оранжевым цветом, расписаны цветущими кустами, на которых сидят птицы. Крупные цветочные розетки с округлыми лепестками смотрели будто подсолнечники, в жаркий полдень раскрывшиеся навстречу солнцу…"

Здесь же я узнал кое-что про тот самый рабочий посёлок, в котором прошли целых четыре года моего отрочества: "В русском народном искусстве Прикамья издавна существовали своеобразные варианты композиций древа жизни. Взять хотя бы раскрашенную глухую резьбу "расписных веселок" из села Орёл. Это село, бывший Орёл-городок, одно из старых русских поселений, расположено на Каме. Жизнь его всегда была связана с рекой. Из Орла выходили знаменитые лоцманы. Здесь сохранилось древнее отношение человека к реке как единственному пути сообщения; отношение, характерное для многих современных северных селений. В начале ХУ111 века, когда село Орёл было перенесено на другой берег, а пастбища остались на прежнем месте, женщины были вынуждены ежедневно ездить за реку доить коров. Поэтому весло стало здесь предметом первой необходимости. Одновременно оно приобретало ритуальные функции: так же как и прялку, его дарили невестам. В связи с этим вёсла старательно украшали резьбой и росписью.

У орловских вёсел (тут я должен чуть-чуть поправить В.А.Барадулина: здесь говорили по-другому – орлинская школа, орлинские вёсла…) необычная форма. Они более похожи на прялку, нежели на весло, – квадратная, иногда чуть вытянутая, с закруглёнными краями лопатка, вырезанная с длинной ручкой из одного куска дерева. На обеих сторонах лопасти выступает резной орнамент – три лучеобразные розетки и розообразные мотивы, как прожилки листа, пронизывающие лопасть и зрительно связывающие её с рукоятью. Замыкает композицию облегающая края полоска трёхгранно-выемчатого орнамента. Окраска подчёркивает выступающие резные формы, плоскости разных уровней окрашены своим цветом. Ощущение движения, создаваемое прорастающими из рукояти мотивами, сближает эту композицию с композициями расписных цветочных прялок. Значит, сходство не только в близости форм. В них, возможно, отражено отношение уральцев к древнему мотиву "древа цветущего", выразившееся в создании особой прикамской композиции, для которой характерно сочетание сильного движения прорастающих стеблей, из ствола дерева возносящих тяжёлые розетки цветов и плодов".

В Орле стоит Богородичный храм, воздвигнутый в давнем-предавнем 1735 году. Его не сумели разорить богоборцы, закрыт был только два военных лета (1941 – 1943), самые ценные иконы увезли в пермский музей. Мы там в детстве лазали на колокольню и на крышу, было страшновато. Храм стоял в ограде, где росли широкошумные кедры, вдоль стен – разрушенные мраморные надгробья. Почему-то у атеистов принято осквернять могилы. Всё позволено? А после их потомки страдают до четвертого колена, где род пресекается.

Что же касается книги В.А.Барадулина… Помню нашу обиду: как же так, на музей ссылка есть, а про Коробова – ни слова. Про создателя музея. Вот мы и решили восстановить "справедливость", решили сделать книгу про человека и его Дело. И про Смысл, нашедший внешнее выражение в несказанной красоте.

Мария посадила меня за книжку в августе 82-го. Все чада и домочадцы уехали в город, а я засел в нашем любимом селе – в нашем Кашине под Сухим Логом. У речки Кунары. Разбирал Гаврилычевы записи, компоновал, отделял приемлемое от того, что никогда не пропустит цензура. Хотя она и так никогда не пропустит… Вообще-то на приволье мне обычно как-то не очень пишется. Сидел, пялился в окно на кашинские просторы. Таскался по грибы… Гораздо сподручнее создавать всевозможные произведения, когда тебе мешают. Жизненные обстоятельства должны стать невыносимыми, чтобы рука потянулась к перу, перо – к бумаге. Оставался потом в институте после работы…

Писал:
"Главное, чем сегодня славен музей в селе Раскуиха, – это коллекция народной живописи. Герой живописи – цветущее дерево. Зачем нам это сегодня? СтОит ли тратить деньги, чтобы всё это сохранить? Можно ответить: ну как же, стОит – красиво, цветы всё-таки, фольклор. Можно произнести ещё много слов, которые сами по себе мало что говорят. Нам же хотелось показать, что за деревом и цветами стоит способ мышления, который и мы с вами пока не потеряли, даже если сами этого не сознаём. А утрата была бы катастрофической. (Одно утешает: это не рукавицы и не горшок на заборе.) В том образе не только модель мироздания, но и ответ на вопрос – как вести себя в этом мире, чтобы его не сломать, не разрушить…"

А позднее, уже в 1988 году, добавил: "Очень многие позавчерашние и сегодняшние "интеллектуалы" (с Арбата и других престижных улиц) ощущают себя на недосягаемых умственных высотах, так что традиционные крестьянские культурные ценности представляются им предельно убогими. Их духовный собрат "с той стороны" вот что сообщил однажды (это широко известная цитата): "Большую часть года крестьяне питались черствым, трудноперевариваемым хлебом и горячей водой, чуть подкрашенной чаем. Они не умели ни читать, ни писать, весь их умственный багаж состоял из убогого запаса слов, служивших для обозначения окружающих их предметов, плюс немного сведений из мифологии, которые они получили от попа" (Лион Фейхтвангер, "Москва 1937").

Нам бы хотелось показать, что претензии подобных "европейцев" не совсем основательны. Единственное, чему они успели хорошо обучиться в абстрактно-алфавитных книжных дебрях – это вслед за Ньютоном повторять: "Свет – это корпускула!" или вслед за Гюйгенсом: "Свет – это волна!" По их представлениям, лишь один односторонний принцип имеет право на жизнь, а другой (вместе с его приверженцами) подлежит уничтожению. Всё, что они умеют – это мыслить односторонними суждениями. Соединить их в антиномию или перейти к умозаключению для них невозможный умственный скачок, так же как совместить, скажем, централизацию с демократией. Такие вот "интеллектуалы" довели трёхсотлетний немецко-императорский централизм в России до таких чудовищных размеров, что государство превратилось при недавних наших вождях, мягко говоря, в казарму. Ненависть ко всему живому, полнокровному, целостному, древесно-цветущему была настолько велика, что они возмечтали раз и навсегда уничтожить крестьянскую культуру вместе с её носителями. Дело дошло до многомиллионных закланий, до геноцида.

И вот теперь мы пытаемся показать, что именно хотели уничтожить абстрактно-арбатные мудрецы. Правда, постижение сути – процесс трудный и долгий, даже мучительный. Сейчас мы просто намекнём, что всё не так просто, как можно сгоряча подумать…

Конечно, наши предки имели дело не с понятиями, а с "мыслеобразами", "мифологемами", то есть ещё не знали всех этих слов: антиномия, умозаключение и т.д. (впрочем, как и большая часть современного человечества). Но суть от этого не меняется: с помощью мифологем они умели выражать нечто такое, чего мы покамест не научились изображать посредством научной символики. Так что мы с Фейхтвангером в 1937 году вовсе не перещеголяли крестьянина по части целостности мышления. Скорее, наоборот".
Впрочем, основной мотив нашей книги был выражен цитатой из Достоевского (издатели вынесли её прямо на обложку):

"Кто хочет приносить пользу, тот и с буквально связанными руками может сделать бездну добра. Истинный делатель, вступив на путь, сразу увидит перед собою столько дела, что не станет жаловаться, что ему не дают делать, а непременно отыщет и успеет хоть что-нибудь сделать.

Все настоящие деятели это знают. У нас одно изучение России сколько времени возьмёт, потому что ведь у нас лишь редчайший человек знает нашу Россию".

Эти слова – прямо и про Марию, и про Гаврилыча. Мария прямо-таки со связанными руками умудрялась делать своё дело. Я вот недавно нашел у Сергея Николаевича Булгакова почти то же самое (он пишет про Чехова, а я бы отнёс и к моей Кирилловне… а потому меняю личное местоимение): "Она умела любить жизнь, считать её делом серьёзным и важным, требующим подвига и неусыпного труда. Нужно работать, только нужно работать… "Не успокаивайтесь, не давайте усыпить себя! Пока молоды, сильны, добры, не уставайте делать добро! Счастья нет и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чём-то более разумном и великом. Делайте добро!"

Она была постоянно в работе. И меня всё время толкала… толкала… без неё я уснул бы.

"Здравствуй, дорогой мой Боречка!!!!!!! "Обрядовый фольклор – явление очень сложное и разнородное, и исследовать его необходимо в разных аспектах и на разных уровнях". Вот так вот! Понял? Да, целых четыре книжки в Академкниге, на 9 рублей! А в подписных Лейбница не дали, им, видишь ли, открытка не указ, подавай им абонемент, а открытку-то сами же присылали, я что ли её присылала? Сказали, что дадут в сентябре, что этого Лейбница у них куры не клюют. Или напиши мне, где взять абонемент и как он выглядит, потому что обрядовый фольклор – явление очень сложное и разнородное.

В общем, какие новости? Во-первых, у Мамзели оказался ингалипт (аэрозоль для фарингитиков), и я прямо с порога оросилась. Затем на ночь налила в нос этой вонючей масляной жижи, которую мне прописывали. Утром – лучше. Я целый день орошалась и капала, и в данную минуту ваще ничего не болит (10.00 вечера).
Юля целый день шлялась с Катями и Светами, пришла рано, часов в семь, и ещё на велике час каталась. Сейчас читает твою какую-то мифологию.

Боря, пиши скорее книжку и приезжай, потому что третьего сентября мы должны быть в Алапаевске, Гаврилыч не переживёт, если мы не приедем. Посылаю тебе его приглашение. И мамзель говорит, что он звонил 2 раза. Но это всё мы обсудим устно. Ты, главное, пиши книгу! Лену Сапогову он приглашает тем же манером.

Ты там скучаешь или не скучаешь? Скучай, скучай, очень полезно. А может быть не так уж полезно? А, может, ты и не скучаешь, вернее не так уж скучаешь? Здесь, конечно, утомительнее, чем в деревне. Всё время что-то происходит, какие-то новости беспрерывно сообщаются мне кем-то. Нижних соседей должны посадить, обоих: они торгуют прямо на дому водкой после семи часов в заговоре с продавщицами гастронома. Десять рэ бутылка, деньги делят. Что будет с детьми? Зоя не просыхает – ещё почище мужа, дерутся ножами. Бедные Диля, Зиля и Лиля… Вот тебе и 60-летие образования СССР! Я сегодня к ним заходила, у них в комнате одни стены и на полу куча каких-то тряпок, на которых спят вповалку. Полная жуть…

Боречка, я письмо своё заканчиваю, потому что пошла в ванную комнату. День прошёл очень бестолково, м.б. завтра начну отрабатывать какой-то ритм. Сейчас мимо меня проплывает Юля (проплывает ко сну) и велит передать тебе привет. Обвиваю твою голову сразу двумя руками и целую тебя – твоя Маша. Жду, как соловей".

В ответ пошла моя реляция: "23 авг. 82 г., понедельник, 21.45. Родные мои! Будучи педантичным и пунктуальным, пишу, как и обещал, в понедельник. Тем более что получил сегодня днём от Машеньки письмо – Сина передала. Так что теперь в курсе вашей протекающей жизни. Юлька, книжки в библиотеку сдай! Это между прочим. А жизнеописание моё следующее. В среду вы уехали (мой автобус опоздал, я проводил вас и около шести часов оказался в нём у переезда, а невдалеке, по-моему, стоял ваш опаздывающий поезд). В четверг я ощущал сентиментальную тоску по уехавшим, смог только немножко почитать свои конспекты (из Гаврилыча). Сходил по красноголовики по всем знакомым Юльке болотцам.

Первый нашёл там, где и положено, - в начале маршрута. И потом – везде помаленьку, особенно много в одном моховом местечке на Лукоморье. Всего 25 штук! Посуху они ещё не пошли, а вылезают из мха. Такие грибки! Брильянты! Без червоточинки, свеженькие! Я их на нитках развесил. На всё ушло полтора часа.

Покончив в четверг с эмоциональным надрывом, в пятницу я законспектировал свой конспект (свёл его к пяти страничкам), поразмышлял. В субботу написал несколько страничек, но унистожил; продолжил размышления. В воскресенье решил: надо составить план, что и выполнил. Сделал кое-какие наброски. Даст Бог, основную работу сделаю здесь. Впрочем, главное – погрузиться в работу, чтобы все мысли ушли именно в Гаврилыча, настроиться на Гаврилыча. Для меня настройка – это главный момент. Настроившись, могу десять лет размышлять в одном направлении. Правда, это не тот случай, ибо надо нам закончить в сентябре. Но настраиваюсь трудно – как наше фортепьяно.

Вообще, этот год у меня не творческий – то ли естественный, спонтанный перерыв в умств. деятельности, то ли неблагоприятное расположение звёзд, то ли парализует снижение солнечной активности… Стёпа сейчас, после продолжительного и раздражённого мявканья, чрезвычайно неохотно протащил своё жирное пузо в подполье. Я ему объяснил недавно, что там есть дыра (кинул его туда и закрыл выход сапогом). Но, Машулька, не подумай, будто я хочу уйти от ответственности. Покойный всегда остро переживал чувство долга, а потому работал, несмо… – вот видишь, паста кончилась, а все длинные ручки вы уволокли. Ну, ничего – взял ножницы и обрезал стержень. А если паста будет вытекать? Итак… работал, несмотря ни на что. Не знаю, получится ли сразу нужное качество, но остов сделаю, который можно будет править и улучшать. Да, ведь куда-то ещё надо будет поставить расшифровки твоих бесед с Гаврилычем и Христиной. Найди их.
В магазине ещё ни разу не был – нет нужды. Завтра схожу за хлебом. Хлеб (в основном) съедают Чап и Стёпа. У меня тут с молоком всё время ощущение сытости. Вчера из литра простокваши на костре сделал творог и тут же съел. Тёплую сыворотку с наслаждением слопали животные. И молоко пьют.

В Алапаевск к Гаврилычу тебе, наверное, нужно выехать днём второго сентября, чтобы ночь поспать в гостинице (закажи обязательно гостиницу, чтобы не обременять С.Г.). Утром и днём где-нибудь проболтаешься, а вечером – на юбилей. А я приеду утром третьего. Но лучше бы мне, конечно, до шестого прожить в деревне Кашино. Ты бы одна представительствовала (только не налегай в ресторации, и вообще после шести часов не ешь! Ты не ешь? Обещала! Урежь до предела потребление соли и сахара – и будешь счастлива. По крайней мере твои урологические дела наладятся). Гаврилыч, я думаю, в душе даже одобрит, что я работаю над произведением. Это лучше, чем моё присутствие на предприятии общественного питания. Если же я поеду, то будет выброшена почти целая неделя. Народ нам этого не простит. Только настроюсь – и на тебе… А избу ты и сама можешь описать – даже гораздо лучше меня, я это не умею.

Не смей брать соседского щенка (ихая бабка как-то насчёт него ко мне подкатывала). Я буду в бешенстве и предприму всевозможные репрессии. Хватит нам Стёпы, Симы и Чапа. А стол у меня стоит сейчас вот так (нарисовал нашу избушку: два окна, выходящие на плоскогорье за оврагом, стол, скамейки, слева кровать, справа бачок и кухонный стол; сам сижу на лавке за столом – спиной к зрителю, слева обозначено сердце, за окном вдали – пасущаяся корова).

Вырезал веник, уже два раза подметал. Ходил в баню. Погоды сейчас у нас хорошие, сегодня было безоблачно, а до этого кажный день к вечеру подкатывал дождь и даже гроза.
Такова моя жизнь. Да, КАК, интересно, называются книжки, которые ты выкупила? Лейбница получу сам. Я не люблю выкупать "чистыми" деньгами – у меня там есть кое-что на сдачу в букмагазин, так что по приезде сдам рублей на десять, а то и больше. Как Юля обмундирована к школе? Учебники? Была у Катьки на дне рождения? Привет Антону и Лене. Целую свою Машеньку, ваш…

P.S. Поощряю Машульку за длинное и приветливое (И ОЧЕНЬ ВЕСЁЛОЕ) письмо… Завтра пойду в магазин и на почту – и может быть даже позвоню вам".

Книжку мы дописали на исходе зимы (или весной?) 83-го. Через год помер, постояв у руля государства (полежав, потому что маялся почками) чуть больше года, генсек Юрий Андропов. Ничего не успел завинтить в государстве, только сбил провокационный "Боинг" с корейскими пассажирами. Наверное, он просто не успел понять, что надобно не завинчивать (резьба давно сорвана), а потихоньку, осторожно отвинчивать. Как в Китае… Впрочем, в Китае отвинчивали сами китайцы.

Горизонты были неопределенные. Его место занял ещё один больной старик. Уже забыл его фамилию. Какое тогда было настроение? Мария-то вся была в работе, перемежаемой болезнями. А я иногда предавался унынию, хотя тоже всё время работал свою логику. С утра до вечера проборматывал умозаключения, комбинировал так и этак понятия… И в очереди за картошкой, и на улице…

Сумерки социализма казались нескончаемыми (правда, я тогда уже понимал, что ночь грядущего капитализма будет ещё невыносимей; мне не верили, ожидали какую-то зарю свободы; впрочем, тяжела сама по себе "нощь земного сего жития"). В конце или середине 70-х сочинил такие стишки, которые тогда назывались "Предустановленная гармония (диалог Лейбниц – Достоевский)". А сегодня можно назвать короче – например, вместо предустановленной гармонии написать просто "диктатура" (или: "мондиализм"):

Молчали равнодушные сердито,
Шли в петлю недовольно экстремисты,
Кастраты развлекались птичьим свистом,
Эстеты распинали Афродиту…

(Эстеты развлекались птичьим свистом,
Кастраты распинали Афродиту.)

Повсюду фатума свирепые следы,
Незрячий хаос уличён и арестован,
Свободы бред давно опротестован,
Ход зла изучен, как состав воды.

(ВАРИАНТ: Повсюду хаоса свирепые следы,
Свободный выбор уличён и арестован,
Свободы дар давно опротестован,
Наш путь исчислен, как состав воды.)

Истина здесь выражена антиномически, в двух противоположных высказываниях, как и положено, когда изъясняешься посредством алфавитного письма... Фатум и хаос… Эллины понимали гармонию как соединение противоположностей. Совпадение? Если не возникает третье понятие – после соотнесения двух терминов, а происходит лишь отождествление терминов, то речь идёт просто о логическом сатанизме. Но: "…гераклитовская предустановленная гармония, в которой рок и человеческая самодеятельность совпадают в одном и нераздельном тождестве" (Лосев). Да-да… Рок и самодеятельность соотносятся, чтобы произвести новое понятие – гармонию. Можно соотнести пространство и время, чтобы получить скорость. А можно просто отождествить пространство и время, попытаться выдать время за четвёртую пространственную координату. Это и будет логический сатанизм.

В гармонии нет ни фатума, ни хаоса? Фаталист не свободен? Конечно, и в хаосе не может быть свободы, даже свободы выбора. Там нечего выбирать. Хаос (в переводе) – это оскаленная пасть… Дьявольская усмешка. Однако нам сказано: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными…" В неё, в Истину, кнутом не загоняют. Там же любовь… Только иногда прописывают горькие лекарства... Исцели нас, Господи, хоть бы и железным кнутом.
А стихи кончаются вот как:

Везде Пародии свирепые следы,
Повсюду Логос уличён и арестован,
Свободы дар давно опротестован,
Наш путь исчислен, как состав воды.

Вселенная в барьерах и заглушках,
Где атом в атом чередой marschiert,
Где Лейбниц гладок, скуп, спокоен, сыт,
Где Достоевскому, как на распятье, душно…

Но, к счастью, идеал недостижим,
Неясен путь к помпезному пределу,
И дураки чернят пустое дело,
И страшен чёрных дел кровавый грим.

Где-то прочёл: "Лейбниц (подобно карамазовскому чёрту) считает зло необходимым элементом совершенного порядка вещей, оттеняющим, по Божьему попущению, добро". Такие дела… Давно было понятно, что "коммунизм" – это сказочка, специально придуманная для дураков. Утопия абстрактного (одностороннего) "общевизма"… В нашей жизни всегда воплощена триада: всеобщее-особенное-единичное, В – О – Е. Даже когда речь идёт о собственности, то и здесь не оторвать нашу общую собственность от частной и личной-единичной. Надо лишь всех этих собственников держать в крепкой узде государства.

Что же касается плана и рынка… То у нас план без рынка, то рынок без плана (то орёл без решки, то решка без орла). Когда государство пытается планировать всё, оно в конце концов не планирует ничего, страна погружается в социалистический хаос – экономический, политический, всякий другой. Тоталитаризм чреват (обременен, беременен) хаосом… К восьмидесятым годам государство стало неуправляемым – Андропов с тоски стал ловить прогульщиков в кинотеатрах… Так вот и будущая тотальная глобализация… мондиализм… Железная пята. Победа мондиализма и рыночной глобализации означает достижение обратного тому, чего хотели, – обретение неслыханного и невиданного ХАОСА (как утверждали римляне, "высшее право есть высшее бесправие" – попробуйте жить точно по инструкции, и только по инструкции).

В конце концов Госплан не смог планировать даже выпуск и распределение мыла и зубных щёток (в 1980 году мы купили то и другое … в Казахстане). А без мыла, согласитесь, жить невыносимо. Впрочем, как выяснилось, запрет частной собственности и торговли средствами производства был придуман лишь для того, чтобы затем стремительной отменой запрета бросить страну в хаос дикого капитализма. А там уж хватай, набивай карманы… В соответствии с диалектикой Гегеля, который утверждал, что категория, взятая сама по себе, изолированно от других, есть не что иное, как переход в противоположную категорию. Маркс-Энгельс ему поверил (у Юльки в классе учительница так и говорила: "Маркс-Энгельс сказал…"), а потому пролетарии всех стран (скорее так: революционная беспочвенная интеллигенция всех стран) под руководством своего экзотического авангарда стали создавать эту самую изолированную категорию (плановую экономику без оптовой купли-продажи), чтобы она тут же начала свой переход в собственную противоположность. Но… "беспочвенное сознание подвержено психическим эпидемиям". Они сегодня свирепствуют на земле.

В середине 80-х информаторы КГБ стали проводить осторожные опросы общественности: а как, мол, насчет частной собственности на землю? Как насчёт свободных потоков информации? Как насчёт привилегий номенклатурных работников? Этих информаторов было видно невооружённым глазом, и я ответил одному из них: частную собственность вводить рановато, нужна аренда земли… А свободные потоки информации и наш казарменный социализм несовместимы… Было, конечно, предчувствие, что свобода информации (как раньше – несвобода) выйдет нам боком.

Что же касается логики… Уже африканские племена во времена Гегеля и Маркса обладали культурой, позволяющей понимать, что изолированный термин никуда не переходит, но просто становится многозначно-неопределенным. Об этом можно прочесть у серьёзных исследователей мифологической культуры. Вот английский этнограф, социолог и фольклорист Виктор Тэрнер пишет о проблеме "многозначности целого ряда символов, имеющих одновременно различные смыслы. …Если взять каждый из этих символов отдельно, изолируя их друг от друга и от прочих символов символической сферы…, то их многозначность – самая поразительная особенность. …В бинарной оппозиции каждого уровня каждый символ становится однозначным" (Символ и ритуал).

Прямой диаметр, если с него содрать кривую окружность (если разрушить бинарную оппозицию), становится… не поймёшь: то ли это уходящая в дурную бесконечность прямая линия, то ли бесконечная окружность. Такая амбивалентная штучка: прямое, которое кривое. Логический сатанизм.

И про свой антиномический стишок… Недавно у В.И.Белова обнаружил мудрую антиномию: ""Наг поле перейдёт, а голоден ни с места" – говорит пословица. У Владимира Ивановича Даля та же пословица написана наоборот и утверждает, что поле перейти легче голодному, чем неодетому. Два на первый взгляд противоположных варианта пословицы отнюдь друг дружке не мешают, просто они отражают две стороны одной и той же медали". В антиномизме – победа над лукавой амбивалентностью. Русские крестьяне это понимали всегда.

(Продолжение http://www.stihi.ru/2015/11/13/332  )