В провинции Юньнани
на гребне Хэндуани
царит в горах особый, таинственный покой.
Там жил старик-отшельник,
и каждый понедельник
спускался он в деревню за рисом и мукой.
В старинном сельском храме
украшенном цветами,
бывало, вёл он службы когда спускался с гор,
и тёк неторопливый
в тени цветущей сливы
о вечном и о тленном насущный разговор.
А сельские мальчишки
взахлёб читали книжки
о битвах и походах что были в старину.
И, зная, что когда-то
отшельник был солдатом,
пришли к нему послушать рассказы про войну.
И, выйдя им навстречу,
старик с такою речью
к мальчишкам обратился и так он им сказал:
«Все войны и сраженья –
не радость, а лишенья,
не книжкам надо верить, а тем, кто воевал».
И рассказал отшельник:
«Я с детства был бездельник,
и не хотел я строить, копать или пилить,
и приобщаться к знаньям
я не горел желаньем,
хотел я только бегать и из ружья палить.
Мечтал я о наградах,
трофеях и парадах,
и, матери ни слова своей не говоря,
совету вняв дурному,
я убежал из дому,
и записался в войско маньчжурского царя*.
А был я нечестивец,
паршивец, кровопивец,
и на чужое горе мне было наплевать.
И с нечестивым войском,
ни капли не геройским,
пошёл в поход я, чтобы Тибет завоевать**.
Мы шли походным маршем
к великим целям нашим,
и, миновав границу, взошли на перевал,
и наш военачальник,
безбожник и охальник,
увидев вражью силу в атаку нас послал.
Напали мы внезапно,
вопили мы похабно,
палили мы из ружей куда глаза глядят,
и… сразу дёру дали,
как только увидали
что как-то странно метко тибетцы нас гвоздят.
Бежали мы позорно,
ругались мы отборно,
и вдруг я очень близко услышал пули свист.
Удар внезапный в спину
меня на землю скинул,
я завопил истошно и покатился вниз.
А дальше я запомнил,
как кто-то меня поднял,
и как меня обратно в телеге увезли,
отправили в столицу,
положили в больницу,
но вытащить ту пулю мне так и не смогли.
Едва пришёл я в чувство
мне стало как-то грустно,
и сразу перемены я начал замечать –
стрелять мне расхотелось,
и злость куда-то делась,
и совесть не желала, как прежде, замолчать.
И осознал в тот день я
всю глубину паденья,
что жизнь свою я прожил как варвар и бандит.
Безмерно так страдая,
не знал ещё тогда я
что не простая пуля в груди моей сидит.
С раскаяньем и страхом
решил я стать монахом,
и на вопрос о пуле я стал искать ответ.
Ответ пришёл мне свыше,
и вот что я услышал
когда ходил однажды паломником в Тибет.
Жил на равнине Кхама***
высокочтимый лама,
людей не раздел он на «наших» и врагов.
Живя с молитвой в сердце
за каждого тибетца,
не меньше он молился за нас, за дураков.
И вот однажды к ламе
с конями и стволами
пришёл бойцов тибетских сторожевой отряд.
И, их благословляя,
им силы укрепляя,
он совершил над ними тантрический обряд.
И так уж всё совпало
что в ходе ритуала
в солдатской каждой сумке, висевшей на плече,
а так же в каждом дуле
благословились пули,
и зарядились пули молитвой ринпоче.
И вскоре эти пули
всё войско наше сдули
когда мы штурмовали злосчастный перевал.
Вот и меня сразила
магическая сила
когда такую пулю я в том бою поймал.
А после тех событий
пришёл черёд открытий,
и понял я, в какую я мог попасть беду –
поганцам и злодеям –
известно, место где им!
И если бы не лама, то быть бы мне в аду!
Спасённый этим чудом
с тех пор молюсь я буддам
к Тибету обратившись, и хоть я нынче стар,
и спину уж сутулю,
а всё ношу ту пулю
как самый драгоценный мне в этой жизни дар».
2015 г., октябрь.
* То есть китайский император маньчжурской династии Цин (на тот момент – Айсиньгёро Пуи)
** Имеется в виду китайская военная экспедиция в Тибет 1910 года.
*** Кхам – область в Восточном Тибете.