В одной лазоревой стране,
где запах сена и полыни
так незабвенен и поныне,
недолго жить досталось мне.
Блестя на солнце потным телом,
среди лесов, полей и хат
родная Волга как хотела
текла вольготно наугад.
По косогорам ковылиным
гуляли ветры без конца
и в одинокого косца
бросали пухом тополиным.
Полдневный зной стозвонным эхом
взбивал густую тишину
и ребятишкам на потеху
качал упругую волну.
Кузнечики в стерне колючей
чесали лапками бока,
и за покосами над кручей
вверх по теченью шел баркас.
В садах подвластные закону,
извечной тяжести полны
во славу мертвому Ньютону
срывались с дерева плоды.
И там на этом поле брани
сражались мудрость и беспечность
и день мгновению был равен
и заполнял собою вечность.
Когда вечерняя прохлада
манила солнце на покой
и соловьиная тирада
будила звезды над рекой,
тогда, упав за перевал,
чудесней всех земных диковин
латунный диск луны вставал
над зачарованным покоем.
И мир вчерне еще был создан,
без огорчения и бед.
Цвела сирень, ссыпались звезды.
И мне семнадцать было лет.