Здесь, в палате моей, - надоедливый свет синей лампы.
Говорит доктор: "Спи!.. Ото сна станешь вмиг здоровей!.."
... Я брожу по больнице - небритый, уставший и слабый.
Сумасбродные демоны поселились в моей голове.
Слышу шёпот их вкрадчивый... Я ругаю их матерно-грубо!
Они шепчут: "Беги!" / Каменеет от слов их душа./
... А в приёмном покое - картины художника Врубеля,
/Он ведь тоже, когда-то, здесь, бедовый, лечился... лежал.../
А в палате живёт, домовым ночным, странное эхо.
Я со спиртом - покончил... Вот уж месяц - ни стопки, ни грамм!..
... Телеграмму отправил поэту знакомому, Эрлиху,
Пусть найдёт пару комнат... Уезжаю я жить в Ленинград.
А в больнице - донельзя всё пропахло хлоркой и ладаном.
От уколов попрятались вены... не осталось их, вен...
Не дают запереть санитары дверь нашей палаты, -
Опасаются демонов, постояльцев в моей голове.
Медсестра, что приходит, - молчунья, такая гордячка!..
/Навевает мне сон за окошком промёрзшим пурга./
- Доктор!.. Ну, какая ещё там, - "бела горячка",
Когда холоден лоб, лёд на сердце и зябко рукам?..
Да!.. Меня здесь проведывал Толик*... Какой же чужой он!..
Нет былой больше дружбы, - только бред сивых, глупых кобыл.
Как он был - так остался! - кривлякой бездарно-дешёвым!
И стишки его глупые укрывает забвения пыль.
... А зловещая вьюга - бьёт в окно своей белою лапой.
/Эх!..Уехать бы к Чагину!..Где же лампа твоя, Аладдин?../
Я брожу по больнице - бессонный, и хмурый, и слабый.
... Тут опять кто-то в чёрном, намедни ко мне заходил...
* Поэт Анатолий Мариенгоф.