Она стояла в прихожей в своём неизменном сером пальто и теребила в руках серые перчатки. Её глаза светились в неровном свете жёлтой лампы и казались глазами хищника, выискивающего добычу. Её рот приоткрылся, и вдруг напряжённую тишину прорезал её голос.
- Ты любил меня когда-нибудь?
Этот вопрос, сорвавшийся с её алых губ, заставил меня замереть. Сердце сбилось со своего счёта. Секунда, может быть две, или целая вечность. Я лихорадочно прокручивал в голове её вопрос. «Ответ? Он не даётся мне, ускользает снова и снова». Мои мысли сбились в одну кучу и испарились. И я поднял на неё свой взгляд, чтобы встретиться с её яркими и выразительными зелёными глазами, прожигающими меня. Мои губы медленно разлепились.
- Любил ли я? Я боготворил тебя, возносил в ранг божеств и преклонялся перед тобой, моя богиня, но- и именно здесь я запнулся, а она замерла, боясь даже вздохнуть - я никого не любил…
И она ушла, хлопнула дверью, на прощание подарив мне взгляд, полный боли и ненависти, так и не услышав, что же я хотел сказать. Тишину пустой прихожей разрезали слова, так и не догнавшие её.
- …сильнее, чем тебя, моя богиня.
Именно этот момент и стал последней точкой в нашей бешеной драме. Нашей бесконечной ссоре с битьём посуды и громкими криками. Иногда, долгими ночами, мне не хватает этой напряжённости, вечно звенящего воздуха в нашей квартире. Иногда, возвращаясь в пустую и пропахшую табаком квартиру, я по привычке произношу твоё имя. Оно, словно тяжёлые оковы, падает в эту тишину, звеня цепями. Иногда, за чашкой утреннего чая, я по привычке прислушиваюсь к твоим шагам, но слышу лишь биение своего усталого сердца. Иногда я разряжаю эту ненавистную тишину диким воем оставленного умирать пса. Иногда…
Я бы мог долго рассказывать о тебе своим друзьям и «родным», если бы однажды все слова не застряли в горле. Я научился жить один, я научился душить тишину громкой музыкой, так любимой тобой. Я научился просыпаться в тишине под звук будильника. Я научился быть без тебя, но…
Однажды ты снова вернулась и принесла в эту пустую квартиру свежий запах наступающей зимы. Прохладный воздух ворвался за тобой, взъерошив мои волосы.
- Я дома.
Эти два слова, произнесённые твоим голосом, сорвали все цепи на дверях. Твой голос взлетел вверх, воспарил и унёс с собой мою боль.
Твоё неизменное серое пальто и перчатки. Твои глаза хищника, блестящие в неярком свете лампы, и твоя улыбка, украдкой забравшаяся на лицо. Я бы отдал за всё это свою жизнь, но…
Я научился ценить её, эту никчёмную безделицу, не нужную никому. И вместо тепла и радостного блеска в глазах тебя встретил усталый, седой старик. Цепкий взгляд его глаз медленно обежал тебя взглядом и тут же исчез, как мираж.
- Он умер…
Всё, что сказал старик, прежде, чем выставить тебя за дверь. «Он и правда умер, моя богиня. Он не пережил это жаркое лето, он не удержал тепла этой холодной осенью и умер, исчез и растворился в толпе, как последний лучик».
«Он умер». Эти слова были последними в нашей драме…