Эдельвейсы ко дню рождения

Леонид Васюкович
         Первые лучи солнца осветили гребень Уллутау, когда Николай вышел на ледник с Чегетских ночевок, довольный тем, что , во-первых, вышел из лагеря незаметно, во-вторых, прошел так же незаметно мимо пограничного пост. А это значит, что его не бросятся искать, не побегут по его следам, и он сможет спокойно подняться на перевал Гарваш, чтобы принести ко дню рождения Оксаны эдельвейс с вершины Лацга.. Вот это будет сюрприз!
           Нижняя часть ледника все еще находилась в тени, подмерзший за ночь снег не проваливался, и Николай старался максимально использовать это, чтобы как можно скорее подойти к подъему на перевал. На леднике, сползающем с южного гребня вершины Чегет-Тау – Чана, обрушилось несколько сераков со звуком пушечного выстрела. Николай замер, поднял голову, готовясь к «встрече» с осколками льда, но разбитые в мелкий льдистый порошок они сползли по склону и остановились в десяти метрах от тропы.
           «Горы просыпаются, - подумал Николай. – Надо торопиться». Он обошел несколько трещин, периодически зондируя снег ледорубом: осторожность - прежде всего, ведь он один. Солнце, тем временем, поднимается выше и выше. И вместе с ним начинают оживать горы после ночного оцепенения, с радостью отбрасывая его, погружаясь в потоки животворного солнечного света. Вытаивают камни и начинают со стуком скатываться по склону, оживают на скалах замерзшие ночью ручьи, с шелестом срываются пока что небольшие снежные лавины, где-то на оставшихся внизу моренах проснулись улары, наполняя воздух своим кудахтаньем, как на птицеферме.
     На перевал Николай поднялся довольно уверенно, мосты над трещинами были еще схвачены ночным морозом, да и натоптанная тропа вела уверенно к цели.               
      Отдохнув у озера, перекусив, Николай наметил подъем по южному гребню Лацги в направлении Жандарма, у которого сложен первый контрольный тур. От него, он вспомнил, надо уйти траверсом влево к широкой полке. Именно там он видел, правда, на некотором расстоянии от пути спуска с вершины небольшую «клумбу» с цветами, похожими на эдельвейсы. Подойти же ближе инструктор не разрешил:
    - Вниз, вниз! Никаких остановок, иначе придется схватить холодную ночевку на перевале.
    Преодолев осыпной склон, сложенный из крупных скальных красного цвета блоков, он с облегчением подошел крутым, но ступенчатым скалам с большим количеством полочек, уступов. Поднимался предельно осторожно, боясь одного: как бы не пройти мимо жандарма, основного ориентира, ведущего к цели. Но натоптанные скалы предыдущими восходителями за десятки лет, фантики от конфет, обрывки шнурков и прочие свидетельства не вызывали сомнения в правильности подъема.
      Николай радовался погоде: даже над Сванетией безоблачное небо, и только далеко-далеко на юге над Черным морем застыла неподвижная гряда кучевых облаков. В его планы не входила ночевка, да и ход времени не беспокоил особенно: ведь впереди целый день. Конечно же, приходилось подавлять состояние эйфории, охватывавшей спонтанного любого восходителя в минуты особого необъяснимого до конца настроения власти над Горой, в минуты ощущения полной свободы в выборе правила поведения, тактики. Этого состояния не избежал и Николай.
     Стоп! Путь преградила нависающая плита. Где-то он все-таки сошел с «тропы», попав в плен ощущения легкости и доступности маршрута. Спуск назад тоже проблематичен. Осмотрев внимательно скалу, увидел под нависающей плитой забитый крюк. И от этого открытия стало легче: значит, не он один поплатился за беспечность и самоуверенность. К счастью, он захватил с собой веревку, поэтому решил не спускаться вниз, а, закрепив веревку и сложив ее вдвое, маятником уйти влево в кулуар.
      Повесив на крюк петлю, продел в неё веревку, сложенную вдвое, натяжением веревки проверил надежность забитого крюка и только после этого оттолкнулся от скалы ногами и, пролетев метров пять, приземлился в кулуаре. Правда, не очень удачно: острая боль пронзила лодыжку левой ноги.
      - Да, ситуация! Не позавидуешь, - вслух произнес Николай, но тут же добавил: - Но безвыходных ситуаций не бывает. Надо, прежде всего, продернуть веревку, так как сидеть в кулуаре нельзя. В любой момент может сорваться камнепад.
     Вспомнил слова инструктора :
     - Кулуар - это канализационная труба горы.
     Продернув веревку и смотав ее, положил в рюкзак. Осторожно, чтобы не нагружать ногу, добрался к правому борту кулуара, выбрался на удобную площадку, откуда увидел жандарм «Палец». Снизу с долины жандарм, скальный взлет, действительно похож на перст Вершины, устремленный в небо.
     Лодыжка распухла, резкая боль постепенно стихала, но каждое неосторожное движение пробуждало боль.
Николай не заметил, как начал говорить вслух, словно соглашаясь с кем-то невидимым, находящимся рядом с ним.
     - Раздвоение личности, что ли? Так может и крыша поехать. Нет, нет, я, конечно же, не собираюсь здесь ночевать, хотя спуск будет проблематичным. Да и подъем к эдельвейсам еще предстоит. Я не могу вернуться с пустыми руками.
     Вынув из рюкзака запасную фланелевую рубашку, Николай разорвал ее и туго обмотал лодыжку, ослабив шнуровку. Снимать же ботинок не решился, понимая, что потом не сможет надеть его.
     Подождав, пока стихнет боль в ноге, он медленно добрался к жандарму, откуда открывался прекрасный вид на долину Адыр-су, на лагерь. Над баней поднимался в небо дым.
     - Хусейн топит баньку! - обрадовался Николай, как если бы собирался посетить ее.
    И только сейчас он подумал о том, что его уход из лагеря не мог остаться незамеченным, ведь уже середина дня.
                ***
    В лагере никто особенно не удивился отсутствию Николая на завтраке в столовой. Кто-то вспомнил, что Николай собирался съездить в выходной день то ли в Терскол, чтобы прозондировать возможности восхождения на Эльбрус да и позвонить домой, то ли в Тырныауз, навестить своих знакомых. Не удивило и то, что он никого не предупредил об этом…
    Так в полном неведении прошел день. Николай не появился и на ужине.
    - Он вот-вот должен появиться, - уговаривали себя друзья, но ничего не сообщая в учебную часть лагеря.
                ***
    - Итак, начинаю борьбу на выживание. Нога перевязана – это уже что-то значит. Теперь надо пересечь как можно скорее кулуар влево к той полке. Там и растут эдельвейсы. О спуске подумаю потом. Опираясь на ледоруб, стараясь не нагружать травмированную ногу, а если нагружать, то только предельно вертикально, Николай добрался до широкой слегка наклонной полки.
               
    - Красота! – выкрикнул он.- Настоящее чудо! Какими же ветрами вас занесло сюда, на эту высоту.
Николай сфотографировал цветы, затем бережно сорвал пять цветков, попросив извинения у Природы, положил их с пластмассовую банку из-под кофе, взятую специально.
     Взглянул на часы:
     - Время побежало. Надо спускаться.
     Оценив свои возможности, решил спускаться по кулуару, несмотря на опасность камнепада.
     - Другого пути спуска нет. Кулуар осыпной. Правда в одном месте есть вертикальный сброс высотой метров пять, но над ним висит спусковая красная петля. Спущусь аккуратно на сдвоенной веревке. А дальше простой спуск на перевал к озеру. Там отдохну.
     Николай спустился к озеру. Но отдохнуть не позволила надвигающаяся с Грузии непогода. Небо заволокли тяжелые, перегруженные дождями, снегом тучи, готовые обрушиться на перевал.               
     - Надо спускаться. Отдохну внизу на Чегетских ночевках. А сейчас: вниз, вниз… Потемнело от мрачных туч, которые начали переваливать через перевал и спускаться в долину.
     «Сейчас в лагере говорят, как обычно: - Сваны варят чачу. Быть непогоде», - подумал Николай, стараясь не свернуть в сторону от тропы.
     Он уже потерял высоту, осталось пройти скальный остров, а за ним, последний крутой склон, перерезанный несколькими трещинами с ненадежными в конце дня снежными мостами: солнце сделало свою     работу.
               
     Все произошло настолько быстро, что Николай не успел даже крикнуть от неожиданности: жесткий удар в живот, а затем свободное падение… Единственное, что он успел сделать в падении, это отвести руку с ледорубом в сторону, чтобы при приземлении не напороться на него. Падение длилось всего несколько секунд, показавшиеся ему целой вечностью из-за одного единственного вопроса: чем это все закончится. И еще острая мысль : неужели конец?
             На поверхности же склона его следы заканчивались отверстием. Шум от падения не вырвался наружу. Горы хранили беспристрастное молчание: они готовились к напору непогоды, которая не заставила себя долго ждать.
                ***
     Наступил второй день отсутствия Николая в лагере. Скрывать от начальника спасательной службы уже нельзя было. Тем более, что отделение сборов должно было выпускаться на новое восхождение.
Версия о спуске Николая в Баксанскую долину не подтвердилась: на пограничном пункте не был зафиксирован участник лагеря при спуске из ущелья. Да и осмотр вещей Николая тоже говорил о том, что он ушел из лагеря не только с рюкзаком . Отсутствовала веревка, кошки, ледоруб и прочее снаряжение, необходимое для восхождения.
     На общем собрании инструкторов, которое было немедленно собрано обговорили самые разные предположения, версии возможного развития события, да и о возможной мотивации поступка, хотя по характеристике и участников и инструктора отделения, пропавший не вызывал никаких подозрений в экспансивности поступков. Но все-таки, он пропал…
    - Он ушел без палатки, значит, намеревался вернуться в лагерь в этот же день.
    - Или же пошел  на Местийскую хижину.
    Радиосвязь с группой, находящейся на хижине, отвергла эту версию: Николай не появлялся.Принято решение: всем группам, выходящим на маршруты, быть предельно внимательными, обращать на все возможные следы, оставленные Николаем. Надо спешить, ведь начался уже третий день отсутствия Николая. Решено родственника пока ничего не сообщать…
                ***
     Придя в себя от холода, Николай поднял голову: над ним круглое отверстие, над которым ползли с редкими просветами то ли обрывки облаков, то ли вечернего тумана. Он лежал на спине, на снежной пробке, совершив свободное падение десять-двенадцать метров. Сначала шоковая потеря сознания. Придя в себя, не сразу понял, где находится и что с ним произошло. Осмотрелся: широкая в верхней части ледяная трещина суживалась к низу. Сквозь круглое отверстие над головой в трещину падал снег: непогода догнала его. Первая мысль: Я живой! сменилась на более мрачную: Надолго ли? Но Николай тут же обругал себя последними словами, из которых, наверное, только слово «Идиот!» возможно было бы произнести в приличном обществе.
      - Нет, нет! Еще не все потеряно!
      Николай медленно пошевелил руками, ногами, лодыжка левой ноги отозвалась болью, но уже не такой острой. Ничего не сломано: значит, приземление было мягким. Оценив свое состояние, подумал: « Я в трещине. Никто не поможет выйти из неё. Нужно полагаться на самого себя».
      И пленник ледяной ловушки осмотрел стены трещины, суживающейся к низу, но не настолько, чтобы подняться из нее в распор, тем более, что он не смог бы в полную силу нагружать травмированную ногу. Значит, придется рубить ступени. К счастью, ледоруб слетел с руки во время падения и лежал недалеко от него. Но это будет завтра. Темнота уходящего дня начала заполнять трещину.
       - Ситуация ясна. Сейчас надо подумать, как провести ночь, не окоченев, - бормотал он, -изучая содержимое рюкзака, - Теплых вещей немного, но несколько кубиков сухого спирта-то со мной, кружка, шоколад, хлеб, кусок колбасы, сухофрукты… Теплой водой я обеспечен хотя бы на первое время, да и еды достаточно. Хватит на два-три дня.
     Перекусив , Николай надел пуховку, теплые вещи, что были в наличии, уселся на клапан рюкзака, а ноги, не снимая ботинки, сунул в рюкзак. Так началась его первая ночь в ледяной тюрьме. Сна не было ни в одном глазу, да если бы и появился, то Николай изо всех сил бы сопротивлялся пасть в объятия Морфея, из которого вряд ли удалось бы вырваться. И единственное спасение: это погрузиться в воспоминания. И конечно же, в первую очередь, вспомнить, с чего же началось его это жуткое приключение.
               
                ***
      После разбора восхождения на Лацгу, инструктор ушел, пожелав хорошего завтрашнего дня отдыха, а участники, занялись классическим чаепитием с песнями, с гитарой. Вспоминали и моменты восхождения на Лацгу, правда, эти воспоминания были более эмоциональными чем в присутствии инструктора. Николаю почему-то вспомнилось, что инструктор не разрешил ему отклониться в сторону всего лишь на несколько метров, чтобы сфотографировать кустик эдельвейсов. Ребята дружно рассмеялись.
      - Каких эдельвейсов, ботаник? На Кавказе эдельвейсы не растут. А если и есть где=то кустик, то придется его искать очень долго. За это время, как говорит альпийская легенда, избранница твоя состарится, и ты откажешься от нее.
      - Смейтесь, смейтесь!.. Я уверен, что видел их. Вот если бы не инструктор…
      - Интересно, а кому ты решил преподнести букетик?
      - Разве трудно догадаться?
      - Мальчики, перестаньте, - вступилась за Николая Оксана.
      - Мужики, действительно, завязывайте. Давайте споём новую песню. Кстати, слова нашего инструктора, - взял в руки гитару Сергей:
                В «Уллу-Тау» опять задождило,
                Затянуло вершины туманом.
                День вчерашний бездумно счастливый
                Нынче кажется только обманом.
               
                В "Уллу-Тау» опять задождило,
                Стынут сосны в холодном ознобе
                И березы дрожат сиротливо
                В такт осенних минорных мелодий…
       Николай незаметно вышел из комнаты. Нет, он не обиделся на ребят и за шутки, и за прозрачные намеки на его особое отношение к Оксане. Он подошел к Адыр-су, неумолчной ни днем, ни ночью. С берега очень хорошо смотрелась вершина Лацга, на которой, он уверен, растут эдельвейсы.
               
      Горная река. Её энергетика совсем иная, чем у моря. Море бывает бурное, бывает спокойное, умиротворённое. А вот горная река находится в вечном движении и даже зимой под толщей льда пробивает себе путь на равнину и только там, совершив бросок, позволяет себе покой. Поэтому и мысли, сидящего на берегу реки Николая, никак не могли успокоиться. Они требовали действия, но не ради удовлетворения собственного Я, не ради того, чтобы доказать свою правоту. Было что-то другое, что возвращало и возвращало его к волшебным цветам. И, наконец, он поймал эту тонкую нить внутреннего состояния души. Да, Оксана ему нравится, как впрочем, и не только ему одному. У нее через три дня день рождения. Возможно, он и хотел на восхождении сфотографировать эдельвейсы и подарить ей на память фотографию. Но это так мало для доказательства своего чувства. Лучше принести ей с вершины несколько веточек эдельвейсов. И он решил, завтра же сделать это.
                ***
     Николай изо всех сил боролся со сном, уговаривая себя, что позволит это сделать самому себе только под утро. А пока постоянно шевелил пальцы ног, растирал щеки, нос, сжимал, разжимал пальцы рук. Сжавшись в комок, словно ёж в момент опасности, он старался сохранить тепло тела. Сосредоточившись на мысли о борьбе с холодом, Николай не чувствовал никакого отчаяния, безнадежности. Вспоминал фильмы о горах, напевал песню:
                В  "Уллу-Тау" опять задождило,
                Но ещё не настал день крушений.
                Значит, ветер наполнит ветрила
                Наших новых надежд и свершений…

      В дремоте, в полузабытьи прошла первая ночь ледового плена. Как только серые сумерки нового дня проникло в глубину трещины, Николай, перекусив и попив теплой талой воды, решил действовать. Он начал ледорубом крошить лед в стене трещины, на которой метрах в пяти угадывалась то ли полка, то ли откол. Добравшись до него, можно будет передохнуть, чтобы продолжить подъем. К тому, эта площадке находится уже на высоте расширения трещины, что затрудняет сохранения равновесия, не обо что опереться. Николай до исступления рубил и рубил плотный зеленый лед, формируя ступеньки для ног и углубления ( карманы) для рук. Незаметно навалилась усталость, руки начала сводить судорога.               
     В какой-то момент мелькнула паническая мысль:
     « Нет, не выбраться мне из этой тюрьмы. Остается ждать только спасотряд? Но кто знает, куда я пошел? И потом, ждать сколько?»
Во второй половине дня до него донеслись голоса, шум шагов, обрывки фраз.
    - На помощь! Я здесь, - попытался он крикнуть, но из горла вырвался хриплый голос.
     А группа, как понял Николай, спускалась с восхождения на Уллу-Тау, поэтому, окрыленная успехом, не обратив внимания на отверстие в снежном мосту трещины, прошла в стороне от его ловушки. « Надо кричать посильнее»,- подумал Николай.
      Успокоившись, он снова принялся рубить лед. Трудно, но если у человека еще не погасло желание жить, то это единственное занятие для преодоления панического настроения и отчаяния. « Я должен сегодня подняться как можно выше. Организм же не железный. Предстоящая холодная ночь ослабит меня окончательно. И тогда…»
      Николай гнал мысль, что будет завтра. Нагрузив травмированную ногу и не выдержав пронзительную острую боль, Николай, потеряв равновесие, сорвался с завоёванной им высоты. Некоторое время он лежал, содрогаясь всем телом в нервном тике. Попытка выбраться из трещины сегодня не увенчалась успехом.
      - Я пропал… Мне конец, - беззвучно шептали его губы.
Хватит ли у него завтра сил подняться на потерянную высоту. Если его зов о помощи оттуда не услышала группа альпинистов, то со дна трещины и подавно не услышит.
      « И все же, рано сдаваться. Надо обязательно продержаться еще одну ночь. Обязательно продержаться! Я ведь должен поздравить Оксану с днем рождения и вручить ей рододендроны».
Николай вынул из внутреннего кармана банку с цветами. Их, казалось, не коснулись пережитые им испытания: живые, как будто только что сорванные.
     - Я должен донести их! – решительно произнес Николай. – Было бы крайне несправедливо, если мне не    удастся это сделать…
     Вторая ночь показалась Николаю еще более длинной, чем предыдущая. Но к утру он перестал ощущать холод, перед глазами плыли голубые, зеленые волны, тело становилось легким, ни о чем не думалось… Он никак не мог заставить себя подняться на ноги, размять тело и начать незаконченную накануне лестницу к жизни: рубить ступени. В течение дня Николай так и не смог себя заставить продолжить борьбу с ледяным пленом. Решил отложить до следующего дня.
     Третья ночь казалось никогда не закончится. Но Николай изо всех сил гнал сон:
     - Только не спать... Не спать... 
    Он не отводил  глаза от отверстия над головой, где, как на экране, сменялись картины звездного неба."Земля вращается, а значит, жизнь продолжается.... Еще немного, и начнет светать... Еще немного..." - уговаривал он себя.
     Николай сомкнул глаза только после того, как посветлело небо, погасли звезды: начинался новый день.
Но поток снежной крупы, посыпавшийся сверху, вырвал его из сна. И еще голос, донесшийся сверху:
     - Мужики! Вижу его. Он в трещине.
     Николай поднял голову и увидел, как к нему медленно спускается красная веревка.
     « Бред… Галлюцинация…» - мелькнула мысль.
     И все же, он закричал изо всех оставшихся сил в его окоченевшем теле:
     - На помощь!
     На грани потери сознания, Николай понял, что его приключению пришёл конец. Все пережитое уходит в прошлое, превращаясь в воспоминания, острые моменты которого постепенно сгладятся.
                ***
    Николай поздравил Оксану с днем рождения и вручил ей букетик цветов, которые, конечно же, не были рододендронами. Но сила воображения влюбленных способна и на большее.
    Впрочем, все, что происходило в лагере потом, да и в его личной жизни – это уже другая история.
    В телефонном разговоре на мой вопрос, что помнит он о пережитом им приключении, Николай сказал:
    - Воспоминания не из веселых. И прежде всего, из-за не покидающего меня чувства вины перед всеми, кто оказался участником моей авантюры. Спасибо всем-всем, кто спас меня, вернув к жизни. Кстати, я все-таки подарил Оксане настоящие эдельвейсы с Памира.