Ломился стол от всякой снеди,
В бутылках водка там и тут,
Ждала, когда ее соседи
Друг другу в рюмки разольют.
Укрыл прованский майонез
Селедку покрывалом грез,
Уснув за жизненным пределом,
Она томилась жирным телом,
Под слоем многих овощей,
Уже разваренных, протертых,
Над нею сладостно простертых,
А сельдь, лишенная костей,
Прекрасна, чуточку влажна,
Была, как женщина нежна.
Морковь и редька, Боже мой!
Слились в оранжевой стихии,
Являя, собственно собой,
Российский вклад в кулинарии,
А подле, взоры все влекла
Чеснок вобравшая свекла,
Среди стола, в широком блюде,
Благоухали плова груды,
Как чрева жадного кумир –
Алтарь языческий желудка,
Ревущего в утробе жутко,
Почуя ароматный жир,
Который тек, играл, сиял,
И рис янтарно наполнял.
Ах, огурцы! Как все же рано,
Таких красивых, молодых,
Вас из родных достали банок,
Для намерений пищевых.
Не спать вам под заветной крышкой,
Красавцы, в крупных пупырышках,
Тарелка вам приют и плаха,
Где вилка со всего размаха
Вонзится с хрустом в спину вам,
Жестоко насквозь протыкая,
И вы, рассолом истекая,
Взлетите к алчущим устам,
Принять мучительный венец
И свой безвременный конец.