здравствуй, друг. теперь ты там бодр и светел.
только я, омрачившись, как-то не так гляжу.
у меня под балконом играют чужие дети -
с умилением в сердце я молча к окошку льну.
здравствуй, друг мой. вчера еще было душно,
и июнь опалял нам плечи, сводил с ума.
а сегодня дожди, и я, дар утратив речи,
все стою, наблюдая, у своего окна.
сколько грации в них, свободы, другой природы -
абсолютно иного характера чистоты
не найти коей даже в высокогорных водах,
как живущих по сердцу средь нас уже не найти.
чтобы салки, салазки, крикет - или же прятки,
чтоб ладошки в малине, и мама зовет домой.
а они отвечают с улыбкой ей: "все в порядке"
в подтверждение лохматой кивая лишь головой
как они идут кушать - голодные, как солдаты,
позабывшие ужасы, распри и долг войны.
с хрустом ломают в руке черенок салата,
и со смехом в него вгрызаясь, кричат: "воды!"
как потом, утеревшись платьем или салфеткой,
с неизменной улыбкой вставая из-за стола,
вдруг внимают внимательно маме: "вы погуляйте,
только чтоб я вас видела - и чтоб не допоздна".
как впервые влюбляются - робко, смущенно, даже
так порою неловко признаться боятся в том.
но сломив свою гордость, дарит роман наташе
розу с клумбы садовой - или сирень, пион.
как наташа, зардевшись, несет эту розу маме,
но сама долго думает: "может, не показать?"
в первый раз чувство скрыв - под мягким навесом тайны
без свидетелей чтобы о роме уже мечтать.
как потом вырастают дети - из салок, книжек
одеваются в форму будничных, серых дней.
закрываясь щетиной, пускают по коже холод
отчуждения наледь: не подходи. не смей.
как потом баррикады рушатся - алкоголем,
терпким красным вином и хересом - ну, привет.
и слова, что когда-то давно мог сказать без боли
вдруг даются с трудом, влеча за собой ответ.
как от первых ранений грубеют сердца, как литий
закрываются души: "господи, никогда
не найти здесь того, кто этих кровопролитий
будет стоить хоть доли... или найдется, а?"
эта вера теплится там, где-то под шарфами,
между твидовых складок серых, тугих пальто
одиночество - мазь, что лечит любые шрамы,
а надежда - нектар, душу питает что.
чтоб в один майский день, когда они вдруг столкнутся,
и сквозь толщу недвижимой тысячу лет тоски,
он в глазах разглядит надежду, что заискрится,
обжигая нутро ему: "это же я, смотри!..."
чтоб он взял ее за руку, эту ладонь ребенка,
и отвел ее в парк, на пруд, или же в кино.
чтобы с ним она знала: больше не будет больно.
чтобы панцирь разбился, слиться им дав в одно.
чтобы в день после этих - скажем, сидя на крыше
он бы нежно обнял и тихо спросил ее:
"если я предложу, скажи, за меня ты выйдешь?.."
и чтоб в этот момент, взглянув на ее лицо,
он бы видел в глазах, в улыбке, парящей с ветром,
этой копне медовых волос бесконечность "да"
и чтоб голос ее, предательски слезно дрогнув,
облачил это "да" секунду спустя - в слова
чтобы после они, в любви окунувшись нишу,
сберегли бы тепло и веру, что все не зря
чтоб дышали друг другом тысячу лет, чтоб выше
облаков даже в будни парили бы их сердца.
чтоб два года спустя, прогорклые, все в работе,
но по-прежнему счастливы вместе, узнали, что
две полоски на тесте - а значит, родятся дети,
и чтоб мысль обожгла их та счастьем, как кипятком
чтоб потом под окном, стирая колени в пыли,
и крича теплым голосом: "мама, уже иду!"
во дворе у меня бы бегали наши дети
-
вот за этим окном, где я сейчас стою.
20 сент 2015