Промозгло. Болезненно. Выпукло смутно.
Октябрь. Холодает. Теплее не станет,
И голос тоски нарастающий трубный,
Что в ветре посеян, насквозь пробирает,
И город в деталях уныл. Здесь «накрылось»
Живое тепло до весны «тазом медным»
И победителю в тему на милость
Рубеж оставляет. Здесь, в куполе бледном, -
То белое – в сером, то серое – в белом,
Тут листья усталые смешаны с грязью,
Забвению предано, что зеленело,
Под вязью дождя, под студеною вязью,
«Скребут на душе» пресловутые «кошки»,
Октябрь…без вины виноват, простёр длани,
Являет в пронзительно яркой обложке
Своё непростое, отнюдь, содержанье,
Играет октябрь-лицедей – на контрасте,
Где в цвете – огонь, в ощущении – холод,
И действо-серьез, не шуточны страсти
Вобрал опрокинутой лужи осколок,
Здесь вогнаны в краску деревья – прелестны,
Да, жар – иллюзорен, и, как-то, - несносен
Момент, - короче все дни повсеместно,
А ночи – протяжны, что ж, - поздняя осень…
Согреться…тепла…, так тактильно остро
Началу телесному, духу и сердцу,
Так внятно до сути, так явственно просто, -
Согреть и согреться, согреть и согреться…
Остынут предместья, промёрзнут дороги,
Суровое знанье в тебе, во мне, всяком, –
На подступе близко уже зимы дроги, -
Проявится знаком, ниспосланным знаком…
От чистого тона глазам будет больно,
Защемит, и, только. Житейское дело,
Но, то, что в душе, - во мне. И, довольно,
Не видно на белом, даже на белом…
Уже почти завтра…, теперь неустанно
Октябрь выводит вдумчиво скерцо,
И слышится мне над пустеющим станом:
«Согреть и согреться, согреть и согреться…»