Достаточно много сказано (и написано!) о влиянии пушкинского творчества на литературу золотого века и, в частности, на поэзию его ближайших друзей. Поэтому писать на эту тему – дело неблагодарное, - вероятность изобретения велосипеда обретается, кажется, где-то в районе единицы. И, тем не менее, рискнем. Будем искать обратное, то есть, – влияние друзей-литераторов на творчество Пушкина. Причем интерес представляет влияние именно на позднего Пушкина, период ученичества которого давно закончился, когда он сам выступает учителем литературной молодежи. Необходимо заранее договориться: слово «влияние» кажется избыточно жестким, здесь мы будем говорить скорее о реминисценциях. Если быть до конца точным и не слишком претендовать на драгоценное время читателя, - мы попытаемся показать связь двух произведений, написание которых разделяет целых восемнадцать лет! Первое – знаменитое пушкинское «Вновь я посетил…», второе – кюхельбекеровское «Царское Село». Хронологический порядок, конечно, обратный, - это 1817 и 1835 годы (вступленье есть!).
«Царское Село» Кюхельбекера – не слишком известное произведение, даже по его, кюхельбекеровским, меркам. Да и самого автора нельзя отнести к числу влиятельных поэтов. Однако лицейская связь с Пушкиным позволяет думать о том, что и тот, и другой были в достаточной мере знакомы с творчеством друг друга. Содержание «Царского Села» раскрывает год его написания – 1817. Это год окончания Царскосельского Лицея, год начала «самостоятельной» жизни первых его воспитанников, год осмысления прожитых в его стенах шести лет. Переживания автора ассоциируются с окружающим пейзажем:
Нагнулись надо мной дерев родимых своды,
Прохлада тихая развесистых берез!
Здесь наш знакомый луг; вот милый нам утес:
На высоту его, сыны младой свободы,
Питомцы, баловни и Феба, и Природы,
Бывало, мы рвались сквозь густоту древес
И слабым гладкий путь с презреньем оставляли!
О время сладкое и чуждое печали!
Схожим образом поступает и Пушкин, вспоминая годы ссылки, проведенные в Михайловском:
Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор — и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я — но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо…
Конечно, это довольно распространенный прием. Но расставленные указатели «вот» и «здесь» позволяют по обоим стихотворениям восстановить с достаточной точностью географию маршрута повествования. Например, в Пушкинском музее-заповеднике можно с легкостью начать маршрут от «лесистого холма» и по «дороге, изрытой дождями» добраться до «границы владений дедовских» у «трех сосен». Кюхельбекеровская география не столь точна, и, пожалуй, может быть восстановлена только адресатами стихотворения, то есть, собственно самими лицеистами. Тем не менее, описание прогулки по памятным авторам местам и использование слов-указателей, – безусловно, общее место. Скорее всего, используя подобные конструкции, Пушкин не мог не обращаться к стихотворению своего лицейского товарища.
Дальше больше. В «Царском Селе» есть совсем уж пушкинские строчки:
Стою — и зеркалом разостланные воды
Мне кажут мост, холмы, брега, прибрежный лес
И светлую лазурь безоблачных небес!
Как часто, сидя здесь в полуночном мерцаньи,
На месяц я глядел в восторженном молчаньи!
Теперь отпустим рифму, и получим:
Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим — и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...
В этих коротких отрывках есть и холмы, и лес, и задумчивое сидение над озерной гладью. «Полуночное мерцанье» Пушкин добавляет при проезде трех сосен:
...три сосны
Стоят — одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, — здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном...
Тут же уже известные нам указатели «здесь» и «вот».
В этих небольших отрывках слишком много схожего – и лексика, и оборот речи, и общее лирическое настроение. Для Пушкина, всегда очень внимательно относившегося к внетекстовому пространству, такое подобие вряд ли может быть случайным. Здесь – реминисценция кюхельбекеровского стихотворения.
Почему, предаваясь воспоминаниям о Михайловской ссылке, Пушкин вспоминал Кюхельбекера? Известно, что лицейский товарищ намеревался посетить поэта в Михайловском. Помешало участие Кюхельбекера в событиях на Сенатской площади. Еще одно подтверждение мы находим в «19-ом Октября». Имя Кюхельбекера упоминается наряду с посетившими поэта Дельвигом и Пущиным, и встреченным на окрестной дороге Горчаковым:
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?
Вспоминая свою ссылку, Пушкин думал о своем лицейском товарище, который в это время не первый год вживался в роль ссылочного поэта. Эти две параллели, конечно, косвенно подтверждают неслучайность обращения к «Царскому Селу» Кюхельбекера и глубокую смысловую связь двух произведений, протянувшуюся через восемнадцать лет!