Не бойся беженцев, Европа...

Майгаи
    Не бойся беженцев, Европа.
Напасть, конечно, тяжела,
но ты со времени потопа
немало бед пережила.

Бывали римские пороки,
интриги, шорох шептунов
и византийские уроки,
как учит Тихон Шевкунов…

Уж сколько раз твердили миру:
не все тебе беситься с жиру —
отныне будет кровь рекой,
потопчет гунн твою порфиру
(порфира — красный плащ такой)…

Не раз, тебя похоронивши,
блистали лучшие умы от
душки Шпенглера до Ницше;
и ярче всех блистали мы.

Все эти мрачные пророки
опять твердят свои слова,
свои мечты, свои уроки…
Они мертвы, а ты жива.

В который раз испортив имидж,
скрививши рот, потупя взор, —
куда деваться? — всех ты примешь,
как принимала до сих пор.

Куда ты денешься, товарищ?
Ведь это ж люди, а не хаш!
Ты впустишь их, и переваришь,
и всем пособие раздашь.

Хотя вы все, конечно, говны,
и все задаром жрете хлеб,
и бездуховны, и виновны,
и нет у вас духовных скреп, —
но вы же люди, а не звери,
и вы повинны в их судьбе,
и миллион по крайней мере
пустить обязаны к себе.

Уже премьер финляндский Юха,
увидев хаос и развал,
явил пример святого духа
и беглых в дом к себе позвал!

Весь мир его за это лайкнул —
и ведь допросится, чудак:
нагрянут семеро по лавкам,
а сам с женою на чердак.

И мы в широком нашем стиле,
как Жириновский заорал,
давно бы их к себе пустили —
Сибирь осваивать, Урал, но не бегут!

Должно быть, чуют необоснованную дрожь.
Не то чтоб наци их линчуют,
не то чтоб климат нехорош:
нацисты что? — ручная свора,
и почвы тоже вери гуд,
а просто чувствуют, что скоро
отсюда тоже побегут.

Когда сорвется весь зверинец
и побежит с привычных мест —
к тебе приедет не сириец
(сириец Австрию не съест);
не бойся смуглого ливийца,
не бойся негра (цыц, расист!),
но если мы к тебе явиться
задумаем — тогда трясись.

Уже мы Лондон завалили,
вся пресса ихняя орет,
и там теперь, как в Тель-Авиве,
на четверть бывший наш народ;
уже французов потеснили,
освоив их язык родной…
Дрожи, коль скоро из России
к тебе волною хлынет гной,
весь этот новый свет с Востока,
ex oriente типа lux —
гнойник у нас напух настолько,
что я за вас уже молюсь!

Весь цвет российского народа,
владельцы местного бабла…
Гроза семнадцатого года,
положим, здесь уже была,

Отчизну многие теряли, —
но это ж лучшие умы,
тогда к вам хлынули дворяне,
а нынче — нынешние мы!

Бандиты, мыслящие матом;
попы со скрепой в голове;
нацист; патологоанатом
с телеканала НТВ,
вся злоба бешеная наша,
срамная каша лже-идей,
вся эта ложь, вся эта Раша,
что называется, тудей…

И вот тогда — держись, Европа.
Придут такие времена,
что ты припомнишь рифму «попа»
и ей накроешься сполна.

Дмитрий Быков