ФАНТОМНАЯ БОЛЬ
(Сборник стихов)
1.
Мы все – пилигримы.
Незримы
И безголосы.
Пустеет Россия.
Всё меньше в ней россов.
Мы все – пилигримы,
От века бездомны.
Мы все – пилигримы,
От рода - бизонны.
Но в сумерках зимних.
Из серых
вдруг ставших столь синими,
Восходит Россия,
Хранимая
Все времена
Пилигримами.
***
2.
Изящество стихов былых
Уж надоело.
Мне - корчевать
Лесные пни,
Чтоб сеять,
Чтоб ржавчину болот разъять
И в пашню
Переиначить.
И начать
За пахаря,
А кончить
Жницей.
Долог путь
До урожая.
Найду ли
Зерна на посев?
Не знаю…
***
3.
Ах, поколдуем –
Лист перевернем,
И в осень окунувшись,
Проведем
Простую –
след осеннего дождя –
Скупую строчку.
Vilnius
***
4.
Пристанища зыбкий квадрат
Надежен? Обманен?
Деревьев осенний наряд
Торжественно странен.
И всё, от чего ухожу,
Останки чего отряхаю,
То взглядом вдруг вспыхнет в углу,
То вздохом метнется по краю
Разбухшего века «Вчера»,
Накрывшего око «Сегодня».
Судьба – не игра и не сводня –
Пора.
Мы все – перекрестье мишени,
Пронзенное временем.
А что – поперек, что – продоль,
Не столь уж кому-либо важно.
Я – белый кораблик бумажный,
Российская соль.
…Но не зря же нас рожали,
Не напрасно нас кормили,
Для чего-то нас растили
И вверяли нам мечты
Матери моей России,
Грешно-преданно чисты.
5.
Уложила золото к ногам,
Окропила кое-где багрянцем,
По прудам рассыпала из ранца
Селезней и уток – пополам.
Озорная школьница зимы –
Ей не впрок наказы и советы.
У нее на всё – свои ответы
Наставленьям лета ли, весны…
На косичке – рыжая заря.
Ветру подставляя синий плащик,
Осень-девочка играет в мячик
В ласковом прищуре октября.
Человек идет аллеей – в черном.
Человек прошел аллею – в черном.
И остался запятою черной
На стене из желтого дождя…
Таврический сад
***
6.
Всю ночь гремело,
Ветер выл,
Как смерть предчувствуя, собаки…
Мороз загадочные знаки
На стеклах окон выводил.
Мешались дрема, сон, болезнь,
А пробужденье ненароком
Гнало меня вслед за Пророком
К спасенью в слове.
Так шел День…
Ночь бушевала. Ветер выл.
Ночной бездомною дворняжкой
День завтрашний лишь где-то был.
И опрокинутою фляжкой
Прочь с неба месяц уходил.
***
7.
Весенни голоса ворон,
Скрипучий хор поет над снегом,
А с ним - таинственным побегом
Разрыв-трава сквозь почвы сон.
Так Русь. Дремала и ждала,
Когда сквозь бремя вековое
Снега взойдут разрыв-травою
И срежут с тела кандала…
И зарастут забвеньем тракты
Продажных дел. Взлетит престол
Ненужной никому петардой
И грохнут вдребезги о пол
Шутихи слов, фейерверки брани…
Костыльно, тягостно, темно
Взбухало в чреве мирозданья
России будущей зерно.
И проросло, взошло, как чудо.
А пахарь, счастьем утомлен,
Вздохнул могучей, полной грудью
Идущий от него озон.
Россия… Колдовство туманов.
Буранов стены. Свет могил.
Тебя считали вечно пьяной,
Таинственной, как мрак пыл.
Твои бушующие страсти
Никто чужой постичь не смог.
Но стала светом ты в ненастье.
И судьбам мира ты - Пророк.
(Из цикла: "ОСНОВЫ")
***
8
Бог шуток, скоморох,
Вернись на землю, Мом!
Надень гороховый наряд
Взамен мундиров на солдат,
А в руки дай шутихи им,
Дай смех и состраданье,
А ружья – в наказанье
Отъявленным оставь!
Но вместо пуль снабди их, Мом,
Воздушными шарами.
А вместо бомб, а вместо бомб
Трещотки дай им в руки, Мом,
Трещотки с бубенцами!
***
9.
Бальзамен ток мне ваших слов.
Берез шершавость ощущаю,
Когда слова как лед глотаю,
Как струи - горлом из снегов…
На четкой синеве апреля
Слепяще бел свет ледника.
И кажется: не солнце - я
Тому виной, что нет метели.
Как в детстве верю - все могу:
Уйти, вернуться, затеряться,
Или – вот так, совсем, остаться
До будущего "не могу".
И снова девочкой святой
Во мгле зажгутся солнца-свечи.
…Таинственнен мне черный вечер
С покрытой ледником горой.
10.
Не клеются стихи, Бог с ними.
Покрепче ватник запахну,
Возьму топор и расколю
Его ударами сухими
На части утра синеву.
В охапку соберу потом
И, отдышавшись от мороза,
в печь брошу утренние звезды,
сухой лучиной подожгу
И подожду.
А на снегу
Свет окон вспыхивает розно,
А по стеклу
Струятся розы
Из льда и инея.
Не лгу
Всю жизнь – ни людям, ни себе,
Но искренность - мне как распятье.
Все жду участья.
Иль не жду?
11.
Затеплили свечку в церкви,
Записали в поминальный
Имена.
А потом стояли молча,
На крестившихся смотрели
Отупело, безучастно…
Будто снова хоронили,
Не умея ни молиться,
Ни поклона класть,
Ни сердце
Очищать крестом святым.
Только что-то так давило,
Так выдавливало слезы,
Будто вновь с сестрой мы – дети
К маме нашей подошли.
И склонились, и прижались.
А она одна, родная,
Все поняв, простила нас.
Спасо-Преображенский собор,
Санкт-Петербург
12.
Этот град стихами полон.
Но записывать их – полон.
Не записывать – всё плен!
Вьюга воет между стен
Ленинградского колодца.
Белой вязью иноходца –
То ли радость, то ли тлен…
А над трубами – пороша.
Белым город запорошен.
Пригоршнями сыплет с крыш
То ли снег, то ли камыш,
То ль тростинка ножевая,
То ли пуля снеговая
Из зарядов снежных бьет:
То картечью на Литейном
Отбивает скорострельным
Враз простуженный народ.
По Таврическому – мягко
Белым ссуженым крылом
То ли кутает: «Не зябко?»
То ли лижет помелом.
У Казанского вдруг тишь.
Запретили сходку? Ч-ш-ш…
Суворовский проспект, 38
***
Верни мне мыслей тихий ток,
Чудес горячее движенье,
Минуты каждой продолженье
И крыл невидимых оброк.
Тебе под силу одному
Все сотворить для счастья разом.
Переверни же мир отказом
В согласьи сердцу и уму.
Мне лишь с тобой не страшен бог
И подданность чужим решеньям.
Верни же мне уединенье -
Любви и гения зарок.
Но почему неизлечимы
Разрывы струн? И для чего
На окнах утра моего
Лишь предрассветные картины
И – отчего?..
Из цикла: «Ангел в курятнике»
***
«…Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод, и сделалась кровь.»
(Откровение св. Иоанна Богослова)
13. ***
Шепоток ли, шелуха…
Посреди стремнины – остров
Из двух жердочек
На оси
Трех соломок и цветка.
Чайки серые клюют –
Белым кушать
Не дают.
Vilnius
***
14
Чужая зима
Поманила однажды,
Как в жажду, –
Глотком
часовым снегопадом.
Не надо!
Не надо мне душу –
Сквозь нож мясорубки,
Оставьте!
Ответы еще не пришли
И молчаньем
Прошита
Вся жизнь.
Свяжись
С разговорами –
Вот кутерьма!
Как сусальное золото в святки.
Какая зима? Какая зима!
Это осень затеяла – в прятки
Игру затяжную такую.
Тоскую.
По снегам. Сугробам. Снежинкам.
По белой зиме.
По тебе.
Моя полевая,
Моя болевая
Россия,
Что стало с тобой?
И за что это нам –
Мы уходим!
Прости нас бедою исхода,
Его бесконечным проклятьем.
Но кто объяснит, почему,
Коли живы, – вдали от России?
И – чья ты?
Vilnius
15. ***
Скончался день, а дождь идет
И всхлипы у моих ворот,
И всплески луж под сапогами,
И тени сказок над домами.
Скончался день,
А дождь идет.
Декабрь, как мокрый лягушонок,
И ночь, глядящая спросонок
На Рождество…
Vilnius
16. ***
Проснусь. И снова всё пойму.
И открещусь святой молитвой.
Спасу тебя последней битвой
И лишь себе не помогу.
И снова по угольям зла,
По битому стеклу неверья
Поволокут, из суеверья,
Что непонятно, как жива.
А я сама не понимаю.
Тайком слезинку утираю
И думаю лишь об одном:
Как больно
с сломанным
крылом!..
Vilnius
***
17
О радость жизни,
Бьющая кнутом
По спинам согбенным
И треснувшим от боли
Ладоням!
О счастье,
Познанное только в снах,
Где можно быть свободным
От всех уз,
Летать,
И тело чувствовать в полете
Как высшее блаженство.
О, удача,
Корявая кривая потаскуха,
За что так много
Просишь ты,
За что?!
Vilnius
18. ***
По странным ритмам декабря
Восстановить опять пытаюсь
То, что давно – увы! – признаюсь:
Не для меня, не для тебя.
Пустая нотная тетрадь,
А ноты некому вписать…
Опять же, каюсь,
Он, декабрь,
Меня оставить не желает.
Зовет и за руки хватает,
А я упорствую опять.
Но незаметно для себя
По черточкам в душе – апреля! –
Скрипичный ключ
И птичьи трели –
Черчу сонату декабря.
Vilnius
***
19
Мне обещают, обещают,
Дорогу к счастью прорицают
И путь, который – не вина.
А я не жду и не иду.
Чужого гостя не морочу.
В который раз себе пророчу
В приметах вещего не-сна.
И всё ж бытую, хоть лютуют
Метели, ветры… И кочуют
Обрывки чьей-то кутерьмы
Из яви дней в ночные сны.
И всё ж дышу весной неяркой,
Вдыхаю сказку старой арки
Моста, текущего меж лиц
Туристов, шпилей и страниц…
Vilnius
***
20.
Не надо
Придумывать нежность,
Опутывать ложью
Глаза и молчанье.
Не надо.
Прощайте.
О Бог босоногий,
Зачем Вы – на паперть?!
Душа так убога –
Её обокрали.
Прощайте.
О белая осень
Туманов и ливней!
Кому-то опять
В сотый раз изменили.
Кого-то предали,
Кого-то продали –
Одних лишь словами,
Других же – молчаньем.
Прощайте.
Но как бы хотелось,
Чтоб снова, как прежде,
В глазах Ваших – нежность!..
Прощайте.
Vilnius
***
21
И снова – по насыпи,
С боку дороги.
Месяц двурогий –
Начало Луны.
Мысли и сны.
Дом этот шорохом
Полон до крыши.
Жирные крысы
И серые мыши…
Кто-то кого-то грызет.
Кот?
Дом этот полон
Престранной печали –
Черти ли ведьму когда-то венчали
В стенах седых?
Или Хозяин влюблен и тоскует,
Дух его пряжей своею колдует,
Что-то ворожит,
Что-то плетёт?...
Кто-о-о?
Vilnius, Komunaru 7
22.
Проглядели, проглядел –
У тебя так много дел…
Ещё больше – у меня.
Мне б забыть тебя,
Оставить,
Не зачеркивая, править,
Правя, не переводить
И к тому же – как-то жить.
Проглядели, проглядел…
Отыми ладонь от сердца –
Жест нелепый,
Словно перцем
сахар нам пересыпать, –
Ни кормиться, ни продать.
Подыми глаза на миг –
Седина ли, иней белый…
Что-то надо всё же сделать.
Что ж, попробуем опять.
Созвонимся. Не обсудим.
Снова вместе-порознь будем
Расставаться и встречать…
Vilnius
23.
Смешалось…
Металла хватило ль,
Иль горя избыток –
Из чана – горстями?
От мира – к ученью:
Везет не-ве-зенью…
Давно б – обмануться.
Иль черной вороной
Тебе обернуться…
Схороним.
А завтра
У пашен и пагод
Ржавеют останки
Былого пожара,
И не
разминуться.
Не с воза – с обрыва,
С над –,
пред –,
до –
Разрыва
Уйти.
Но кандально
Мешаются тени.
Замком ли, цепями
Влачат, приковали.
Отрава пожарищ…
А мир так огромен,
А небо – полётам.
В комок – скопидомно –
Прижатую путами
Опутали…
Vilnius
24.
Музе
Мой снежный ангел,
Скоротаем ночь,
А утро – не для нас.
Что там нам делать?
Спасибо, что пришел.
Немилость тени
Больной любви.
Былой…
Тут не помочь
Ни дьяволу, ни Богу…
Город пуст.
Шуршат всё реже за окном машины.
Огни реклам…
Мы кем-то нелюбимы?
Давай, разделим горечь пополам,
Или – объединим
В стихи…
Vilnius
25.
Соло луны.
Ты – по ту сторону света.
Светлая лунная радость.
Ты – по ту сторону лет,
И ничего больше нет.
Светлая лунная малость.
Знаешь ли что-нибудь, нет?
Ты по ту сторону лет.
Месяц – луны половинка,
В нем декабря сердцевинка
Скрытая. Может быть, нет.
Ты по ту сторону…
Нет!
Годы. Надежда. Обет…
Vilnius
26. ***
Не казни меня безголосьем,
Отпусти.
По январским мостам –
Дожди.
По ноябрьским
Шла будто осень…
Отпусти меня, не казни.
Предскажу тебе всё, что будет:
Пара розовых утр – не судеб.
Да одно уже позади.
Отпусти меня, не казни.
Нам такая малость досталась,
Что ничто уже не осталось.
Острова твои далеки.
Отпусти, прошу. Отпусти.
Не молиться бы мне –
Проклясть.
Только что это за напасть?
Серым утром проплыли гуси,
Чёрным стало небо за ними.
Я – казнима? Нет, – мы.
Казни.
Одному пройти –
Не двоим.
Vilnius
27.
О, осень листопадов и дождей
И криков птичьих, и надежд на счастье.
Ты словно дар бредущему в ненастьи –
Уют внезапный дома и друзей.
Всё зыбко…
Так мало и так велико
Наличие твоё и недвуликость
Хрустального тепла недлинных дней,
Их шествия…
О как неторопливо
Идут они
Листвой, стволами, нимбом
Весов небесных,
Знающих про всё
И мне дарящих
Чувство равновесья.
И дара выше нет
В том странном мире,
Где всё – канатоходцы,
Иль вампиры –
Так временно!..
Vilnius
28.
Научи, покидая,
Меня обращению с жизнью.
Научи не бросаться с моста
И машинам не рвать тормоза.
Научи пониманью
Остаться одной до кончины
И забуду тогда,
И навек позабуду тогда.
Стану тихой и каменной,
Как совершенство камеи.
Стану мудрой, как Бог,
И, как он, бесконечно чужда
Дрожи почки весенней,
Отчаянью желтой аллеи,
Человечьей росинке –
Как пот, а быть может, слеза.
И мудра, и тиха
Разучусь безыскусности слова.
Позабуду о тайне
Ненужной любви и стиха.
Покидая, не дай мне
Всё то, от чего, каменея,
Задыхаюсь сейчас,
Задыхаюсь сейчас,
Задыха…
Vilnius
29.
А крылья за спину свело.
Вы–ло–ма–ло…
Сто лет прошло,
А все болит.
И там, где шло крыло, – саднит.
Хоть нет его,
Болит крыло...
А слева – вдвое боли.
Там сердце – от потери, что ли? –
Сто лет спустя.
Не отошло.
Смешно?
Все знаю, что смешно.
Но все ж болит,
Но все ж саднит,
Утратой бьет по нервам.
Сто лет прошло –
Не отошло.
Как будто будет
Первый.
Vilnius
30.
Березовый день, как березовый сок.
Девчушка прогалинками,
Словно мостами,
Свой день округляет,
Врачуя следами
Больные разрывы зеленых досок.
И песенной синью врезаются в день
Беззвучно петарды
Надежды и счастья,
Где все – наяву,
Все сошлось в одночасье
Три времени жизней, сведенных в одну.
О радость балета,
Где зрителей нету,
Где нет ни афиш, и ни сцен,
Ни концертов.
Есть только одно
Безоглядное скерцо
Березовых почек,
Глядящих в весну...
Vilnius
31.
Отраженья в реке —
Как картины импрессионистов.
Стал холстом серый день
В нем вода замирает, шурша.
Чуть дрожа и дробясь,
Улыбаются арки-флейтисты
И загадочно дышит
Старинного замка душа.
О, Нерис! Сколько видел – и помнишь,
Отрази в зеркалах своих
Черных, как ночь в Рождество,
Эту жизнь.
Эту светлую,
тяжкую ношу,
Эту горечь потерь,
Всепрощенье
И волшебство.
Vilnius
32.
По кругу черному беды,
По сиротливому безумью,
Когда один идет бездумно
На поводу у злой судьбы,
А все другие, тихо ахнув,
И отшатнутся, и отпрянут,
Лишь бы такое миновать!
А он идет, ничто не видя,
И сыплют вороны иль выпи
Бессильное: «Не виноват».
Не виноват, так что ж с того?
По серым, высушенным гарям,
По следу – в след, как к пьедесталу
Иного – в звездах – бытия.
Но нет дороги.
Ночь без тени.
Без утра. И без провиденья.
Без окончанья. И следа…
Vilnius
33.
Город пуст и чист. Лишь солнце
Ворошит лучами травы,
Скошенные, на газонах.
Воскресение.
Июль.
34
Все средненькое –
Снег без зим,
Зима без снега.
Будильник на беду поставлен.
И эта жизнь, как полустанок
Меж двух конечных остановок,
Чьи серые пусты глаза,
Чей привкус загодя оскомен:
И не стезя, и не гроза…
Vilnius
35.
День, как зимний дождь, пустой –
Без тепла и без уюта
Ветка, к берегу прибита,
Путник, ищущий покой…
Постоянна лишь беда.
Но и в этом – раздвоенье:
Я живу между гореньем
И нездешним мраком льда.
Смолкли птицы. Дождь идет.
Всхлипы, бульканье, потоп,
Или чье-то наступленье
Не шагов, а от-вращенья
От тебя и от стихов?
День-деньской идет потоп…
Островок без берегов.
Страшно даже оглянуться.
И не хочется проснуться.
Шевельнешься – звон оков.
Ливень. Холод. Островок
Без тепла и без уюта.
Между нами – призрак, тупо
Догрызающий мосток.
Vilnius
36.
Поспим. Отдохнем от чреды
Пугающе спешных известий.
Мы снова как будто бы вместе,
А может, и врозь.
Вина не прольется бокал,
Забыт и не нужен.
И лунный вокал...
Декабрьская белая стужа
Внимает так, будто ведет
На ниточке за годом год...
Для памяти людям (и нам)
Нанижем все годы, как четки,
Что с нитью души посередке –
Подарим к рождественским дням.
…На елочке – легонький! – плыл
Ненужной
души
серпантин.
Гремели литавры,
Сугробы росли конфетти.
И только один
Непонятный и странный подарок
Цеплялся хвоинкой.
И был непомерен и жалок.
Забытый дарильщик,
Не внятый урок.
Ненужный и лишний
Укор ли, упрек…
Vilnius
***
И снова дожди.
Бабье лето ушло,
не дождавшись
Ничьих перемен.
Промелькнуло,
теплом одарив.
Пора листопадов
сменилась
нежданной прохладой,
туманом речным,
сединой
замороженных ив…
И вновь ничего не суля,
не маня, не вещая –
осенних печалей
предсказанный всем пустоцвет…
И в небе холодном
все чаще гусиные стаи,
все реже в нем звезды,
все позже приходит рассвет.
Vilnius
***
Все временно –
Пленённость и свобода,
И снова – плен,
И зачумлённость брода,
И перемен.
И миг, чье время,
Как жизнь, мало,
И годы, чьи шаги неловко серы,
Теряем веру и находим веру:
Светло-темно, темно-светло…
Сугробы снега за ночь намело
И дворнику опять полно работы –
Ах, нет охоты!
Но...
Vilnius
37.
Так камерно все –
Ожиданье апреля
И – "верюне верю"...
И так все мало.
Судите же сами:
Я грежу стихами,
Вы ж с прозой дружны,
И что из того?
Вот круг Сатаны,
Обращенного вспять –
Круг Ангела, верно?
Но это уж Космос.
У нас же все здесь
Замечательно просто:
Ромашка, иль в грозди
Сирени цветок,
что больше других
На один лепесток –
вот счастья исток,
Вот счастья начало!
А вот и кончина –
Теряем любимых
всегда без причины.
Но ждем объясненья
и молим о смерти –
Круг Ангела сгинул,
круг Анти-
разверзся.
И душно от боли
И глуби пространства.
И хочется сжаться.
Чтоб точечкой малой
На землю – не в небе
Росинкой на стебель...
Vilnius
38.
Дожди осенние кочуют –
Врачуют
Прохладой синею – по круговерти пала.
Усталость –
Ладонью материнскою – ко лбу
Врачует осень.
Дар ее приму,
Чтоб цельность неба
Возродить былую.
Былинку рыжую
Надкусывает пес –
Врачует...
Рябин багрянца,
золота берез
Касание с землей –
Пожар осенний.
Все солнце – от земли,
Не с неба!..
Быть может, здесь
Ты и ни разу не был?
И все приснилось?
Все?
И ты, и мы –
Галлюцинация?
Осенний мой мираж?..
Судьба ли, осень,
В твой гляжу витраж
Что в нем сокрыто?
Vilnius
39.
Осенним ясным днем,
в котором купола
струились,
синью шпилей цепляя облака...
Осенним ясным днем,
в котором облака
цепляли синью шпили,
и призрачно струились
купола…
Осенним давним днем,
в котором - купола,
И облака, и шпили, –
Вы уходили...
Осенним черным днем
Все было, как всегда,
Наверное...
Но только облака
Клубятся странным дымом
И тускл церквей пожар.
И шпили колоколен.
Обрушены...
Vilnius
40.
В воде студеной
полощу неспешно
И синей синькой
слабо освежу,
И прокручу,
и стежкой по плетню
Сушить развешу.
И посмотрю,
как будут
жесткой плетью
Сушить снежинки…
И – вплоть до утра
Совиный глаз с небесного двора
Отлавливать нас будет
лунной сетью.
Vilnius
41.
Июнь оттоковал.
Притихли соловьи.
А берега реки
Поют шмели, стрекозы.
Нездешний аромат
Вонзается занозой
В пчелиный ясный быт.
И мучит, и саднит.
Июнь оттоковал,
Июльский зрелый полдень
Над Вильнюсом повис.
И нет ему конца.
Босые ноги жжет прогретая бетонка
Сквозного вдоль Нерис
Жирмунского кольца.
Боль, скрытую от всех,
Звук русских колоколен
Неслышно исцелит,
притушит, отведет.
И снова мы в толпе
Средь тех, кто тем же болен,
Невидимы, идем
По русской же земле.
Старая Вильня
42.
Труд каторжный —
Рождение стихов.
Вновь уловить
Тончайшей нити свет,
Идущий от миров,
Далеких, словно жизнь
Не-здешняя, не-наша.
До желтого листа
Потрепанной бумажки,
До кончика дешевой авторучки
Ценнейшим из сокровищ
Донести.
Все передать, не расплескав глубин,
Их черноты сияющей, их света...
Из смысла чьих-то звуков и обетов
Стихи сложить.
Сло-жить, пере-ложить.
Перевести в слова.
И, ужаснувшись слабости их бледной,
Опять понять
присущее заведомо
Неравенство
видений и пера.
Не проще ль
наклониться и поднять
Стихи с аллеи,
С скошенного луга?
Росинкой снять с листа,
С травинки.
Плугом
Земли
глухой клочок
перепахать.
И зернышком на пашню опустить,
Слегка присыпать и позволить жить
Не глядя –
отстраненно и грешно –
Как колосок,
свернувшийся в клубочек,
Развертывает в будущее почкой
Из сердцевины звуков,
миражей
гармонии
утерянной моей
простое счастье.
Vilnius
43.
* * *
Кленовый лист
С земли сниму –
Он чист и ясен.
И пруд, струящийся в дыму,
Прекрасен.
Осенняя земля кругла
И совершенна.
Но рушатся на нас слова
Геенной.
Нас не щадят
На площадях
И в залах.
Я, русская,
От вас от всех
Устала.
Я не хочу
Ни видеть вас,
Ни слышать.
И серый час –
Не судный час –
Грызутся мыши.
Осатанели от возни
"Мессии"!
Оставьте нас
Наедине
С Россией.
Vilnius
44.
…А над русскими погостами -
Мостовые...
Серым призрачным наростом –
Часовые.
Светофорные знамена
Нарукавные.
Боже правый, град сей святый
От лукавого
Сохрани и упаси,
Слово русское спаси.
("Медитации")
Вильнюс
45.
Я остаюсь верна себе
И старым ритмам.
Я изменяю новизне,
Биенью времени извне
В мой зарешеченный кораль,
В мою обитель.
И виновато в том лишь то,
Что неспособна к подражанью,
Молчу я, даже содрогаясь,
Тону в трясинности молчанья,
Когда совсем не по себе.
Обуглен ствол, и ветвь – дотла.
Воронка взрыва.
И кажется: давно мертва.
Когда Вы живы.
Но вот кончается тетрадь
И надо новую начать
Иначе…
Вильнюс
***
Из цикла: «ВОЗВРАЩЕНИЕ»
… Ленинградское терпенье
Петроградских мостовых…
***
Пропущенный листок -
Нечетная страница,
Несжатый колосок.
Что – Питер и что – Ницца?
Не в сердце, так в висок...
А месяц снова ясен,
И город сей прекрасен.
Странноприимный дом,
Не осознавший сути,
Пристанище всей смуты.
С заржавленным замком.
А у порога спешились,
У подворотни – пешие
Убогие, безногие,
Немытые,
Босые,
Немые –
Вся Россия!
* * *
Язык тяжел,
И мысль тускла.
Открытий странность.
Сумерки и холод.
Корону потерявший город
России немота.
Невы отнюдь не вседержавность…
Так здравствуй же!
Ты – как страна.
С расхристанными куполами,
Проклятием и миражами,
С остекленелыми очами
Молчишь. Жива или мертва?
Но прорывается сквозь лед
Зимы, тянущейся годами,
Обрушенной на нас не нами,
Весны грядущий ледоход.
***
Содрогнулись. Открыли глаза.
И увидели небо.
***
«Прекрасная пора…»
А.С.Пушкин
В Таврическом, мокром
От слез ли, дождя,
Почудилось: ждете.
Её ли? Меня?
В аллее, засыпанной желтой листвой,
Мелькнула
меж мокрых
Стволов
чернокожих
Как будто душа,
Так на Вашу похожа
И голосом схожа
С свирелью лесной.
Вы строф не читали.
Вы, может, молчали.
Но осень за Вас
осыпала стихи
На мокрые
полные серых печалей
Дурные
неряшливые
мостки.
И их безнадежно
Кондовый настил
Из крашеных досок,
Убогих и сирых –
Из ранга безвкусиц,
Всеобщих и смирных,
Бунтуя, рванулся,
Как будто просил
Собой красоту
не марать,
не порочить.
И всплыло над Садом
Великое: «Отче…»
И Ваше – про очи, –
«…очарованье»
Под шепот аллей
И людское молчанье.
Таврический сад, 21октября
***
Сын мой в море октябрьском
Под белым парусом.
А я, оставшаяся на берегу,
Молю
Вас, силы небесные,
Силы морские, –
Храните, храните, храните его,
Храните.
Команду, товарищей, яхту его
По имени: "Русь"
На водах студеной Балтики.
Храните. Молюсь…
***
Тебе твой Ленинград
Вернуть бы я хотела.
Но снова не у дел я,
Но снова - невпопад.
Мне просто бы дышать,
Читать его страницы.
Не странницей, не птицей –
Домашнею бы стать.
Но город на замке,
И ключ его - в руке.
Стою, не открываю
Заснежило...
Растаю ль?
***
Харе, Кришна! Кришнаитов
Охрани.
Почему ж в пыли дорожной
Бродят так неосторожно
Дрожью северной земли?
Харе Кришна, ты их любишь?
Так за что по грязи лупишь
Их босыми посиневшими ступнями?
Голос твой в их колокольцах?
Чья же блажь в глазах-колодцах,
Беззащитно в нас глядящих,
Чья?
Белы лики,
Голоса
Так хрупки!
Мир – не Божия роса –
Тупики.
Бродят странные меж нами.
Лишь горящими глазами
Утверждают: пропадут, но
Человечество спасут!
Катьин садик онемел,
Невский будто всполошился.
Все мы - сразу не у дел:
Колокольчик кришнаитский
Не от горя ли так смел?
Мы глазеем, мы толпимся,
Мы глядим не наглядимся,
А над грязью и водицей
Луж, истоптанных взасос,
В ярко-желтой власянице
То ли Будда, то ль Христос.
Легкий, словно белый пламень,
С нежно-добрыми очами
Разрастается, идет,
Будоража непонятным,
Потому лишь и занятным
Всероссийский
Разуверившийся
Род.
Ленинград.
***
Я вернулась. В город,
где говорят по-русски.
Я теперь
не
нац.
ме-нь-шин-ствоооо…
***
Желудевый дождь струится
Ленинградским тихим раем
Мы напрасно собираем
Сон-перо от синей птицы,
Ворох листьев, свист синицы,
Чтоб забыть, чтоб отрешиться?
И следим за мотылком,
К нам ворвавшемся вдруг в дом.
А в бокале неба – месяц.
До земли, как в поднебесье –
Мы на пятом этаже
Ленинградского "ДЖ"…
Дом Жилой, дом коммунальный
Полон криков и стенаний
Тех, кто жили, иль живут,
Отбывая наказанье
Жизнью, что уже не тут.
Аи-яй-яй, ну и забавы!
Месяц щурится лукаво.
И среди камей, мимоз
Первый, чуть провинциальный,
Оттого-то и печальный
К нам крадется Дед-Мороз.
* * *
В день бело-сине-золотой,
Когда не ветра, а прощанья,
Ухода лета очертанья
Касаешься в листе рукой.
И завиток его колюч,
И шорох - осени созвучен,
А по небу еще не тучи,
Еще не снег, но уж к тому.
Когда сентябрьскую тетрадь
Начать, чтоб только не окончить,
Все потому, что дни и ночи
Прохлад осенних благодать
Врачует раненые души,
И вроде бы - не столь уж душно...
Купели отблеск ледяной...
Где мы? И что это со мной?
Ленинград
ИЗ ЦИКЛА: «НЕ ОТПУСКАЕТ...»
***
Какому бы странному дню
ты ни был причиной – песчинка,
укус комариный.
Младенчески чистый исток
не может дать грязи –
проказа – внесенное в кровь.
Избави!
От сглаза и сслова,
от Духа дурного,
как ни б был велик.
Язык наш привык
к полям, биоритмам.
А мне бы приникнуть
к чистейшей странице
по прозвищу: "Путь",
Шагнуть
по лугам, где ромашки
и россыпи солнца.
Избави!
От слабости и от печали.
Избави.
("Медитации")
Вильнюс
***
Россия моя!
В поезд сесть, оторваться
От липкого "братства"
И ступить на твою
Святейшую землю.
Россия.
Вильнюс
Tau…
Не вспоминай
Ни звуком, ни полсловом.
Не призывай
Ни наяву, ни в сны.
И не грусти, когда услышишь снова:
"Россия", или - "Русские сыны"...
Не вспоминая, позабудь. Запретом
Пусть будет все, что русскому сродни.
Не обольщай себя. Над полем разогретым
Медовым адом - клеверные дни.
И сосны сыплют урожай семян,
И липок цвет июльской желтой липы.
Не береди. Пусть будет все забыто.
Похорони себя. Иль нас похорони.
Вильнюс
***
Я тоскую по невской воде.
Черным призраком - кони в узде.
А на всадниках - кивера.
А над всадниками - молчанье,
Позабытое русское знамя -
Трижды преданные цвета.
Цвет оранжевый - купола
Златоглавых церквей, что взорваны.
Белый - чистой России, непроданной,
Черный - мудрости и креста.
Над мостами моление лета.
Под мостами – железо и хлам.
Ах, за что же, Нева? И где–то?
И когда же, Нева, когда?
Но светлеют пред рассветом
Струи невских черных вод.
И за Гаванью, не в порт
Уплывает мой эскорт.
Белы кони, алый плащ.
Синий-синий цвет России...
Вы любили - не простили.
Мы вас любим. Не простим.
Плащ и пращур. Синий дым.
Вильнюс
***
Сок березовых весен
И настой чертовщинки -
Мы веселые, очень!
До поры, до поры.
Но когда в наших душах
Осыпается осень
И надежд паутинки,
И мечты черепки, -
Топоры, топоры.
Мы еще индевеем -
Белый саван и лики.
Мы еще - ожиданье,
Неподвижность и взгляд.
Но сжимают ладони
Горбыли, словно пики.
И взрывает терпенья
Непосильнейший клад.
И нас тогда не остановишь,
Не купишь, не уговоришь.
Дым над останками становищ
И жар вчерашних пепелищ.
Villnius
***
Дождь клюет подоконник.
Почки сирени тянутся к небу –
Зеленая нежность весны
Лечит корявые раны
Зимних нелегких времен.
Vilnius
* * *
Молчать невмоготу
И слово молвить нечем.
Над всей планетой вечер.
Но будет ли рассвет?
Желаний больше нет.
Они угасли в распрях,
Навязанных нам в растре
Чужого бытия.
И мы молчим, немые,
И тянут к небу выи -
Не руки! - дерева.
А месяц вновь - декабрь.
* * *
А очи явственны твои.
И доброта твоя, и милость.
Сегодня день - о декабристах,
В каре Сенатской - их шаги.
Опустоши все закрома.
Очисти душу подаяньем,
Мой Ленинград, ты - состраданье
Ко всем, оставившим дома.
…Листик за угол завернул,
Распрямился сутулым ранцем–
То ль прохожим, то ль самозванцем,
В серых сумерках утонул.
Вот сгустился в уголек –
Чью-то душу уволок.
***
Без короны королева,
Отнят трон у короля...
Петроградская поэма,
Ленинградская земля.
"Всех скорбящих" я ищу
Вдоль казарм Преображенских.
К Воскресенскому проспекту
Возвращаюсь и кружу.
О, Наталья Алексевна,
Где же храм Ваш Воскресенья?
Все ищу - не нахожу.
Магазинчики, ларьки...
Продают и покупают.
Не расспрашивай - не знают
Шапки-гнезда, козырьки.
Я из будущего - вспять,
Воскресить - не обознаться.
Позабытое богатство,
Порастраченная стать...
Но мелькнуло у моста
В белом бешенном круженьи
Петропавловской виденье -
Странно-алая стена.
А на набережных - тишь,
Ни души. Лишь наважденьем
Вроде бы как воскрешенье
Петербургских - явно! - крыш...
***
Впечатлений так немного,
Но навязчивый мотив
То ли "дальняя дорога",
То ли ветер, то ли Див...
Потаенная печать,
Затаенная тирада:
Поздно сызнова начать,
Продолжать уже не надо.
В перекрестке этих дней,
Где в клубок смешались тени
Перестроек, поколений,
Я одна в тиши своей.
В этой точке бытия,
В этих выкинутых буднях
Странных ритмов,
Страшных судеб -
Середина декабря.
***
Ворона оттолкнулась от заснеженного
карниза и пересекла двор-колодец, словно
протянула над ним с крыши на крышу веревку
для просушки белья, и та, прогнувшись, белесо
застыла в густеющих декабрьских сумерках.
Ленинград
Гроднинский тупичок, 2
* * *
Знакомимся заново.
Ты, Ленинград незнакомый,
Мой старый давно схоронил
Всех уставших жильцов.
Гороховой ясность.
Сенной приближение к дому
Садовой безмолвно и тускло
Сегодня кольцо.
Ах, рифмы пустые
И ритмы не те.
В какой пустоте
Мы, успев очутиться,
Прорезаться голосом
Рвемся в страницы -
Подводные рыбицы
В мертвой Неве.
* * *
Серых сумерек круженье,
С крыш заснеженных метет...
То ль дорога, то ль крушенье?
Разрешение ль на взлет?
В тихих сумерках твоих
Воскресают сновиденья.
Ленинградское терпенье
Петроградских мостовых.
Серым шорохом по крышам
Вниз стекают, ворожа.
Кто–то из дому не вышел,
Кто–то сгинул в сторожах…
В окнах света нет. Незрячи.
На карнизах снег все ярче.
А внизу, в колодце грачьем
Ветер кутается в плащ.
Подымается метель,
Чуть заметно с крыш струится.
То ли Бога колесница,
То ли черта карусель?
То ли месяц мой, как встарь,
То ли ветер, то ли птица?
Ленинградские страницы,
Петербуржеский тропарь…
Ленинград, Гроднинский тупичок, 2
***
Снова снегу намело,
Подморозило...
Ленинградское число,
Январь-озеро.
В первый раз от новой "эры"
В 72–м году
Вновь в Казанском квартирьеры,
Да, потомки гренадеров,
Победивших кавалеров
Бонапартовских орду.
Вспоминают и молчат,
И стоят – за рядом ряд.
Очи синие струятся,
Очи карие горят.
Над собором - та же тишь.
Снег над плахами всех крыш
Вьюжит, душу завивает.
Через день он вновь растает,
Через два придет опять -
Век за днем, за ратью - рать.
И останется в страницах
Свистом крохотной синицы,
Белым криком журавля,
Опустившегося с неба
На ладони января.
Ленинград. Гроднинский тупичок, 2
* * *
Заведомо мелодия ломка.
Два огонька
В чернеющем колодце
Недолго солнце.
И смутна строка,
В декабрьское идущая оконце
От тополя,
Глядящего с двора.
Все глуше сумерки,
Все гуще свет,
Зажженный кем-то
В ветках тополиных.
Я пребываю на земле незримо
Для всех примет.
Так странной тайной упоен,
Чужой и тягостной,
И непонятной,
Все длится сон...
Суворовский проспект, 38
* * *
Внезапный мороз -
Позабытое пиршество
Кристаллов, снежинок
И прочих излишеств,
Которыми столь безрассудно щедра
В России зима.
Сковало.
Все ищет тепла.
Зимы наковальня
И судеб подкова,
Кузнец – все не ново.
Но - тенью пролетка
По ребрам решетки
Таврического
Мелькнула
В морозном тумане
И скрылась.
Причудилось.
Может, приснилось…
Ленинград
* * *
Осы жалят, осы жалят.
Утро, словно пасть собачья.
Обезумевшее время. Трупы черной Ферганы.
И армяне закурили
Свой конфликт с Азербайджаном,
а теперь не рады сами, но не могут осадить.
И библейскими очами, и ветвистыми речами
не забить, не затушить…
А Россия шевельнулась,
тихо утру улыбнулась.
Потянулась, приоткрыла
свои синие глаза.
Где-то в небе громыхнуло,
и зарницей полоснуло.
Будет день… Грядет гроза…
***
Я не плачу и не смеюсь.
Я молчу задавленно.
Отболело сердце за Русь –
За литвы, за таллинны…
* * *
Сняты портреты державшего власть.
Брошена под ноги алая страсть
Дьяволу? Богу ли?..
Душу ль очистим
И память спасем,
Иль похороним
Остатки святого?
Все разрушающим может быть слово.
Все воздающим молчания дар.
Думать нам некогда.
Жадно листаем,
Спешно глотаем,
Чтоб все сокрушить –
Некогда жить...
***
В городе, где
дерева не растут,
В городе, где
колокольни безмолвны,
В городе, где
зачарованно волны
Ладоги снежной в граните текут,
Вновь поселились косматы, темны
Призраки солнца. И призрак луны.
Хороводят, завивая,
То снега, то птичьи стаи.
По каминным, по забытым
Малахитовым глазам
Разливают деловито
Словно жидкость в тормоза:
«За-а!»
Хороводят, колобродят –
Не гроза и не буран.
Неубитого проводят
В подзагробный балаган,
Ан!
Город слепых и кричащих нелепо
К родам готовится? Строит ли склепы?
Призраки, призраки... Признаки света –
Какого?
Ленинград
***
Я иду, и нет теней
Ни за мной, ни за другими.
Стали мы чуть-чуть иными
Под пристрелкой новых дней.
Осень жжет и хороводит,
И с ума кого-то сводит.
Нам же всем не до нее.
Мы больны иным страданьем,
Мы больны непониманьем -
Где же - "наше"? Где - "мое"?
Идеалы поколений...
Осень тычется в колени
Мокрым брошенным щенком.
По России - песнопенье,
Рождество, или Успенье?
Если тризна, то по ком?
Вроде, все определилось.
Ждем чего? Скажи на милость,
Гос-по-ди!
Если вновь не уберечься
Ни от пуль, ни "от картечи",
По-ща-ди – просить боюсь –
Русь.
Я иду, и нет теней
Ни за мной, ни за другими.
Мы становимся иными
Под прицелом страшных дней.
Ленинград.
***
Как трудно заново вставать
С больной постели.
Шагам учиться. И молчать
О том, что - горе и печать
На самом деле.
Глубинной рыбиной - наверх,
Но разорвало в кровь сосуды.
Я замолкаю. День наш судный –
Дождь, полутьма, ни верст, ни вех…
Ленинград
АВГУСТ
Кончается август -
Кликуша, звонарь.
Кровавые пальцы
На очи-бойницы.
А осень на Русь
Опоздать так боится,
Как будто спасенье таит.
Не берусь
Судьей ли, судом ли пребыть.
Не хочу
Оценками жалить,
Вбивать терминалы…
Я все еще грежу
Как будто вокзалом
И в крышу родную
Поверить страшусь.
Я все еще вижу,
Как Виленским небом,
Святым для любого,
В чьем сердце есть Русь,
Вихляет коряво и непотребно
Трехцветная тряпка,
где - зелень и гнусь.
...И лишь узкой полосой
Желто-зеленную жижу
Подрезает, - скоро ль выжжет?
Алый проблеск ножевой.
Есть свои законы сеч
Для того, кто поднял меч.
***
С огромным лбом,
Помеченным в рожденьи, -
Авантюрист, иль гений?
Кем брошен клич,
Который всех поднял?
На пьедестал
Введен седым Громыко
Кто знает - искренне ль,
Но твердо Никой
Манил и клял,
И клялся.
Сорвался
Поток лавин
С так долго спавших гор.
И поздно сетовать.
И запоздало думать,
Когда - болезнь в душе,
А в доме - вор.
***
Недолгая доля
Негромких утех.
Кого для чего
Материнство рожало?
Все время посеяло,
Время пожало.
Недолгая доля,
Недолгий успех.
Кичатся дарами
Судьбы, провиденья,
Но - время, и шествуют
Средь привидений
Былые властители -
Траур и туш!-
Былые родители
Трупов и душ.
Теперь же вы сами,
Что были с усами,
Без оных, острижены все,
Без волос,
Любови народной
И слез.
Но... В этом страшном сокрушеньи
Есть ужас дня без продолженья
И битв, в которых нет побед.
Поскольку на поле сраженья
Все полегли. Ни пуль, ни жертв.
***
Это чудо снегопада…
Разговаривать не надо –
Поглядеть и помолчать.
И послушать шорох белый,
Невесомый, будто мелом
Нарисованная рать
По доске из крыш и окон.
Закружило город в кокон,
С тихой темной высоты
Сыплет щедрыми руками,
Смотрит нежными очами,
Исцеляя наши раны
И врачуя все мосты.
И ни оспинки, ни язвы,
Ни следа больных приказом.
Все под снегом, все под ним –
Город. Время. След. И нимб.
Только что это чернеет
В подворотенке сквозной?
Чье там рубище темнеет
Бессловесной маятой?
Кто бормочет за стеной
Белоснежного обмана:
"Очаровываться - рано.
Слишком поздно - на покой-й…"
Голос? Колокол? Немой?
***
Я совсем не гениальна.
И таланту Бог мне не дал.
Я бреду сиротским полем
Босонога и хрупка.
И клубятся занавески
Облаков над сизой мглою,
И дымятся между небом
И заброшенной землей.
В этом нет ни тайн, ни знаков,
Ни отчаянья, ни страха.
Только путь. И я иду.
***
Город пуст и чист.
Лишь солнце
Ворошит лучами травы,
Скошенные,
на газонах.
Воскресение. Июль.
Villnius
***
Я разучилась ликовать
И радоваться безоглядно
И все труднее мне скрывать
Ранимость стадным.
Забилась пташка в уголок -
Для жизни нужен час и - срок...
В июле падали каштаны,
По августу плыла жара
Горячечных балаганных
От вечера и до утра
Речей, писаний, злых и розных
От человеческой породы,
Несовершенной по природе,
И выспренности бытия.
И виленским тишайшим раем
Вздымалась ненависть бедой
Невидимой, но постоянной,
Черня всех русских. Лишь порой
Луна багровая взывала
К нечистой юдоли земной
Оторванною головой.
И было странно и тревожно
Так, что остаться невозможно
И слишком больно уходить.
Мы сели в поезд – на Россию,
Чтоб попытаться снова жить.
* * *
Солнца не было.
А луна - была.
Всходов не было, А дожди
Шли.
Плыл январь,
Мимоходом стряхнув
С снегопадов-ресниц
Тридцать три дождя.
Ждали все перемен.
Год Змеи. Земля.
* * *
Чьи-то песни за стеной...
Старый Новый год неспешен.
Каждый день, что век, нездешен
И безгрешен, как покой.
Нет туманов,
И дождинки
Все осыпались с небес.
Ленинградские картинки,
Ожидание чудес.
Чуда веры и доверья,
Теплоты и отреченья,
Чужестранного теченья
Добро- вольного и – нет.
Где-то ставенкой тряхнуло,
С крыш улыбкою спорхнуло
Голубиное ворчанье
И кошачий острый глаз.
А над всем царит ворона,
Словно зимняя корона
Вместо солнца.
Камертоном
Чердаков, мансард, проказ.
Гроднинский тупичок, дом 2.
***
Я нашла этот дом. То, что осталось
от храма
Всех скорбящих Радости.
На углу Чернышевского и Воинова.
Без крестов,
без священников…
Ленинград
Гроднинский тупичок, 2
***
О сколько масок приросло!
Перебираю, но не тают,
Срываю, будто обретаю
Одно - ничейное! - чело.
Но никудышная затея –
Не маски – жизни чародея.
Когда проник, когда пророс
Сквозь жизнь и быт,
Сквозь души глыбу?
Не знаю. Но иду. На дыбу.
***
Антигероям Булгакова
Поведай, в зелени дубрав
Лесных, какая скрыта тайна?
Чем червоточинка печальна,
Чей привкус горек для забав?
Зачем пороку удается
Трагедией из душ простых
Созвучий высекать пласты,
Как родники со дна колодца,
И ими подменять себя?
Нет слова «знаю» для меня…
И Воланда нечистый гений.
Дар Азазелло неземной,
Кошачья кровожадность снедью,
Питающаяся живой, –
О сколько состраданья к вам
И вашей миссии суровой!
Зачем всесильно Ваше слово?
Зачем бессилен разум там,
Где лишь оно одно царит,
Собой всевластно заменяя
Привычность истин? И, сияя
Кошачьим глазом,
Ночь сверлит…
***
Мне снова возвращаться в Вильну,
Не на день-два...
Сирень к весне не так уж сильно,
И подросла.
И город, столько
Меня хранивший,
Все тот.
Но сколько розни,
И сколько злобы
Произросло!
Под неба синими очами –
Ручьи.
Газоны те же
Вороньи стаи,
Как встарь, ничьи.
Но слову русскому
Здесь места вовсе
Не отвели.
И зная это, молчу захлестнуто,
До духоты.
И недоверье полощет душу
Хлыстом.
Я еду в Вильнюс,
Хоть знаю: русская.
И рухнул дом.
Из цикла: «РАЗНОЕ»
***
Отведу
Колдовство, наважденье, беду.
Не паду
ниц на плаху, но – росами в землю.
И восходы, как всходы,
Собой напою.
Отпою –
Приходящим продолжить доверю.
Мне потери
Считать не пристало к лицу,
Коль богата, как маг,
Волшебством озарений.
Не приму
Ни взаймы, ни в числе подарений
Сожалений чужих.
От судьбы не уйду.
Пропаду?
Оглянись, слышишь, – зори грядут.
Не пройти без следа.
Не прожить без ответа.
Так аукнется лето
В созревших плодах,
А зима по весне
Будет солнцем отпета.
ЖИЗНЬ
Рвет ветер с веток горсти снега —
Так собирают хлопок где–то,
Так руки, клавишами белыми
Бредут без света в забытьи,
Так мальчик смотрит онемело
На первое в любви: "Прости...”
Так умирают, все простив.
И коченеют после бега
Распластанные у барьеров,
Непобежденных, седоки.
А лошадь – с выломленной шеей,
А круг от гонки — синим шлейфом,
Кольцом удавкой, бечевой
Захлестнуто — над головой.
И замирают на ветру
Трибун проклятья и восторги.
Полощет небо на пригорке
Прозрачнейшую синеву.
И ворон
камешки,
как четки,
Перебирает
на юру...
Кольский полуостров
* * *
А.С.Пушкину, А.А. Ахматовой
Я отроду так невезуча,
Что белый день мне – ночь-черна.
Мне б ивою стоять плакучей
У Царскосельского пруда.
И слушать молча, безголосой,
Его шаги по травам росным,
Ее шелков мелькнувший вздох -
Души созвучье и стволов.
Но мне недвижности Бог не дал,
Безгласой не мня создал...
Не потому ль стволов древесных
Язычество – тишайший шквал –
Меня преследует?..
Гатчина.
* * *
Предчувствовать – касаться миража.
Вот–вот оно, и – нет,
пусты ладони.
Но чей–то голос – где? –
тростинке вторит
И вдруг всплывает,
Тайно ворожа…
И, околдована, иду за ним,
Оставив недопитым чай в стакане,
И руку, защемленную в капкане,
И кровь стихов на белых снегах зим.
Vilnius
***
Все — ложь. Преследует меня
Нагайкой память.
А жизнь прозрачна без вины
И знамен.
Я ощущаю бег времен.
Я — сито,
Дождем событий
и измен
Прошитое.
И шпажки острые огня
и боли
Всю жизнь преследует меня
Неволя.
Неволя связей, и разлук
Плененье,
И Ангел белый
И его
Паденье...
Vilnius
СЕВЕРНАЯ ГОСТИНИЦА
На вечной флейте, старенький, как бог,
К великой всенощной сзывал сверчок.
И тени шевелились по углам,
И стыла печь, тепло нам отдавая,
И месяц полз, о крыши задевая,
А март молчал. А снег от стужи стыл.
А воздух разбивался о дыханье
Невидимых в ночи, но явных крыл.
– Ты все переживешь.
– Переживу?
– Мы все прошли чрез это...
– Не пройду.
– Не вправе человек...
– Кто ж вправе?! Бог?
О старая и мудрая, как время,
Меня уча неженскому терпенью,
Вы знали наперед – все ни к чему,
– ...И я прошла сквозь это.
– Не пройду.
Смолчала. Заварила крепкий чай.
И говорила, будто невзначай,
Запретных тем искусно не касаясь,
О рудной базе, каменном начальстве,
Химизме разделенья бедных руд,
Ошибках в технологии: Ох, круг!..
А белая соломинка
сквозь лед
Озерных непроточных
стылых вод
Пыталась выбиться.
А на снегу
Алел плавник,
примерзший
на лету.
Кольский полуостров
***
Отойдет, отболит, оттоскуется.
Небосвод надо мной сутулится.
То ли слез недостача, участья ли?
Мне-то что за напасть, причастна ли?
Отгудит, отпоет, отстонется,
Как святым воскресеньем звонница.
По росистым травам туманом ли,
Луговым уплывает саваном.
Мне-то что за беда-хворобушка!
Замешу я на зорьке сдобушку,
Буду тесто бить-поколачивать
Душу глупую переиначивать.
***
Час лирики прошел.
Век мудрости недлинен.
Возьми с собой корзину.
Иль проще – кузовок.
Лесок недалеко –
Лишь вспаханное поле
Одно преодолеть
И можно отдохнуть…
Но оглянувшись, путь
Увидишь поневоле,
Да оценить не сможешь,
Богат он был, иль пуст…
А кузовок без дна.
А от корзинки – ручка
одна!
Не доплели.
Не спели. Не смогли.
Запутаться сумели,
Иль лыка не нашли?
Возьму-ка я сама
И приготовлю снова
Коричневой и гибкой
Ивовой лозы.
И все начну с начала.
Да, все начну с начала.
И кузовок с корзинкой
Сплету я для грозы...
НОСТАЛЬГИЯ
Заболев ностальгией,
Не плачут прилюдно и в крик.
Лишь сухими глазами
Дырявя ночное пространство,
Проклиная себя,
Молчаливо клянут постоянство.
Заболев ностальгией,
Как в омут – в бессонный тупик.
По чужим городам,
По листве, пригвожденной к асфальту,
По чужим небесам,
По ненужно влюбленным глазам
Режут холодом глаз,
Как по воску осколком базальта.
Ностальгия опаснее
Самых опасных зараз.
Глушит глухостью чувств,
Слепит слов неизбывной тоскою,
Слов, которых не скажешь,
Не исторгнешь, не вырвешь из губ…
Недоступным огнем
У замерзшей до скрипа дороги
Растревожено жжет
Деревянный заброшенный сруб.
И не знаешь, когда
Вдруг подловит тебя это чувство.
Так коню на бегу
Враз ломает случайность хребет.
И не знаешь, каким -
Колдовским и нездешним искусством
Заручиться от боли такой,
У кого попросить амулет!
Ни богам и ни дьяволам
Это лечить не дано.
Забывается все,
но не Родины зов и туманы.
Не по воле своей
бесконечным немым караваном
Спотыкаясь, бредем –
короли из театра теней.
Внешне все, как у всех:
И семья, и квартира, и дело.
И у всех на виду
Все смеемся и шутим легко…
Только зимы долги.
Только весны чужие не греют,
А молчание горше,
А за ночью, с рассветом, - ни зги…
Кольский полуостров
***
Ваш странный слог...
Сложенье Вашей сути...
Кто б мог подумать! -
Снова я – о Вас...
Все отторгая, отвергаю "нас"
И утверждаю странность этой смуты,
Что ни познать, до дна не рассмотреть,
Но – сделать срез
И в микроскоп глазеть.
За что же беспричинность маяты,
Когда прозрачно все?
Но – поиск тайны.
Без этой алогичности мосты
Закручивали б вверх свои концы
И к звездам вознесли свои спирали.
Страда ли, клятва,
Посев – не жатва.
Серый пилигрим
Чреда святыней –
Он, но не за ним…
Так что – понять?
"зачем" и "почему"…
За - чем? И потому, наверно,
Что боль других – стократ,
И совершенней,
А Вам лишь — беспокойство и печаль
О поисках того, что – новь и даль.
Каунас.
***
О, надоевший Ангел,
Ты ли
Был ослепителен,
Как снежный айсберг
в лучах восхода?
Vilnius
* * *
Когда-нибудь...
Грохочут зимы в нем,
И осени мои, и декабри,
И лета проплывают, как молитва,
Несбывшаяся. И весна корит.
Когда-нибудь…
Я выйду не во сне
Из немоты и черноты терпенья,
Из суеты давно ненужных дел
К тебе
Шагну, как в пропасть,
И упруго
Под крылья лягут солнечные струги
И не дадут упасть.
что за напасть,
Что за беда такая!
Расстались. Нет, разорвало. Бывает…
Вот, сбило с ног,
По камням волочет.
Когда-нибудь…
Прошел ведь только год.
Vilnius
* * *
Вот, отболело. Ночь и тишина.
Хотела этого. Об этом же молила!
Могу вернуться. Или нет. Незрима
Разорванная нить. Зима...
...Об этом ли? Откуда же тоска
Глухая, как пустая жизнь без цели.
Как путь без смысла.
Вместе заболели,
А умираем врозь.
И так – века...
Vilnius
МАРТ
Я первую оттаявшую ночь
Сегодня раскурю на строчки.
А март, мой лучший друг-телеграфист,
Без устали – в тире и многоточьях...
О кончик шарика черкну
чернильной искрой.
Собачий лай
по-мартовски колюч,
По-мартовски капелями прострочен...
Открою форточку,
чтобы впустить весну.
Она ворвется в дом,
и лист сожжет
Каракулями слов.
Исчезнет в мглистом
Истоке дня – исходе чьих–то снов…
А мне на память – ритмика больная
Всех зазвучавших строк
И забродивших мыслей
И ночи мартовской
капель,
и тайна
непрожитых еще,
но данных чисел...
Vilnius
* * *
Шутки Александра Сергеевича
Стихи, как проза.
Неврозы...
Я заворачиваю в синий плат
Нездешнее свое горенье.
Я обниму стихотвореньем
То, что так сумрачно таят.
И этот мокрый день,
И золото листвы...
Быть может, потому на "Вы",
Что нет упреков, сожалений.
Есть только Вы и этот Гений,
Что умер столько лет назад!
Из чьих глубин, из чьих времен
Ко мне ворвавшись чуждым ритмом,
Звучите ясною молитвой
Под листопада перезвон?
Уйти от Вас я не хочу,
Строкою долг свой оплачу.
И жесткость Вашего приказа,
И смех колючих светлых глаз, –
Все странно мне. Ну, а для Вас –
Очередная лишь проказа.
Но – стоп. Я слушаю. Диктуйте.
– Во глубине тех самых руд
Была ли жизнь?
– Была.
– Спасибо.
– Она забвеньем обернулась.
Они вернулись, хоть не все.
Но их не помнили уже.
Их жизнь закончилась тем плацем.
– Паяцы!
– Нет! Мы чтим их подвиг.
Что ж, пишите ……..
………….
* * *
Прекрасная юная сводница,
нежность,
Тебя мы не звали.
Дурманишь.
Как будто невинно и прямо...
Обманом!
Приходишь, как тать,
Поселяешь печали
Туманом.
Так в оттепель к солнцу
Январскому
Тянутся
Травы.
Vilnius
***
Отрекусь навсегда.
Зачерню, зачеркну -
На покой!
Улыбается небу
Озимых веселое поле
И смеется в усы
Рыжий ежик лесной.
Отрекусь.
Избавленья спрошу
И удачи.
Эх, была-не была,
Сохраню я главу на плечах.
Что же месяц бредет
В затуманенном небе, как кляча?
Что же струи замолкли
В когда-то бессонных ручьях?
Отрекусь. Зачерчу. Зачерню.
И — отмою.
Не прожить по-другому.
Так здравствуй, чиста, как беда,
Лебединого клекота
Радость, что пенное море
И надежная сила
Идущего в небо крыла.
***
Уходишь так, как замерзают капли
Расплавленного солнца на губах,
В холодный камень смертью обращенных.
Уходишь стоном, острием иглы
Сквозь раненные нервы вытекаешь
И снова в каждой жилке прорастаешь.
Отчаянием и слабостью слепя.
Так умирает ночь под шагом утра.
Так с осенью приходят холода.
Так черен мрак.
Так будет впредь всегда:
Пустыня ты.
А я – пустынный
странник,
Плененный и отвергнутый тобой.
И обреченный.
Vilnius
Ольга ЛАНСКАЯ,
Санкт-Петербург