Монахи куликовская битва ч. вторая

Сергей Маслюк
                II

Тиха встревоженная ночь:
Хладит туман просторы;
Кому не спится. Спать невмочь,
Кто здесь друзья, кто воры.
Шуршит кулик; Непрядва; Дон;
Меж ними поле… Вскрик;
Звериный вопль, далекий стон…
Иконы строгий лик.
Свеча горит. Далеко ль близ
Предутренний рассвет,
В шатре, главу склонивши низ,
Молился Дмитрий свет.

«Скажи мне, Господи, мой Бог,
В преддверии безумства дня
(Я знаю Господи, Ты строг),
Но нынче что ж гнетет меня?   
Молю, ответь, дай знать мне ныне,
За Русь прошу, за мой народ,
Который вот который год
Под разорителем доныне.
За дерзость,. Боже мой, прости,
За пыл безумный мой,
Коль крест сей надобно нести
За жизнь Руси Святой,
Коль в брани надобно здесь пасть
За веру, за народ,
Не дай мне предать, иль упасть,
Не дай в пылу меж вод
Мне вздрогнуть духом пред врагом,
А коль пронзенным быть,
Всеблагий Боже, тихим сном
Дозволь Твой лик почтить».

Кто так дерзает – слава ввек!
Кто может боль свою
Так вознести меж грозных рек
И восхитить в бою;
Душа славянка – только в ней
И пыл, и дар любви:
Коль любишь так, люби скорей,
А коль душа в крови,
Прощай немедленно. О, брат,
Рассвет твой не зачах,
И боль ушла, и был монах,
И ядом был объят,
Олег Рязанский – стыд... и мразь
Ягайло из Литвы,
И был великий Дмитрий – князь
Страдалицы Москвы.

Тиха встревоженная ночь;
Как дивна тишина.
Уходит зло далеко прочь.
Обитель; Зрит луна;
Свечи опалены края;
Монах у Царских врат:
Подрясник, ряса и скуфья –
Как прост его наряд.
Молитва тихая:
                «Отец!»
Монах вздохнул:
                «Внемли,
Пусть тяжек будет сей венец,
Но боль моей земли
Взывая, Господи, вопит,
О помощи скорбя,
И я молю, молю Тебя…
Здесь Матушка хранит
Тобою даденный удел,
Но грозен дерзкий хан:
Бесчинства, злоба, беспредел,
Поля закрыл бурьян,
Уж не один спален чертог…
В полоне люд зазря -
Молю о помощи мой Бог»…

Свеча у алтаря
Горит и день, и ночь, как год,
За Русь Святую, за народ.

Тиха встревоженная ночь;
Тугой туман, как лед;
Осенний хлад размыть не прочь
Донских молочность вод;
Здесь, на брегу, любви полны
Монаший дав обет,
Молились в звуках тишины
Ослябя, Пересвет:

«Я чую, брат, - Ослябя встал,
Перекрестился, подождал,
На камень сел, главу склонил,
Казалось, сном монах почил. -
Нам завтра головы сложить
Придется, Пересвет,
Здесь боле нам уже не жить,
Не ведать этот свет,
Не ступим мы на этот брег,
И Дон не видеть нам
Смотри, туман, как белый снег,
Спустился к берегам.
А завтра праздник, день какой!
А в Троице, мой брат,
Все Рождество Пречистой чтят,
И ныне мы с тобой
Здесь Матерь Божию почтим,
Молитву вознесем,
Как будто в храме мы стоим
С тобой, мой брат, вдвоем.
То добрый знак земле Святой,
Здесь, Матерь славу зрит»…
Уж и венец над головой
Руси, и меч, и щит;
Поклоны тихи в тишине;
Волной плескался Дон,
А где-то там, в миру извне,
Бил колокольный звон.

Тиха встревоженная ночь;
Соборный храм. Гробница.
Дремоту воздух превозмочь
Не в силах, словно птица
Он всколыхнет пыльцу с икон,
Зачахнет между свеч,
И вдруг, в надежде остеречь
От зла, встревожив сон,
Прильнет к гробнице сгоряча,
И вновь покой томимый…

Сама зажглась во тьме свеча,
И страх необоримый
Уходит прочь. Как ярок свет!
Алтарь. У Царских Врат
Два старца дивные стоят
Седых преклонных лет.
Идут к гробнице. Шелест риз.
Блаженный фимиам,
Как полуночный сонный бриз
Алтарь заполнил, храм.
Подходят к раке, мирно ждут,
На крест гробницы зрят.
Свечу зажженную берут
И тихо говорят:

«Восстани, Александр… Скорей,
Димитрий, правнук твой,
Ждет в брани помощи твоей
С Мамаевой ордой».

Поднялся Невский: щит и меч,
Кольчуга в серебре;
Вошли в алтарь, и там средь свеч
Исчезли на заре.

Рассвет в безумии вставал,
Ушедший мир далек;
Кто первым был, а кто отстал,
Кто пил березы сок,
Кто ввысь молитву возносил,
Хрипя, кровя душой.

О, Дон! Свидетелем ты был
Суровой сечи той.