В ЦПКиО города N... (ладно, откроюсь, театр там "Ромен") дворник работал, старый Матвей, жил с бабой Настей, женою своей. Жил не тужил, на жизнь не ропща, бабу берёг, но ругал иногда, хриплым баском задавая ей взбучку, когда общая кухня превращалась в толкучку.
Баба всплакнет и скажет без зла: "Ты бы сходил, показал ордена, чай заслужил ты отдельно квартиру... Так и помрем в общем гаме к сортиру..." - Баба, не хнычь, другим тяжелей, мы ведь с тобой не имеем детей, Да и скажут про нас: старики, мол, того... им то осталось всего ничего. Настенька, ты лучше щи мне налей, гущи побольше, до чтоб горячей. Что-то знобит мой осколок опять, ногу свело, на погоду видать. - Горе ты мое, Матвей, полезай в кровать скорей, пойду очередь займу, на кухонную плиту. "Добрая, вся из души" - дед вослед ей улыбнулся - хоть до раны приложи - вздохнул... и к стенке повернулся.
Так и жили старики, коротали ночи, дни... Всё мечтали умереть вместе, чтоб не овдоветь. И услышал людей Бог, отписав один им срок...
Осколок деда не подвел и к утру, воскресным днём, дождь хлестал, как из ведра, выли страшно провода и сражались храбро с ветром, но увы, сказал же некто "силу сила ломит вспять" - вот и света нет опять. И в такой кромешной тьме дед собрался на работу. "Надо хоть открыть ворота" - объяснил он сам себе.
- Может быть нагреть чайку? - Да нет, Настенька, пойду. Долго я не задержусь, просмотрю всё и вернусь.
В парке ветер поутих, ведь деревья все подстриг. "Жаль нет печки у меня" - пошутил дед сгоряча. Под скамейкой весь скукоженный, котенок страхом запорошенный, - голодный, мокрый и дрожит, очень жалобно пищит. Дед прижал к себе котенка словно малого ребенка: "Знал бы, что найду тебя, взял бы дома молока. Ты прости уж, котик, деда, не видать тебе обеда. Ну, а завтракал хоть ты?... Тише, верю, не кричи... Пошли-ка, брат, я отнесу тебя в беседку на углу. Отогрейся там, поспи и маму блудную зови".
- А... так вас хоть пруд пруди, - покачал дед головою, - ты, котенок, не грусти, будешь с братом иль с сестрою.
Из беседки доносился писк не писк и плачь не плачь... Аж котенок покосился и залез под дедов плащ. - Ну, чего, брат, испугался, иль своих не узнаешь? Братец уж тебя заждался, слышишь, как он горло рвёт!
А в беседке Матвей не поверил глазам - кричал не котенок, ребенок кричал... Старик просто замер, не может шагнуть, не может поверить, очнуться, вздохнуть... Потом осенило: так это ж я сплю! Такое лишь может присниться в бреду. Скорей просыпайся ты, старый дурак, ребенка не мучай. И надо же так!...
Матвей потянулся и голос подал... Да нет же, не сплю, вот и кот побежал. - Куда ты, котенок, останься со мной! Мне тоже ведь страшно. Постой же! Постой!!
Но кот убежал оглянувшись на миг... - Ну, делай же что-то, чего ты стоишь?! Матвей подошел, отошел, подбежал... Увидел что соска лежит, - не поднял... Потом повернулся, кота поискал... поправил свой плащ... и ребеночка взял. И в то же мгновенье старик стал другой - решительный, резкий, готовый на бой. Он соску поднял и помыл под дождем, умудрился рубашку сорвать под плащом. Ребенка из мокрой пеленки достал и в теплой рубашке к сердцу прижал. Мальчонка на деда с улыбкой взглянул, сжался в комочек и тут же уснул.
Лихорадочно мысль пронеслась в голове: нужно мать поискать, вдруг пошла по нужде? Но вторая свербит: не валяй дурака, ведь подкинутый он, не дури ты себя.
Но добро продолжало бороться со злом: да не может же мать обойтись так с дитём! - Ох, и глупый ты дед, пусть и с умным лицом, только сказки бывают со счастливым концом. - Что же делать-то мне, подскажи коль умна, пусть и зло победило, но ведь жизнь не прошла.
Но... никто не ответил, ни внутри, ни снаружи... Сладко спало дитя, успокоились лужи, тучи тронулись в путь, в парке стало светлее и луч солнца повел к новой жизни Матвея.
Конец первой части