Ещё один день

Лилу Амбер
Еще одну страницу, умоляю, еще одну страницу…
Человек, упав на колени, молился. Постепенно он научился ценить каждую букву, каждый знак и символ. Но чем дальше, тем труднее становилось их писать, листы оставались почти пустыми. На них могла быть запечатлена одна лишь клякса, запятая или небольшой черно-белый рисунок. Но сейчас и они были бесценны.
            Ветхий дом писателя был изъеден временем. Оно подточило стол и стены, почти не оставив в них жизни. Изо дня в день он выходил во двор, жадно ловил каждый шорох, вспышку, движение, а затем, изможденный от усталости и старости, старался описать все на бумаге. Он ловил облака, сухость и теплоту ветра, колыхания травы, вскрики птиц. Писатель лелеял каждое воспоминание, бережно и нежно обрамляя его на листах. Они то и дело подводили его, ускользали, играли в игры. Но он был рад абсолютно всему, каждому витку своей памяти, каждой захваченной в сеть минуте. Ему был дарован еще один день.
            Дни его жизни были братьями, сестрами, все похожи как один. С утра, еще затемно, он выходил во двор подышать утренней влагой, новорожденным днем, едва раскрывшим глаза. Затем возвращался в дом и читал молитвы. Он знал много настоящих молитв, но прожив в мире довольно долго, писатель говорил с Богом на «Ты», и все его обращения заканчивались: «Спасибо Тебе за доброту и красоту». Сегодня он говорил с творцом дольше чем обычно, за окном уже светало, солнце в облаках розовело, как кувшинка лотоса.
             Писатель поставил чайник, прислушиваясь к сонному гудению пчел. Он вспоминал, как в детстве  с отцом обходил пасеки и тот рассказывал, как пушистые и яркие, похожие на игрушки, пчелки прячут в своих деревянных домиках золотое лекарство. Чайник тихонько посвистывал, и писатель вспоминал мамины сказки на ночь, про колдунов и русалок, про волшебные алые цветы…
             По небу встревоженно и резко неслись тучи. Травы сгибались от порывов ветра. Писатель взял чашку и пошел во двор.
            Ему осталось дописать всего один лист. Самый последний, как главное звено всей цепи, тот должен был объяснить все предыдущие, дать к ним ключ, разгадку.
«Наше тело – это дом воспоминаний, — начал писатель, — они заключены в самой середине нас. Они покоятся листами, исписанными и изрисованными от и до. Но лишь самый светлые из них найдут дорогу обратно, когда клетка будет раскрыта.»
            Его рука опустилась. Страницы со стола сорвал и унес ветер. Они летели вдоль поля, теряясь среди травы, пачкаясь в земле, натыкаясь на ветви деревьев. Но некоторые на лету превращались в бабочек и поднимались к самому небу. Клетка была раскрыта.