Во дворе старого дома, построенного еще в колхозные времена, рядом со скотным хлевом и подле раскидистой яблони лежала большая навозная куча. Лежала она там с незапамятных времен и была, наверное, такой же старой, как и сам дом. Зимой она покрывалась снегом и льдом, промерзая почти насквозь, и жизнь в ней едва теплилась, оставаясь где-то в самой её глубине, у самого дна. Но вот летом было совсем другое дело. Летом куча оживала. Тысячи и тысячи букашек, таракашек, жучков и червячков начинали бегать, ползать, скакать и сновать по ней туда и сюда, сюда и туда, вверх и вниз, вниз и вверх, спеша по своим важным букашеским делам. Куча жужжала, пищала и гудела, свистела и свиристела тысячью разных голосов и голосишек. Иногда на ней, кроме колючего чертополоха, даже вырастали настоящие цветы, что заставляло кучу неимоверно гордиться собой. Если бы она умела разговаривать, она бы наверняка заухала бы, заохала бы: «Видите, какая я важная куча. Какая я замечательная. Слава мне!».
Весной, как это случалось каждый год, когда жизнь вокруг всколыхнулась с новой силой, среди тысяч жучков, букашечек и таракашечек в навозной куче народился червячок. Обыкновенный такой червячок, такой же, как и тысячи других червячков – не лучше и не хуже. Другие червяки обучили его ползать по-червячьи. Они показали ему, как сворачиваться кольцами во время опасности и как зарываться поглубже в теплый навоз, где было больше еды. Червячья школа научила его тому, что на свете есть и другие навозные кучи, в которых живут другие червячки, которые ползают и сворачиваются кольцами не так, как они, а по-другому, и что этим навозным кучам и червякам далеко до их навозной кучи и их червяков. Еще в червячьей школе его научили любить свою родину – навозную кучу. Так ему говорили: «Наша навозная куча самая большая и теплая куча на свете. Нигде нет такой замечательной кучи. Еда в нашей куче – самая вкусная и наши червяки самые счастливые червяки на свете. Помни это».
Когда червячок стал побольше размером, взрослые и самые жирные черви объяснили ему, что, когда куче угрожает опасность, кучу нужно защищать. Например, когда в конце лета на яблоне созревают яблоки, которые одно за другим падают вниз, нужно эти яблоки нейтрализовать, потому что кучу грозит засыпать спелыми яблоками и тогда не миновать нашествия других, враждебных им, червяков, букашек и таракашек. Стратегия заключалась в том, чтобы своевременно уничтожить противника – яблоко, как только оно упало на навозную кучу. То есть съесть его. Тот, кто съедал больше всех, даже ценой собственной жизни, получал от самого жирного в куче червя червячью медаль, которая называлась «За червоточину». Но наивысшим боевым мастерством и червячьей храбростью считалось заползти по стволу яблони на саму яблоню и начать уничтожение противника уже на его же территории. О, это была целая наука! В начале осени, когда яблоки на старой яблоне грозили завалить навозную кучу, сотни самых отважных червяков посылались самыми жирными червями на яблоню. Больше половины из них уже по дороге склевывали птицы, но остальные посредством умелой маскировки успевали достичь раскидистых веток старой яблони и уже оттуда торопились изо всех своих червячьих сил к красным яблокам, поспешно зарываясь в них всем своим червячьим существом. Внутри яблока они были в относительной безопасности. Правда, добрая половина из них чудесным образом куда-то пропадала вместе с яблоками. То есть, без вести. Старые черви говорили, что это Бог забирает к себе самых отчаянных, после чего они все попадают в червячий рай. Остальные же, сделав свое червячье дело внутри яблока, падали вместе со своим гнилым врагом вниз и, как правило, разбивались на смерть. Или они были настолько истощены борьбой с яблоком, что не могли двигаться, и погибали в клюве какой-нибудь сойки. Они все без исключения награждались орденом «За черВЬствость».
Нашему червячку не удалось проявить себя с геройской червячьей стороны, хотя ему этого очень хотелось. Все что ему пришлось делать – это переваривать уже готовый навоз, от чего у него за два дня – срок червячьей службы – пошатнулось здоровье.
Житье-бытье в навозной куче было привольным. Правда, нашему червячку не с чем было сравнивать – он никогда не видел другие навозные кучи – но так говорили все важные жирные черви, а уж они то знали толк в навозных кучах. Среди них даже были такие, которые успели побывать на нескольких чужих кучах и пожить там. Еще когда червячок учился в школе, такие червяки-путешественники приходили к ним и рассказывали, что, например, соседская навозная куча меньше размерами и в ней не так тепло, как у них. А та куча, что находится за этой, вообще наполовину высохла и ее обитателем почти нечем питаться. Правда, один раз, какой-то червь-путешественник сказал, что возле соседской кучи нет яблонь и тамошним червям не нужно воевать, на что его более жирный начальник строго посмотрел на него, и тот умолк. После чего, как наш червячок слышал, этот червь-путешественник был послан на яблоню воевать с яблоками, где и погиб смертью храбрых червяков.
На двадцатом дне своей жизни захотел наш червяк жениться. Не то чтобы он от этого желания в кольца сворачивался, а так, просто было положено у всех червей, что ли. Все другие черви его спрашивали: «А подруга-червячиха у тебя есть?» На что он смущенно бледнел и чувствовал себя виноватым. Он долго не мог выбрать себе спутницу своей червячей жизни: был он какой-то бледный, почти белый, и червячихам, по всей видимости, не очень нравился. Но однажды случилось так, что повстречалась ему червячиха с нежным розовым окрасом, которая мигом вскружила его червячью голову. Недолго думая сыграли они червячью свадьбу, как и полагается, и стали жить поживать маленьких червячков наживать.
Молодой семье выделили уютный навозный уголок в червячном общежитии. Каждое утро наш червячок уходил на работу, которая заключалась в том, чтобы поедать подгнившие яблоки и удобрять навозную кучу своим «конечным продуктом». Червячиха оставалась дома и смотрела за маленькими червячками-сорванцами. Червячья жизнь была безоблачна и бессолнечна в прямом смысле слова, так как жизнь в постоянном мраке навозной кучи не знала ни солнца, ни облаков.
Но однажды червячка послали со специальным заданием на самый верх кучи, объяснив, что ему доверяется очень важное и ответственное задание – пожирание несгнивших яблок на самой поверхности навозной кучи. Долго находится на верху неподготовленный червяк не мог, поэтому червячку предстояло постепенное привыкание. Вместе с другими своими червяками-товарищами червячок выполз на поверхность и… почти ослеп и оглох.
Что это? Что-то желтое, теплое и яркое ударило его по его маленьким червячьим глазкам. Тысячи оглушительных звуков – и не писк, жужжание и бульканье перевариваемого навоза в его кишке – а свист, трели и шелест листвы ошеломили его червячьи ушки. Он попытался вновь открыть свои ослепленные глазки, и тут же потерял свое червячье сознание.
Очнулся он в знакомом мраке навозной кучи. Глаза по-прежнему болели, а в ушах звенело. Что это было? Что за яркая желтая вспышка, ослепившая его? Что за тысяча незнакомых звуков, оглушивших его? Новый незнакомый мир? Ужасный мир, в котором есть другие не такие большие навозные кучи? Ужасный мир, в котором есть другие менее счастливые червяки?
Пролежав в червячном госпитале и немного придя в себя, он поинтересовался у жирных червяков, что это было. «Что это было? Ха! Это тот незнакомый и враждебный для всех червяков СВЕТ. СВЕТ, от которого гибнет каждый червяк, стоит ему слишком долго задержаться на верху». «А что такое СВЕТ?» «Ну, СВЕТ – это отвратительное желтое пятно сверху, плюс уродливая голубая грязь вокруг него. Ну, и еще ужасные крики летающих гадов, обитающих на их враге – яблоне».
Выписавшись из госпиталя, знакомые черви нашли, что червячок стал еще более бледным. Ему странным образом больше не хотелось питаться яблоками и удобрять Кучу. Он все хуже и хуже видел во мраке и запах навоза больше не радовал его. Черви с подозрением поглядывали на него.
«Что со мной?» – думал червячок. «Может это из-за СВЕТа? Поправлюсь ли я когда-нибудь?»
Черви-врачи в червячном госпитале, обследовав его, нашли, что у него червячный рак 1-й стадии. «Облучение СВЕТом. Нужна интенсивная червячная терапия»– и прописали ему прогревание самым свежим навозом и прием внутрь самых гнилых яблок.
Червячок с отвращением пожирал самые отвратительные яблоки и целыми днями лежал не шевелясь в самом вонючем навозе. Но ничто не помогало. Рак развивался дальше. Зрение и обоняние обострились до невыносимой степени. Его друзья-черви перестали с ним общаться. Его жена-червотошенька ушла от него к своей маме-червотеще. Червячок остался совсем один.
Но однажды, словно очнувшись от дурного сна, он вдруг почувствовал, что ему надо. «Мне надо на СВЕТ! СВЕТ не убьет меня. Он спасет меня!» И червячок из последних сил пополз на верх.
«Ты куда?» – спрашивали его встречные черви. «На СВЕТ» – отвечал он. «Дурак! СВЕТ убьет тебя!» – смеялись черви. «Ну и пусть!» – отвечал он.
Выбравшись на поверхность, он закрыл, глубоко вздохнув, словно в последний раз, широко раскрыл глаза, приготовясь к немедленной смерти. Но, вместо боли, он вдруг почувствовал облегчение. Потом радость. Отвратительное желтое пятно не казалось отвратительным, а наоборот, ласковым и дружелюбным. Уродливая голубая грязь вовсе не была уродливой. А крики птиц показались прекрасной музыкой.
«Держи его!» – вдруг услышал он позади, и не дожидаясь, когда его схватят, он что было сил, пополз вниз, вниз по Куче. Он понимал, что ему не простят его своеволия, и если схватят, то не видать ему больше СВЕТа.
Достигнув земли, он удивился, что Куча, оказывается не такая уж большая, как ему все это время рассказывали. Спрятавшись за каким-то желтым листочком, он смотрел на нее – «Самую большую и лучшую навозную кучу на свете» – и ему она больше не казалась такой большой и замечательной, как раньше, а скорее наоборот, маленькой и уродливой.
Между тем, погоня прекратилась, и червячок, не торопясь дополз до забора, который отделял их двор от соседского, миновал его, и еще какое-то время спустя, оказался у той самой навозной кучи, о которой ему столько рассказывали в школе. Куча была раза в два меньше его родной. Жившие там черви были немного меньше по размеру и светлее по цвету сородичей червячка. Они радушно приняли его к себе, показали, как они живут и пригласили остаться у них настолько, насколько, он сам захочет. «Наверное, они такие гостеприимные, потому что у них нет яблони, с которой приходится все время воевать».
В отличие от его мрачных соплеменников, черви этой кучи все время улыбались и охотно помогали друг другу. Правда, у них был один недостаток: они так же, как и его собратья жили в навозной куче и почти не видели СВЕТа.
Погостив немного у них, червячок, поблагодарив всех за радушие и гостеприимство, пустился дальше в путь. «Если соседская куча настолько отличается от моей, то насколько будут отличаться другие, дальние кучи?» – думал он, переползая с травинки на травинку, с кочки на кочку. Один раз его, правда, чуть не съела какое-то летающее существо, которыми кишели здешние края, но он вовремя притворился сухой веточкой, и опасность миновала. В другой раз ему повстречался существо с глазами навыкате и большим ртом, которое не ползало и не летало, а передвигалось огромными скачками. Существо, правда, не заинтересовалось червячком, а, издав громкий звук, прыгнуло в сторону и исчезло.
Достигнув следующего двора, – о, а это, похоже, был колхозный скотный двор, таким бескрайним он показался червячку – он увидал такое, от чего у него перехватило его червячный дух: возле деревянных построек, насколько хватало глаза, все было усыпано знакомым ему навозом. Нет, это уже была не куча, это была бескрайняя равнина родного ему компоста. Чувство ностальгии овладело им. Ему вдруг ужасно захотелось домой, где все было родным и знакомым.
Все черви, букашки и таракашки, которых он там увидел, были раза в два жирнее и больше его сородичей. Тела их лоснились, панцири сверкали, усики жизнерадостно задраны вверх. Все радостно и суетно бегали, прыгали, ползали туда-сюда. Все были ужасно заняты и все всё время улыбались.
Навоз там был лоснящимся, жирным, от него приятно и сильно пахло. Жизнь так и кипела в нем. Но, и здесь было одно затруднение: по двору тут и там шастали большие белые и черные существа, которые все время разгребали своими сильными голыми ногами навоз и вытаскивали оттуда – о, ужас! – одного за другим жирных и довольных жизнью червяков, букашек и таракашек.
Отчаянье овладело червячком: неужели и здесь, в этом навозном раю, червячья жизнь полна превратностей и опасностей? Неужели и здесь, где все такие жирные и счастливые, где все полно СВЕТа, этот самый СВЕТ несет еще большую опасность, чем отвратительная ТЬМА? Что же это получается? Все его усилия, разрыв с родными, вся опасность, которой он себя подвергал – все было напрасно? Что же это такое? Значит, сидеть в родной навозной куче, не высовываясь и подчиняясь всем правилам и порядкам, которые сочинил кто-то до тебя, много лучше, чем пытаться создать свою собственную, пусть и червячью, судьбу? Как это несправедливо! Как нечестно! Как… червячок почувствовал, как какая-то сила вместе с кусками навоза подкинула его вверх, он шлепнулся назад на спину, сквозь яркий СВЕТ увидел большое голоногое существо, которое клюнуло его раз, другой, сделало судорожное движение горлом, и пошло дальше в поиске таких же маленьких, и не столь любопытных червячков.