...
Куда б ни повернулась посмотреть -
сокрытое от взгляда и ума
воспринималось непосредственно.
Единый, кто единственно реален,
отгородился от Пространства здесь и был
за Временем, без цвета, линий, форм.
Всё прочее самоотменено, нематериально,
непреходяще, истинен лишь Он,
нигде не существуя, вне часов.
И только Он наградой оправдать
способен труд увидеть, хотя зренье
найти Ему обличие не может;
один способен усладить,
насытить ухо, только слух
напрасно ждет несуществующего звука;
Он - вне пространства чувств и над умом.
Ее неуловимым голосом встречал Он,
что говорит в Непознаваемом, ее
встречал Он как единственная точка,
свободная от измерений и незрима
во всесуществовании везде.
Единство всех пульсаций оттеняло
существованья одиночество Его;
в Его огромной вечности - лишь Он.
Предстал Он перед ней лицом к лицу,
как необъятность и простор всего Ничто,
как нескончаемое "Нет" всему тому,
что так, как мы считаем, существует;
непостижимому, что невообразимо,
немыслимо - такое же, но "Да".
Как вечный Нуль, как Неделимое на части,
Как Бесконечность, что вне места и пространства.
И в то же время "вечность", "бесконечность"
лишь жалкие слова, что понапрасну
невежеством ума отнесены
к той одинокой и огромнейшей Среде.
Весь мир - Его лучей лишь искра света,
мгновенья - из Его Вневременья,
все вещи - бестелесного мерцанья,
что исчезают из ума, когда видим Его.
Удерживал как щит перед лицом
сознание, что видело без глаз,
ту Истину, в которой нет ни знанья,
ни познающего, ни познанного, ту
Любовь, восторгом тем, в котором
уж ни Любимого ни Любящего нет,
и приносило в эту широту
их личное стремление и Силу,
что всемогуща в своей тишине,
и то недостижимое Блаженство,
которое вкусить не суждено.
Оно стирало убедительный обман,
уловку "я"; и истина в ничто -
была могучей путеводной нитью.
И если бы существование исчезло
и Бытиё ушло в Небытие,
Небытиё существованья круг
могло б стереть, тогда бы некий проблеск
реальности той мог бы проявиться.
Освобождение без формы к ней пришло,
заключена в своем мозгу и плоти,
она поднялась выше тела, ума, жизни;
отныне не была уж человеком,
живущем в мире - в Бесконечность прорвалась.
Что было прежде ею - растворилось;
и образа души уже не стало,
исчез уклад естественных вещей.
Из области владений чувств сбежав,
и обойдя необходимость мыслить,
освобождённая от Знанья и Незнанья,
избавясь равно и от Истины и Лжи,
она вошла в жилище Сверхсознания,
что за границей Слова и Идеи,
первичная, не приукрашенная почва,
платформа для сознания; там нет
существ, их бытию нет места;
не искушает радость бытия.
Невыразимо стёртая, никак,
подобно исчезающему следу,
черте, едва заметно, запись о себе,
оставленная в прошлом, только точкой
была в Непознаваемом. Осталось
отнять последнее неведомое нечто,
и сделать смутный шаг к исчезновенью;
но оставалась память бытия,
о разделении меж ею и Ничем:
она попала в То, но Тем пока не стала.
И тень её так близко от Ничто,
что позволяла снова быть опорой
для внутреннего "я", чтоб еще жить,
вернуться из Непостижимого того
и превратиться в то, чем будет выбор
Непостижимой широты - Его решеньем
она могла стать абсолютнейшим ничто,
иль, заново родившись, все обресть,
иль, если б всемогущее Ничто
одело форму - то возникла бы как некто
и тем спасла бы мир. Могла б, вконец,
понять, что прячет тайный шифр -
тень выхода или конец всего;
тупик, пока еще скрываемый от взора,
и состояние её - гаснущей искрой
от солнца, что почти уже погасло
на тайном и неведомом пути
к Невыразимому. И даже в этот час
её блистательное существо могло бы вспыхнуть,
покинув то безмолвие, несущность,
сверкая частью всечудесного Его,
энергией всё-утверждающего и
сияя отраженьем вечной Истины,
чтоб показать Единому-во-всём
Его проявленный в его твореньи лик,
а человеческой душе - её единство.
А, может быть, она могла
проснуться в тишине Всевышнего, в ночи
космической, что за пределом дня,
средь чистой вечности в покое отдыхать.
Но это было для неё таким далёким
и скрытым средь бездонной пустоты.
В той бесконечности Ничто остался знак,
а то была б Непознаваемым реальность.
Всё отрицал тот одинокий Абсолют:
из своего уединения стирал
он весь невежественный сотворенный мир
и снова душу погружал в покой свой.
Книга 7, Песня 6.
по второму переводу Л.Ованесбекова