Ответь, смотря мне в глаза, что может быть хуже людей,
Лезуших тебе внутрь.
Ежедневно.
Скребущихся, словно дикие звери, старающихся достать
Самую глубину.
В которую никому нет входа.
Чтобы душу твою спасти,
Показать свою околозначимость.
Какую? И чего главное ради?
Все потому, что ты отличаешься,
От любого среднестатистического ублюдка,
С ограниченным восприятием.
И они хотят так же.
Быть выше, в своих глазах.
Быть богом, спасителем,
и *** знает кем ещё.
Лишь бы кем то.
Что может быть хуже - говорящих, что знают как лучше.
Так много наигранно правильных, у меня подступает рвота.
Я закрываю лицо руками.
Но открытость залог успеха.
Запомни.
Перечитай книги Карнеги, запишись к психотерапевту.
Вывернись на изнанку, перед первым встречным.
Со вторым - заведи отношения.
Через каждую третью фразу говори-
Я люблю тебя.
Давай, убедительней.
Ты не веришь себе, ты не веришь.
Я знаю.
Будь дружелюбен, готов оказать помощь.
Просить ее.
И умей принять, с благодарностью.
Так ведь?
Так много правил.
Так много пунктов "я должен".
Всем до единого.
Родился со списком, заверенным небесным нотариусом.
Кармой прожитых жизней.
Дружить со всеми-одна из национальных особенностей.
Уповай на предопределенность, быть может тебе полегчает.
Углубляйся в психоанализ, самоанализ.
Но всё что найдешь- чрезмерная самодостаточность.
И это больше, чем просто порок.
Больше чем семь смертных грехов, спаянных вместе.
Ты восьмой.
И самый страшный.
Это останется во мне.
/Твой я. Спаси меня.
От меня самого/
Я не могу вспомнить, тот момент когда мы встретились.
Все стерлось начисто.
Но ты всегда со мной, твоё присутствие это уже как обычное дополнение.
Бонус к страданиям.
Видишь ли, дарлинг, этого недостаточно.
И я вижу тебя, всегда, когда смотрюсь в зеркало.
Я разбил их дома все, до последнего.
Помнишь?
Ты держал меня за руку,
Когда мы хоронили птиц в целлофановых пакетах.
В то самое лето, когда они падали словно дождь.
Ты улыбался, ты всегда улыбаешься.
Едва заметно и нагло.
Когда мы избивали каких-то чужих детей.
Поджигали гаражи и сараи.
Пробовали наркотики.
Радовались смертям и авариям.
Скинули новорожденных щенят в мусоропровод.
Потому что они были мерзко-склизкими.
Недостойными жизни.
И через годы ничего не меняется.
Я пытаюсь тебя усердно спрятать.
Избавиться.
А толку?
С нами двумя возиться бы никто не стал.
И я никому не рассказываю.
Мне не побороть это.
Я по-настоящему ненавижу всех.
А себя в первую очередь.
Если кто-то и выживает на дне то только благодаря самолюбию,
А я жив из-за злости.
Не имеющей меры.
Предохранялся от окружающего, за бетонными стенами прячась.
Так и не вскрылся, хотя примерял практически постоянно
Охотничий нож, подаренный братом,
К бледной коже.
Иссеченной венами.
Он всегда со мной.
И я люблю вещи больше, чем людей.
Больше, чем кого бы то ни было.
Но я не знаю, зачем эти мучения,
для чего вынашивать дальше.
И пьяный разгул никогда не спасал,
От мыслей о скорой расплате.
/ Никогда не будет достаточно
Всему виной неприятие./
Самое сложное - примириться с самим собой.
Но в моей жизни вряд ли что-то начнет меняться.
Только я не хочу сдаваться, не в этот раз.
Не дождетесь.
Использовать все возможности,
Превзойти себя самого.
Я тушу окурки о руки.
Мисима улыбается мне с телеэкрана.
Я знаю что дальше.
Знаешь, что?
У каждого есть, то, что никак невозможно,
То, чего никак нельзя.
Я знал своё недостижимое с детства-
Оплакивая сколько возможно горько.
Выцветшие глаза, и обреченносить во взгляде.
Слишком рано душой состарился, исчерпался.
А достичь вершины не так уж и сложно.
Когда есть все, что нужно.
В моих генах и внешности, драме бесполости.
Отречься во имя великой идеи, от материального,
Это так насмешливо благородно.
А потом, в конце пути, на виду у всех, взять ножницы,
И воткнуть поглубже.
Раскрыться.
Словно та птица, в моих ладонях.
Намотать упругие внутренности на руку,
Помахать будущему.
В последний.
Мне импонирует стать паяцем.
Вошедшим в историю.
Будоражить чужой разум.
Стать чьим то ночным кошмаром.
Забавы ради.
Но ни капли крови.
Только липкая черная жижа.
Всё, что на свете гадкого есть, я вобрал в себя.
Но такова моя цена.
И я не знаю, что хуже.
/Сны – это камера пыток/
Мой город снова и снова идет ко дну,
Под траурный вой сирен.
Раскалывается на части, прах к праху.
Все возвращается к изначальному состоянию.
Ни осталось ни кого, ни людей, ни знакомых,
ни бывших любовников.
Только я один,
За жизнь совсем не цепляющийся.
До чего отвратно.
Мы стояли на полусгнивших мостках, и вглядывались в нутро
Глубокой черной реки,
Не имеющей дна.
Моего прошлого.
Его тело было белей страниц Святого Писания,
Которое я так любил читать, когда был маленький.
Я смотрел на него, и меня охватывала животная ярость.
Был бы рад оголить его до костей.
Обнажать тело розового цветка,
Вырывая лепесток, за лепестком,
Я бы содрал с него кожу, и мясо.
Разрывая голыми руками.
Чтобы увидеть своё лицо.
Единственно настоящее.
А он смеётся, всё как всегда.
Он знает заранее.
И говорит, - чего ради тебе одно?
Если ты можешь быть всем.
И ничем.
Это то, чего ты так хотел.
Это то, чего так ждал.
И я всегда буду рядом.
Просыпаться в слезах под утро уже становится нормой.
Но душевные раны довольно быстро затягиваются ,
Вот ещё одна особенность, моей извращенной природы.
Я как тот библейский левиафан, сеющий боль и хаос.
И я так устал.
Обуздай меня, Человек.
Знай, это моя первая,
По-настоящему искренняя, просьба.