Моей бабушке восемьдесят пять лет. В последнее время она стала по-старчески неуклюжей и беспомощной: она боится выходить на улицу, пользоваться газом, доставать что-либо с высоких полок. Не смотря на все это память ее осталась нетронутой временем. Она любит рассказывать истории. Истории о своем детстве, о своей семье и о войне. Но лишь одну из них она повторяет чаще всего.
Во время войны был страшный голод. Не обошел он стороной и деревню, в которой росла моя бабушка среди своих девяти братьев и сестер. Родители с трудом сводили концы с концами. Дети были вынуждены с малых лет работать, старшие девочки устроились в колхоз, младшие время от времени нянчили соседских грудничков за еду, а мальчики трудились с отцом на железнодорожной станции. Младшего из братьев звали Митей. По рассказам бабушки он был высоким семнадцатилетним юношей с бледным лицом и по-детски нежной улыбкой. Для каждого находил он доброе слово, беззаветно любил мать и трепетно относился к отцу — ветерану Первой Мировой Войны.
В то время Митя, как и все братья, работал на станции. Однажды пришлось ему разгружать вагон «товарняка», забитый сверху донизу мешками с сахаром. То ли по недосмотру, то ли по чьему-то злому умыслу, один из мешком оказался дырявым. Митя, растерялся, хотел сначала, как положено, доложить начальству. Но не стал. Поддавшись искушению, он подставил ладошки под манящий сладкий дождь и набрал целую пригоршню.
Вечером счастливый Митя, заявился домой с «добычей». С порога он воскликнул, запыхавшись: «Матушка! Радуйся! Еда!». Но матушка не обрадовалась. Крепко обругала парнишку, с недоумением пытавшегося понять, чем именно он провинился. Ведь он чувствовал себя героем, спасавшим семью от надвигавшегося мора: война, немец близко, хлеб выдают по карточкам, голод такой, что сил едва хватает, сестрички младшие помирают от «собачьей старости», - неужто принести горстку песку, который все равно просыпался бы, так дурно?
Через несколько часов, когда в большой кастрюле варился злосчастный сахар, в дверь постучали. Митю забрали в милицию. Анонимный донос. Печальные зеленые глаза Мити были полны слез, когда суровый милиционер, сверкая отглаженной белой формой, выводил его в сени, забрав с собой и «вещественное доказательство». «Прости, матушка! Родная! Прости» - прокричал Митя прежде, чем за ним захлопнулась тяжелая дубовая дверь.
Митю отправили в штрафную роту. В первом же бою под Витебском «штрафников» со штыками в качестве «пушечного мяса» пустили вперед всех. Митя погиб.
-Ох, жалко, жалко! Такой хороший братик мой был! Помочь хотел! Вот времена! - обычно завершает свой рассказ бабушка, печально опуская голову и вздыхает по-стариковски, глядя в никуда.