Тральщик медленно направляется к вытянутому молу,
Кайры вскрикивают с тоской или безразличием,
Туманная бесконечность набережной, простирающаяся долу,
Поделена санаториями и поэтому обезличена.
Осень сырую отраву вшприцовывает в самое горло,
Красные домики, похожие на сброшенные скворечни
С очень большими скворцами, но не выдержавшие напора
И попадавшие вниз, как сморщенные черешни.
Пенсионеры прячутся, когда здесь много народа,
Им неприятен шум и лица, слившиеся воедино,
Словно вязкое облако, не указанное в прогнозах погоды,
С растянутой вдоль берега чеширской улыбкой кретина.
Теперь же здесь тишина, и даже бурые почвы
Оказываются не лишёнными своеобразного шарма,
И в обратную сторону съёживаются почки,
Приготавливаясь к неизбежному, как опытные клошары.
Из костёла летят звуки позавчерашней мессы,
Здесь время, запаздывая на пару-другую тактов,
Превращается в шлейф, прошествовавшей баронессы,
Никогда не видевшей троек, разухабистости и трактов.
Тем не менее, капает и, как обычно, за ворот,
Извиваясь, ручьи спешат в пожелтевшее море влиться.
После смерти когда-нибудь вернуться бы в этот город,
И у вдовы - истории навсегда поселиться.