И вдруг прогневались все боги,
С небес был пущен столб огня.
О судьи, почему так строги,
За что ж караете меня?
Часть 1
Так думал юноша неброский
С трамплина своих юных лет.
Красив, не по годам умен,
Им восхищался его дряхлый дед,
Не знал, что внук был обречен.
Представлю: Виссарион Неброзский.
В тот день на славу удался обед:
Ручьем текли беседы за столом,
Виссариону стало девятнадцать лет.
Но день опять был бренным сном.
Болтали обо всем на свете.
И разговор их был пустой:
Зарплату задержали целой трети,
Ах сарафанчик на тебе ну как влитой!
Обед продлился до темна,
Усталость одолела языки,
А рюмки выпиты до дна,
И вот уж звезды так близки.
Гости, прощаясь, покидают дом,
И вот уж близок нежный час,
Он упоителен, как сладкий ром,
Последний огонек погас…
Неброзский бросился в кровать
Предался грезам, но не спал.
Он по ночам любил мечтать
И лишь тогда только не врал.
Ведь это жизнь его была,
Лишь по ночам умел он жить,
Обыденность его убить могла,
А жить ведь все равно, что воду лить.
В мечтах он бремени не нес,
Но в неге мог пробыть лишь до зари.
Наутро он все тот же пес:
Прижатому к стене кричат: «Умри!»
Ему безумная реальность постыла,
Сражаться честным боем и не победить.
Судьба душевный мир его забыла,
Осталось только тело погубить.
Он мог вопросы б задавать,
Не понимать, стонать и биться,
Но никто не станет отвечать:
К чему ж ему теперь стремиться.
Неброзский одиночеством затравлен,
Уставший от людей глухих,
Не виноват, что сам подавлен,
Но хочет угнетать других.
Из ран его сочится кровь
И ум взбешен до пика Эвереста.
Ему не возродиться вновь,
Не найти в жестоком мире места.
А сны струятся изо всех щелей,
С улыбкой жадной на устах
Ему во сне живется веселей.
К Морфею мчится он на всех порах.
Оставим мы юнца – пусть отдыхает,
Измученный от Ада на Земле.
А люд его родной – пусть прозябает,
Не знают, что сын давно в петле.
Часть 2
Когда знамение явилось,
Я тут не в шутку занемог.
В сонном бреду оно приснилось,
И слова вымолвить не смог.
Сначала думал: наваждение,
Ненастье, омут – все обман,
Но тучу вдруг окутало смирение,
Упал, как мертвый, на землю туман.
Вопили изуверы: «Ты изгой!
Тобой ошиблись, тобою посмеялись,
И сослан ты в неравный бой,
Над бедной душенькою надругались.
Ты выкинут на белый свет
Позже назначенного срока:
Много ль мало – триста лет!
Не уплатить тебе оброка».
Бесы сновали от угла к углу,
Являлись призраки всю ночь,
Потом все кануло во мглу,
И леденящий крик умчался прочь.
В ту ночь проснулся я или заснул,
И где ответа мне сыскать?
Ушел назад или вперед шагнул;
Куда же мне теперь бежать?!
Мне сказкой сон не объяснить:
Не болен я хотя и не здоров;
Сон с жизнью не объединить,
Так почему же стал суров?
Жизнь стала не мила и смысла мало;
Всего бояться, но в то же время бунтовать.
Слова мои игра, да будто жало,
Не жить мне хочется, а лишь играть!
Притворство, лицемерия – истина моя.
Виновен я или без греха страдаю;
Отчаяние, боль… Ну кто же я?!
Почему не птица, отчего же не летаю?
Крыльями взмахнуть и до небес взлететь,
Подняться выше, выше, но и тут,
Увидеть небо, закрыть глаза и умереть,
Меня и здесь, наверное, не ждут…
Под землю, может, мне уйти,
Туда, где Мефистофель правит,
Но ведь ступеней нет, а как сойти?
Нет силы, которая от мук избавит.
Поддаться боли и ей же упиваться,
Вдохнуть весь мрак и задохнуться.
Все что угодно, но только не сдаваться;
Постигнуть смерть и наконец проснуться.
Но я властитель разума слепого
И сам судьбу свою свершу,
Я превращу себя в немого
И больше слова не скажу.
Я буду по лесам скитаться,
Я стану горы покорять,
И в бренном мире не остаться,
Мне страх глубокий обуздать.
Я лишний, не герой, но все же не лишен
Чувств, спрятанных в моей глуши.
Пока лишь я убит, но не покорен,
И тлится огонек моей пустой души.
Когда погаснет ночь, с рассветом,
Немедля двинусь в путь,
Я устремлюсь в народ с памфлетом:
И обличу немую суть.