Нарисую сказку-раскраску:
в синем небе лунные пляски,
на печи Емеля с Кощеем
затыкают дырки и щели,
чтоб сквозь них ветра-хулиганы
не протиснули ятаганы,
чтоб морозы саблей дамасской
не срубили голову сказке.
Клёны разрумянила осень,
на опушке зайцы и лоси,
и лисы пушистый хвостище
пламенем по снегу полыщет.
Дальше тоже всё по лекалу,
нежить в мир иной ускакала,
человечьих чудо-фантазий
никому на свете не сглазить.
Нарисую джинна в кувшине,
а кувшин пожалую Нине,
пусть ей джинн доставит скорее
королевича Елисея,
белый дом и пруд с карасями,
скатерть-самобранку, салями,
мёд лесной и крепкое пиво –
от меня подарок – на диво!
Змей Горыныч вяжется к Наде:
полюби меня, Христа ради! –
но зачем ей трёхголовастик,
разве с ним утроится счастье?
Серый Волк примчался вприпрыжку:
Надя, собирай рюкзачишко,
я тебя доставлю к Ивану,
любит он тебя, богоданный!
На болоте мир словно вымер,
никого там кроме кикимор,
а на курьих ножках избушка
превратилась просто в игрушку.
Бабка Ёжка там не ютится,
прописалась бабка в столице,
валенки сменила на боты
и торгует там приворотом.
Сказка и смеётся, и плачет
над любовью злой, не иначе,
над весёлой очень тоскует:
ах, и мне бы тоже такую!
Дорогая, я не кудесник,
сам готов лиричную песню
исполнять подушке на ушко,
будто бы царевне-лягушке!
«»»»»»»»»»»»»»»»»