Был этот год моим последним сроком:
В шестнадцать лет я высчитал: уйду
Безумно старым, дряхлым, одиноким,
В немыслимо, как Млечный путь, далёком
Две тысячи назначенном году.
Но, видимо, решил ОН там, что рано…
И, как юнцы, в полупустом ряду
Под разную киношную бурду
Целуемся бесстыдно у экрана
В две тысячи безбашенном году.
С усмешкой ОН взирает с эмпиреи,
Как в городском заснеженном саду
У публики почтенной на виду
Нахально обнимаемся в аллее
В две тысячи немыслимом году.
Счастливых нас, под утро будят грозы,
И, задыхаясь, как форель на льду,
Сплетая в узел вены, стоны, позы,
Мы ловим нашей страсти передозы
В две тысячи психическом году.
Мне к вечности пора готовить душу
И к собственному Высшему Суду
За боль и страх, за общую беду,
За рай, который каждый миг краду!
За смутный век, за небо, воду, сушу,
А я люблю! Я все законы рушу
В две тысячи загаданном году.