Асфальтовый мир победил.
Победно ревут кадиллаки,
и гордо сидит, как на вахте,
старик на веранде, средь вилл
соседних лишь выделяясь
от ближнего, что вспоминает
ещё свои славные дни
(соседи свои - позабыли:
в дощатой идиллии память
вполне заменяют цветами
трепливого флага). Из дыма
вьетнамского выйдя - отставки
от жизни он ждёт вместе с астмой,
креслом и пледом, А мимо
пусть бегают внуки с футбола;
не будет пусть бога иного,
кроме того, из машины,
которого милостью Никсон
пошёл на уступки (на лицах
слонов до сих пантомимы
ему благодарности). Стиксом
его не спугнуть: государство,
как старый должник, за полцарства
выкупить ищет из Сфинкса
загадки четвероногого
благорасположенность. Долго ли
старик просидит, всё седея,
в веранде? Хоть раз пожалеет,
что не ветераном в Рассее
умрёт, нищетою застрелен?
В Москве уже ночь мягко стелет
и пухом скребёт по всем землям.
Но всё ещё день в Дэлавере.
Ньюарк.