Запела баба, как заплакала,
нарушив полевую тишь.
Среди равнины этой злаковой
о чём, сестрица, голосишь?
О том ли, что уже старуха,
а жизнь была — постылый гуж:
полусудьба,полупроруха
да полупьяный полумуж...
О нет, я слышу: древним ладом
слова твои напоены,
и злобу дня искать не надо
в седых напевах старины.
Но боль протяжных песен этих
опять, опять меня нашла,
пройдя столетья — лихолетья,
как оперённая стрела.
Кто оперил её, калёную,
и кто в мою нацелил грудь
чтобы тоскою воспаленною
мне душу так перевернуть?..