Нет! Ты не столица! Ты - град.
Вымостил лица и рад?
Втягивал их ме-едленно, человека за человеком.
Не то, что Москва, глотала, давясь оравами, ордами. Оттого она страдает поносами.
А, ты втягивал и разжевывал постепенно. И они становились твоими.
А уж потом, что ты хочешь, делай с ними. И думают они – возвеличились.
Думают, словно те, на Сенатской. А те возвеличились, но потом падали раз за разом,
глотая свои языки, с помоста, повисая в рвущихся петлях.
Нет. Ты не столица. Был ей когда-то. Но, ты град. И это важнее.
Ушедший в тебя назад не вернется. Ты встал на болоте, которое не выпускает назад.
Вон, вижу я их. Вологодские, Новгородские, Псковские. И из дальних мест.
По одному. По одному. Как будь-то в болото, в сырой туманный воздух. Идут и идут.
Нет. Им не вырваться.
Поперву ты их очаруешь. Невой и прошпектами. ОбвОдным каналом. Бравадой зданий и мощью крепостей. Роскошью дворцов, соборов и Летнего сада.
Ты отравишь их этим наркотиком, не вернуться к которому они не смогут. Даже если убегут в свою глушь, в Саратов. Даже если перелетят в Париж. И они возвращаются.
Возвращаются, чтобы снова тонуть в тебе. В твоем царственном болоте. Медленно возвышаясь.
Они возвеличиваются, как им кажется, растут в должностях, званиях, автомобилях, квартирах, в этих царственных улицах царственного града.
И уже те места, откуда они пришли, кажутся им мелкими, незначительными, несравнимыми с твоим велико-градским величием. И они сами чувствуют себя значительными, царственного оттенка. И так продолжается долго, пока не глянет на кого-то из них недоучившийся студент Раскольников толи в образе налогового инспектора, толи в образе врача онколога, толи в образе лихого автомобилиста-шахматиста, толи в ином образе. И вспомнят они корни, уходящие в твердую землю. Там где-то, где остались за оградкой два холмика. И уйдут очередным булыжником в мостовую града…
Нет! Ты не столица! Ты - град.
Вымостил лица и рад?