Богатства здесь не бьют с небес и в небеса с земли не брызжут.
В холстинах светлых тихий лес.
Да провалившиеся грыжи.
Здесь не отыщешь кладовых с /о!/ благородным углеродом.
Здесь всё живёт, к себе остыв, под подом, спудом и под сводом.
Река – не млеко, не кисель.
Угоров чёрствые горбушки.
Здесь верят в яблоню и в хмель и в супесь вросшие избушки.
Здесь пашут-сеют.
Иногда.
Во вражьи пасти тычут данью.
Здесь выпадают и года.
Но чаще зубы, в наказанье.
Здесь увядают в немоте /так сохнут блёклые соцветья/ и понимают: мы не те, кому быть вечными на свете.
И уживаются с судьбой и не заигрывают с нею.
Здесь быть и мне – самой собой.
И о другом мечтать не смею.
А может, просто не хочу.
А может, утверждаю просто ответ судье и палачу да имя люльке и погосту.
Ну, как сбежать-уйти, когда босые ноги помнят травы, и в лоб клеймит меня звезда посереди родной дубравы, где так легко дышать…
И петь.
Чтоб ливнем грязь чужую – смыло.
Где Красной в мир вступает смерть.
Где выше памяти могилы.
Нижний Новгород, Стригино.
Фото авторское. Вид от стен Нижегородского кремля на Волгу.