* * *
Стоял июль. Краснела кровохлёбка,
и густо на лугу белела сныть.
Как ты тогда застенчиво и робко
смотрела на меня! И «пить-пить-пить»
свистел щегол, и реяли стрекозы
над серебристым озером. Но слёзы
блестели на глазах твоих, когда
я говорил, что будем неразлучны,
как музыка и ясная звезда.
А полоз, неподвижный и беззвучный,
лежал на мшистом, чёрном валуне.
И ты, вздыхая, так шепнула мне:
— Скажи, а если слово — только шорох,
как если бы листвы осенней ворох
распался под ногами? Я молчал,
и только ветер, с юга налетевший,
густых ветвей смолистые качал
рукопожатья. — Чем тебя утешить?
Есть нечто, чем не можем пренебречь.
Что выдаёт в нас душу? Только речь!