Перепроизводство элит

Газета Суть Времени
Одним из главных — и весьма разрушительных — лозунгов перестройки была так называемая борьба с привилегиями номенклатуры. Сегодня на фоне наблюдаемой всеми нами пропасти между доходами и уровнем жизни богатых (к которым относится и новая «номенклатура») и бедных (то есть всех остальных) о тех «привилегиях» смешно говорить, но тогда они казались (или были искусно представлены) гражданам просто возмутительными и недопустимыми. Так же, как привилегии номенклатуры, не устраивало перестройщиков и количество этой самой номенклатуры — казалось (или, опять же, было умело кем-то показано), что ее слишком много. Огромное раздражение и недовольство вызывали также бюрократизация, неэффективность управления, коррупция...

Прошло 25 лет. В современной России многократно превышены все негативные «достижения» советской бюрократии — и по численности, и по неэффективности, и по привилегиям, а про коррупцию даже и упоминать не хочется... Значит ли это, что тогдашнее перестроечное недовольство номенклатурой было целиком надуманным и необоснованным, а может, даже навязанным нам врагами, желавшими гибели Советскому Союзу? Нет! Хотя нет никаких сомнений, что враги приложили к этому руку, важно осознать другое — недовольство чиновничеством, бюрократией есть признак какого-то общественного неблагополучия, симптом некоего важного социального процесса, который исключительно опасен и может привести (конечно, совместно с другими процессами) к самым непредсказуемым и плачевным последствиям.

Растущее сейчас в России недовольство чиновничеством, постоянное внимание к их численности, повадкам и доходам, постоянные песни новой перестроечной «оппозиции» про «жуликов и воров» — все это очень напоминает незабвенную «борьбу с привилегиями». Возможно, мы опять наблюдаем симптомы такого же (или того же) процесса, который был одним из двигателей перестройки? Попробуем с этим разобраться.

Российские чиновники становятся народу России всё дороже и дороже. В прямом смысле слова. Во-первых, потому что как их, чиновников, ни сокращают, а их все больше и больше становится. (Кстати, их много, но это, как выяснилось, не предел, есть большие потенциальные возможности — штаты в госорганах заполнены в среднем на 90;%, а если все возможные места будут заняты, то чиновников у нас будет не 1 603 693 человека, как сейчас, а 1 781 881. То есть на 175 тысяч больше. Но это так, ерунда, мелкие придирки). И, в общем, все мы понимаем, что страна большая, «вас много — а я одна!», простите, то есть нас много, а их мало...

Во-вторых, потому что получают они все больше и больше. И со своей средней зарплатой (только зарплатой!) вошли уже в группу населения с наибольшими доходами — см. рис.1, которая в совокупности получает почти половину всех вообще доходов. Конечно, госслужащие в этой группе не одни — там еще работники банковской сферы, добытчики и продавцы нефти и газа, руководители разного рода... Но все равно мы, граждане (как главные и единственные спонсоры этих чиновничьих успехов) вправе гордиться — госслужащие относятся к тем 20;% населения, которые получают 48;% всех доходов в стране.



А если бы учесть те доходы, которые чиновники получают помимо зарплаты... Так они бы вошли наверняка в 10;% самых богатых россиян. И мы бы ими еще больше гордились! Потому что 10;% самых богатых получают в России (см. рис. 2) доход в 16 раз больший, чем 10;% самых бедных! Есть ведь чем гордиться?



Конечно, по дифференциации доходов Россия далеко не на первом месте, нам есть к чему стремиться. Вот, например, на Гаити, по данным ООН, коэффициент фондов равен 71,7, а в Центральноафриканской республике — 65,3. Ну, так в этих странах демократия и либерализм давно хозяйничают, а у нас только 25 лет. Так что у нас все впереди. Гораздо важнее, что нам, гражданам, для своих чиновников ничего не жалко — ну становятся они все богаче и богаче — и хорошо! Мы ж не жадные?!

В общем, мы свою бюрократию любим и уважаем. Иначе как можно объяснить тот факт, что уже многие годы одним из самых престижных и желанных для молодежи мест работы и карьеры является госслужба? Так, по данным опросов, более половины российской молодежи (от 18 до 30 лет) считают государственную службу даже привлекательнее бизнеса. И поразительное дело — несмотря на громкую критику чиновничества (коррупции, неэффективности и пр.) в обществе и СМИ, несмотря на постоянные, вплоть до уголовных дел, скандалы с участием госслужащих, привлекательность госслужбы только растет. Вот, например, данные опроса Фонда «Общественное мнение» — см. Рис. 3.



Опросы Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) дают ту же самую картину — карьера на госслужбе привлекает более половины молодых россиян. Директор ВЦИОМа Валерий Федоров объясняет это «чисто российской спецификой: наших соотечественников подчас интересует не сама работа, а то, что она приносит — деньги, иные материальные ценности, престиж, известность, власть. И не важно, что работа чиновника сложна и мало кому интересна, главное — какие открываются возможности». (Только непонятно, почему В.;Федоров считает это «чисто российской спецификой»? Неужели в других странах чиновничья работа привлекает людей чем-то иным, а не «деньгами, престижем и властью»?).

Итак, чиновников все больше, они все дороже, и стать чиновниками жаждет половина молодежи. К чему бы это?

В прошлой статье (см. предыдущий выпуск газеты) мы остановились на подозрениях директора Института социологии РАН Михаила Горшкова относительно формирования в России нового социального класса — класса чиновников. По-мнению М.;Горшкова (основанному на социологических исследованиях), интересы этого класса противоречат интересам общества и народа. Действительно ли это так?

Слова «интересы ... класса ... противоречат интересам общества» явно намекают на Маркса. Однако трудно сказать, какой именно тип «социального класса» имел в виду М.;Горшков. Теории классов стали необыкновенно «модными» в социологии и политических науках после «практического успеха» в России марксовой теории классовой борьбы — «хозяева мира», опасаясь революции в своих странах, бросились изучать Маркса и создавать свои теории классов и их взаимодействия. Поэтому определений «классов» нынче почти столько же, сколько социологов.

Что касается самого Маркса, то у него, как это ни покажется странным, нет ясно очерченного и завершенного определения социального класса. И специальный текст о классах остался ненаписанным: «Капитал» обрывается на первых страницах главы под названием «Классы». Поэтому, говоря о теории классов Маркса, мы в большинстве случаев пользуемся определением В.;И.;Ленина, который определил их так: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства» (Ленин;В.;И., ПСС, т. 39, с. 15). Если пользоваться этим определением, то чиновники в современной России, очевидно, являются неким подобием класса, так как точно могут присваивать труд других людей. Но не в силу того, что они являются собственниками средств производства (все-таки не все чиновники являются собственниками, хотя не без этого), а потому что они имеют практически неограниченные права на распоряжение, управление собственностью — как государственной, так и частной в какой-то степени — вспомните бесконечные истории о переделе собственности с участием разных госслужащих, о рэкете и наездах на предпринимателей со стороны государственных структур, о коррупции, в конце концов. В лице и руками своих служащих наше бандитское государство, по существу, имеет неограниченные возможности по распоряжению собственностью, которая им не принадлежит. И соответственно, на присвоение труда тех, кто работает.

Помимо жестких определений и теоретических раскладов, у каждого из нас есть и некоторые субъективные основания считать чиновников (в широком смысле) неким единым классом, преследующим единые цели. Мы живем в атомизированном обществе, мы — каждый сам по себе, мы ни с кем не объединены (семья не в счет), никак не организованы, у нас нет никаких групповых привязок, групповых целей, групповых ценностей... население, одним словом. И вот этому атомизированному «населению» противопоставлена некая организованная группа лиц, имеющая (пусть и противные) но общие цели и ценности, образ действий, а в последнее время — и общий (похожий) образ жизни. Они — не мы, и это очевидно каждому. Поэтому понятно, что идея выделить их в отдельную категорию, отдельный класс представляется каждому вполне естественной.

Конечно, чиновники не вполне класс, в понимании Маркса и Ленина. Но, учитывая очевидное и все углубляющееся срастание чиновничества и бизнеса (не только в смысле коррупции и злоупотребления служебным положением чиновниками, но и в смысле массового прихода людей из бизнеса на госслужбу), можно говорить о формировании некоего псевдокласса «правящий класс» — который вполне себе присваивает наш труд в силу своей особой «роли в системе общественной организации труда» и особых способов получения «той доли общественного богатства», которой они располагают.

Что нам дает понимание того, что «правящий класс» сформировался в некий псевдокласс? Это заставляет задуматься о том, каковы «объективные интересы» этого псевдокласса и каково его классовое сознание. А так же о том, к чему может привести Россию класс (не забываем, что это — без кавычек — правящий класс), с такими объективными интересами и таким классовым сознанием.

Относительно «объективных интересов» все предельно ясно — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что главный интерес «правящего класса» как псевдокласса — длить свою власть, свое господство до бесконечности. Но интересы бюрократии, как показал еще Маркс, в буржуазном государстве всегда противоречат интересам общества, так как бюрократия замещает «всеобщий интерес» своим узкокорыстным интересом, который она выдает за всеобщий. В результате происходит «присвоение государства» чиновничеством, которое при этом органически не способно решать государственные проблемы. Маркс писал, что бюрократия, подменяя своими личными подлинные государственные задачи, образует «ужасный организм-паразит, обвивающий точно сетью все тело» общества.

Что касается «классового сознания», то оно хорошо раскрыто в «работах» Ю.;Латыниной. Латынина не чиновник, но в «правящий класс» она, несомненно, входит. Хоть и скромничает, относя себя только к «креативному классу» (который тоже требует особого социологического анализа, но это придется сделать в отдельной статье). Так вот, Латынина постоянно отмечает «одну очень простую вещь: быдла в России больше, чем свободных людей по той же причине, по которой в океане анчоусов больше, чем дельфинов». Тема естественного превосходства дельфинов (то есть элиты) над анчоусами (то есть народом), а также прискорбный факт, что анчоусы постоянно мешают дельфинам осуществлять свое врожденное господство — одна из главных тем «творчества» Латыниной, а также одна из главных направляющих «классового сознания» нашего «правящего класса».

Это же подтверждают и недавние высказывания Г.;Грефа, который, как известно, был министром, то есть чиновником, а потом плавно «перетек» в бизнес, став главой крупнейшего банка страны — Сбербанка. Так вот, Греф недавно сказал буквально следующее (есть мнение, что он шутил; пусть даже и так, но ведь в каждой шутке есть доля шутки, как говорят в Одессе): «Вы говорите страшные вещи. Вы предлагаете передать власть фактически в руки населения. Как только простые люди поймут основу своего я, самоидентифицируются, управлять, т.;е. манипулировать ими будет чрезвычайно тяжело. Люди не хотят быть манипулируемы, когда имеют знания».

Пусть никто не подумает, что приведенные здесь цитаты и оценки претендуют на анализ или даже только описание интересов и «классового сознания» нашей элиты. Это — отдельная серьезная задача, которая не входит в планы данной статьи. Однако хотелось передать общий вектор, общее настроение этого «сознания». Представляется, что настроение это понятно. И интересы, и сознание правящего класса и «элиты» России глубоко антинародные, антигосударственные и антироссийские. Но это ведь не новость?

Новостью является другое. По совокупности, данные о доходах, количестве и престиже профессии чиновников приводят к предположению о том, что в России наличествуют признаки так называемого перепроизводства элит — процесса исключительно опасного для страны и общества — того самого, который имел место и перед перестройкой, и который много способствовал тому, что перестройка была с таким воодушевлением воспринята советской интеллигенцией.

Перепроизводство элит — один из важнейших процессов в рамках Структурно-динамической теории (СДТ) исторической социологии, которая активно развивается сейчас рядом отечественных и зарубежных ученых. Ни в коей мере не желая пропагандировать или, наоборот, критиковать эту теорию, тем не менее, скажем, что в работах историков, которые ее развивают, продемонстрированы ее значительные объяснительные возможности при исследовании периодов общественной нестабильности в разных странах и в разные времена.

Один из много работающих в развитие этой теории ученых — Петр Турчин, профессор Коннектикутского университета, США — таким образом излагает основные положения СДТ: «Структурно-демографическая теория (СДТ) представляет об­щество как динамическую систе­му, состоящую из трех основных подсистем: народ, элиты, госу­дарство. Термин «элиты» ис­пользуется нами в социологиче­ском смысле: сегмент населения, который концентрирует власть в своих руках, «правящий класс». ...

Нелинейные связи в системе народ — элиты — государство приводят к долгосрочным коле­баниям в демографических, экономических, социальных и по­литических структурах обществ, «вековым циклам». Вековой цикл состоит из двух фаз: интегратив­ной (сильное государство, вну­тренний мир и порядок) и дезинтегративной (слабое государ­ство, социальная и политическая нестабильность, революции и гражданские войны). Характер­ная продолжительность каждой фазы — около столетия.

Переход от интегративной фазы к дезинтегративной про­исходит в результате действия трех основных структурно­ демографических процессов... некоторые из этих процессов уже были изучены Томасом Маль­тусом, другие — Карлом Марксом, третьи — Максом Вебером. Од­нако СДТ не является ни грубой мальтузианской теорией, ни неомарксизмом, а скорее новой син­тетической теорией».

Первый процесс— избыточное предложение на рынке труда, ве­дущее к стагнации или даже снижению уровня заработной платы и, в конечном счете, к падению реального уровня жизни основной части населения. Одновременно увеличивается разрыв между богатыми и бедными, растут показатели дифференциации доходов — «падение ... заработной платы означает, что плоды роста экономики достают­ся преимущественно экономиче­ским элитам... Следовательно, состояния самых богатых членов общества долж­ны расти гораздо быстрее, чем средние показатели по обществу, ... т.;е. должно расти экономи­ческое неравенство».

Отметим, рост экономического неравенства в нашей стране не останавливался с рождения «новой демократической России» ни разу — см. рис. 2 — и достиг уже вполне впечатляющих «успехов», который все мы имеем удовольствие наблюдать в телевизоре, который с упоением каждый день показывает нам красивую жизнь разных Абрамовичей и прочих Собчак. Что касается падения уровня жизни основной части населения, то в краткосрочной перспективе кому-то может казаться, что его не происходит, и даже наоборот, есть некоторый рост. Во всяком случае, в сравнении с голодухой 90-х годов сейчас вполне можно жить. Однако если сравнивать с советским временем, то каждому очевидно, что уровень жизни основной части населения снизился очень значительно, в разы. Если же взять в расчет перспективы основной части населения в части изменения уровня жизни, то... не хочется даже об этом думать. Очевидно также и то, что видимое экономическое неравенство и сказочная жизнь наших богатых — это как раз за счет ухудшения жизни всех остальных.

Второй процесс— перепроизводство элит. «Избыточное предложение труда в краткосрочном плане соз­дает крайне благоприятные эко­номические условия для элит. Но оно также несет в себе семена будущих проблем. Во-первых, когда богатство становится фундамен­том социального статуса, важен не абсолютный его уровень, а от­носительный — по сравнению с референтной группой. Поэто­му успешные члены элиты никог­да не удовлетворяются достигну­тым, а неудачники испытывают особенно острые страдания, когда не могут успешно соревновать­ся в показном потреблении. Во-вторых, благоприятная экономи­ческая конъюнктура приводит к появлению так называемых элит­ных претендентов... которые ... бо­гатство стремятся обра­тить в политическую власть и социальный статус. ... В результате растет конку­ренция за «элитные позиции» во власти, в экономике и в «статус­ных» организациях. Таким обра­зом, благоприятная экономиче­ская конъюнктура ... приводит к ситуации перепроизводства элит, когда элитных мест гораздо мень­ше, чем желающих их занять».

Считается, что универсальный признак перепроизводства элит и сопро­вождающего его обострения внутриэлитной конкуренции — рост спроса на высшее образование и ин­фляция дипломов, когда боль­шинство студентов учится не для того, чтобы получить образова­ние, а чтобы получить диплом, который дает преиму­щества в конкуренции за элитные позиции. И то, и другое — в полной мере наличествует в современной России.

По данным опросов, высшее образование является ценностью для подавляющего большинства граждан. Стабильно примерно три четверти участников опросов считают, что «сегодня важно» иметь высшее образование, причем среди молодежи ценность высшего образования еще выше — получить высшее образование считают необходимым более 80;%. И число людей, получающих высшее образование, неуклонно растет — см. рис. 4.



Интересно (но уже не неожиданно), что в позднем Советском Союзе тоже наблюдалось некое «перепроизводство элит». Согласно советской статистике, в 1940 г. в СССР было 619 тысяч инженеров и техников, в 1960-м — больше 3 миллионов, в 1985-м — более 15 миллионов. Общее число научных работников с 1950-го по 1985 годы возросло в девять раз. Примерно та же картина характерна и для всего советского «образованного сословия». В итоге образовались в 1980-х образовались такие «перекосы» в оплате труда, которые не могли не иметь последствий: в среднем больше всех получали строительные рабочие, инженеры оказались на четвертом месте, врачи на предпоследнем шестнадцатом, и замкнули список работники культуры. Иными словами, советская интеллигенция столкнулась с «инфляцией статуса».

То есть очевидно, что произошло «перепроизводство» специалистов с высшим образованием, особенно так называемой технической интеллигенции. Ее нужно было обеспечивать соответствующими ее образованию и претензиям работой и статусными позициями, однако ни то, ни другое ей не было предоставлено: все места были заняты предыдущими поколениями, социальные «лифты» остановились, социальная мобильность исчезла. И эти миллионы потенциальных представителей элиты, «элитных претендентов», как их называет Турчин, оказались, по сути, лишними людьми. И именно они, как показывают исследования и рассказывают очевидцы (и мы можем лично это подтвердить), составляли большинство ходивших на перестроечные демонстрации. Это они и одобрили — от имени всех остальных — перестройку.

Не происходит ли то же самое и сегодня, когда наступление перестройки-2 уже трудно не заметить? Кто ходил на Болотную и Сахарова? Вряд ли все эти люди были агентами Госдепа или безмозглыми креативными хомяками. Не толкал ли их на улицу тот невидимый процесс, симптомы которого мы обсуждали сегодня? Сдается, что это так и есть. А значит, к этой теме нам еще придется вернуться.