Солнце. (Андрей Белый: автору «Будем как Солнце» К. Бальмонту)
Солнцем сердце зажжено.
Солнце – к вечному стремительность.
Солнце – вечное окно
В золотую ослепительность.
Роза в золоте кудрей.
Роза нежно колыхается.
В розах золото лучей
Красным жаром разливается.
В сердце бедном много зла
Сожжено и перемолото.
Наши души – зеркала,
Отражающие золото.
(1903)
Моё стихотворение:
***
Солнце – желтая стена,
Солнце – жаркая вместительность,
Солнце – первая волна
В ослепительную длительность.
Солнце белое как снег,
Золотое, темно-красное.
Солнце – бешеный набег
И сожжение несчастного.
Башни вздернуты, мосты
Раскаленные растаяли.
Обезглавлены цветы
И разбужены развалины.
Солнце жарит, а не ждет.
Солнце больше, чем чувствительность.
Солнце – пламенный полет
В золотую ослепительность.
Сто лет спустя душа остаётся той же, льнущей к Серебряному веку. Когда писала это стихотворение, Белого почти не читала. В то время Серебряный век нам в провинции был ещё малодоступен.
А душа знала, невидимое знание дало вдруг толчок, и продолжилось, спустя сто лет, с той же прерванной ноты. Хоть звучание этой ноты ты наяву и не знал.
Стихи некоторых современников нынешних схожи. Я нахожу схожих со мной поэтов. При всех, конечно, наших индивидуальностях. А что это? Ощущение нашего времени или закономерность, связанная с тем, что нужно допеть Серебряный век, так резко оборванный?
Что всё то, что было потом, при всей своей важности, что пытаются сейчас даже назвать «Бронзовым веком» - всё это слишком односложно. В лучшем случае лирика, в лучшем случае выражение чувственных переживаний. Но философская нота, тем более мистическая слаба. Практически исчезла. Нет прорывов в духовную реальность, потаённых смыслов, словом, вершина Поэзии отсутствует.
Поэзия советского периода – гражданская, любовная, житейски-философская – тропа, ведущая в никуда. Потому что о том, что за житейным, запретили думать и разучились думать глубоко. Духовная линия прервалась.
А теперь вдруг врывается с новой силой в это болото тоскливого оптимизма, фальшиво бодрой нормальности нечто такое, чему у прошлого поколения нет определения, и оно их пугает.
Новые стихи пугают своей непонятностью и неопределённостью, тайным, даже закрытым для сознания смыслом. Стихи вдруг вскрывают души, и более того, ставят все эти житейские «любви-дружбы» в какое-то слабое положение, потому что упущено было важное: мощная потусторонняя реальность с огромной силой и смыслом.
От этой реальности сейчас закрываются. Стихам с такой основой стараются даже препятствовать. Как будто непубликование их может всерьёз остановить. Как будто можно ещё чуть-чуть продержаться на рубеже прошлого, этих стихов-рассказов, порой умных, тонких, но плоских в своей односмысленности.
И странно, сейчас большая поэзия рождается заново, но её не видно, она со всех сторон находится в тисках. С одной стороны «добреньких» старичков-шестидесятников, цепко хранящих свой мирок и принципы этого мирка. С другой стороны, разросшегося, как болезненный гриб, какого-то псевдолитературного процесса, претендующего на основу литературы. Я имею в виду все эти концептуализмы, модернизмы и прочую «современную литературу».
Словом, условия неподходящие, но хочется надеяться, что поэзия глобальная найдёт свою дорогу в этом мире. Она приходит как бы ниоткуда, изнутри, из тех грандиозных измерений, с которыми соприкасается душа. Продолжает ту самую прерванную ноту Серебряного века.
(2008)