Когда меня предал мой первый друг, я была молода. Наступала осень.
Такой студеной была речная вода, белой - рубаха, тяжкими - косы.
Листья в заводи, между ними - луна. Ивы прощались смешком да шепотом.
Я была наивна. Наверно, слишком юна, чтобы думать "боже, чтО потом?"
(Было выплакано столько горючих слез, что потом никогда не плакала.)
Как красиво омут меня унес и звезда упала за буераками!
Когда меня предал друг второй, я была полна полыни и волчьих ягод.
Не съедала губ, не блевала речной водой, не чуяла запаха и вкуса яда,
Не валилась подрубленным лозняком, даже улыбнулась в самом финале.
Я была и шилом, и драным мешком, и вселенским злом и врагом морали.
Ах, какая в ту пору стояла зима! Розы кровью шалели на черной шали!
Задыхались в морозных узорах дома, паровозы зверьем рычали.
А когда наступила весна... и снег
отошел, пропуская траву по капле,
Я пошла босиком - на неясный свет. Осторожно, как по трясине цапля.
А потом, не боясь ни боли, ни темноты, побежала, почти взлетела.
Я рвалась наверх, в облака, где стынь, где мишени доступны - точны прицелы.
По крупинкам прятала солнце в карман, размечталась, словно дурак о сите...
Вот бы лето!
Лето - тоже обман.
Говорят, он троицу любит, спаситель.