Громко трубят водопроводные трубы.
В комнате новый век.
Стол. Комната какой-то халупы.
Свет зажигается - нескладный, небритый, глупый,
Появляется человек.
Человек наливает стакан чаю. Улыбается.
Собирает игрушечную пирамидку. Разбирает опять.
Пугающе-острые углы детской кроватки, стираются,
Кажется что их пять.
Человек напряженно пишет в зеленый блокнотик.
Посмеивается. Говорит, лапушка, конечно я скоро зайду.
Встает. Толкает рукой Лампочку:
Та летает над столом: самолетик-лампочка
На длинном проводе ( таком длинном, что даже не верится )
Освещая всяческую ерунду.
Мятые кипы бумаг, бутылки,
Пепельницу, календарь с цифрой ноль.
Человек за столом молотком разбивает свинью-копилку.
У свиньи в глазах не рассказанная тревога и боль.
Человек за столом доедает котлету .
Смеется, кому-то, бормочет,что в гости конечно же пригласят.
Пять тонких силуэтов в кусочках света.
Ровными тенями вдоль стен висят.
Идеализм все-таки занятие глупое.
Человек хмыкает, солит куриное яйцо, подсыпает приправы, с аппетитом жует.
В долинах теней, где гуляют трупы,
Для всех неожиданно солнце встает.
Он это царапает пальцами по известке.
Потом смеется, отворачивается и надпись не узнает.
Иероглиф: "Ты ни хрена не Бродский"
Намекает, но всё равно покинуть комнату не дает.
И прямо у этого стола столового,
Человек грустно улыбается, для себя одного.
Все говорит он такое новое,
Как мигание этой лампочки или что-то вроде того.
Иногда я мотался довольно бессмысленно
От угла в угол, отвлекаясь от дел.
Иногда я сидел и ждал, все сейчас будет возвышенно выспренно,
Но только Груши опять не успел.
Нет вы не подумайте я же в Него не мечу,
И не смотрю даже в сторону ту.
У меня есть стол, стулья есть и лампочки-свечи,
Которые подгрызают мясистую темноту.
Человек закуривает. Все его сомнения,
Вместе с дымом изводятся, испаряются из него.
Тишина. Мерцание. Свет. Затемнение.
Это и есть начало всего нового. И вместе с тем ничего.