Устал он жить в сомнениях и спорах,
Парижских улиц бросил суету,
Чтобы уйти и грезить на просторах,
Искать садов нездешних красоту.
В подсолнухах и виноградниках на юге
Найти людей и персиковый цвет,
Мечтать о понимании и друге[1] —
Среди богемы искренности нет.
Там проще люди, чище краски, небо,
Там лодки расписные рыбаков,
Поля пшеницы, сеятели хлеба,
Жнецы и мельницы из глубины веков.
Там бесконечна тайна южной ночи,
Пейзажи полные наивной глубины,
Там безупречен стиль и жест отточен,
Но беспокойны и тревожны сны.
Как много звёзд на южном небосклоне,
В огнях Парижа не увидеть никогда —
В надменной моде, в пафосном салоне
Не озарит сиянием звезда.
Как много звёзд на южном небосводе
И непохожих, сказочных миров —
Живём, не зная в тесной несвободе,
Без откровений чудных и даров.
Не мог он ждать — людей не ждёт комета,
Не тащит в унижении свой крест!
Горит звезда — в её лучах планета —
На ней художник ищет пламя звезд.
Он взял билет и выехал на взлёте
В тот максимум соцветий красок дня,
Чтобы созреть на солнце и в работе
Цикадой солнцу преданность храня.
Там ждал мистраль[2] внезапный и жестокий,
Как зверь, срывая планы и мольберт,
Безумие и первые упрёки
Принёс он в поиске невинных жертв.
Привёл жнецов и обозначил зону,
Пошли работать, наточив серпы,
Нашёл его и срезал, как солому,
И бросил в равнодушные снопы.
Ушёл артист — ушёл, возможно, просто
Искать свою планету и свой кров,
Быть может смерть — это всего лишь способ
Перемещения среди миров[3].
09.07.2015
1. Винсент ван Гог мечтал о создании коммуны художников на юге
Франции в Арле. Первым и последним художником, посетившим
его там, был Поль Гоген. Ван Гог искал его дружбы, но, похоже,
кроме меркантильного расчёта, ничего не встретил. Попытка
объединиться в творческую группу с эгоистичным Гогеном
закончилась для ван Гога нервным срывом и лечением в психиа-
трической лечебнице.
2. Мистраль
Мистраль (фр. mistral) — холодный северо-западный ветер, дующий с
Севенн на средиземноморское побережье Франции в весенние месяцы и
являющийся настоящим бичом сельского хозяйства долины Роны и всего
Прованса.
«Окрестности Арля — самые гиблые, самые проклятые места
во всем Провансе. Сегодня вы почувствовали, какое тут солнце.
Можете себе представить, что происходит с этими людьми,
если оно палит их постоянно, день за днем? Уверяю вас, у них
все мозги выжжены. А мистраль! Вы ещё не нюхали мистраля?
Бог мой, вот увидите. Мистраль, словно бич, обрушивается на
город и не стихает двести дней в году. Если вы пытаетесь пройти
по улице, мистраль швыряет вас, прижимая к стенам домов.
Если вы в открытом поле, он валит вас с ног и вдавливает в землю.
Он переворачивает вам все кишки, — вам уже кажется, что
вот-вот всему конец, крышка. Я видел, как этот дьявольский
ветер вырывает оконные рамы, выворачивает с корнями деревья,
рушит изгороди, хлещет людей и животных так, что, того и гляди,
разорвет их в клочья.»
из биографического романа Ирвинга Стоуна «Жажда жизни»
(Перевод Н. Банников, 1991)
3. Винсент ван Гог «Письма к брату Тео»
6 июня 1888 г.
« А любопытно всё-таки, до чего плохо в материальном отношении
живётся всем художникам – поэтам, музыкантам, живописцам, даже
самым удачливым. То, что ты недавно написал мне о Ги де Мопассане,
лишний раз подтверждает мою мысль… Всё это вновь поднимает
вечный вопрос: вся ли человеческая жизнь открыта нам?
А вдруг нам известна лишь та ее половина, которая заканчивается
смертью?
Живописцы – ограничимся хотя бы ими, – даже мёртвые и погре-
бённые, говорят со следующим поколением и с более отдаленными
потомками языком своих полотен.
Кончается ли всё со смертью, нет ли после неё ещё чего-то? Быть
может, для художника расстаться с жизнью вовсе не самое трудное?
Мне, разумеется, обо всем этом ничего не известно, но всякий раз,
когда я вижу звёзды, я начинаю мечтать так же непроизвольно, как я
мечтаю, глядя на чёрные точки, которыми на географической карте
обозначены города и деревни.
Почему, спрашиваю я себя, светлые точки на небосклоне должны
быть менее доступны для нас, чем чёрные точки на карте Франции?
Подобно тому, как нас везёт поезд, когда мы едем в Руан или
Тараскон, смерть уносит нас к звездам.
Впрочем, в этом рассуждении бесспорно лишь одно: пока мы живём,
мы не можем отправиться на звезду, равно как, умерев, не можем сесть
в поезд.
Вполне вероятно, что холера, сифилис, чахотка, рак суть не что
иное, как небесные средства передвижения, играющие ту же роль,
что пароходы, омнибусы и поезда на земле. А естественная смерть от
старости равнозначна пешему способу передвижения.»
Ещё одно очень интересное стихотворение и необычная версия
смерти великого художника: Валентин Емелин «Оверская история»
http://www.stihi.ru/2014/11/23/5850