Я сижу в саду за столом и верчу головой,
ощущая себя в пещере Али-Бабой
и наследницей Ротшильда одновременно.
Я дружу теперь с золотым тельцом:
у меня есть полдома, полсада, крыльцо
и четыре яблони в белой пене.
Я сижу под одной из них, предо мной
длинный торс трюмо с оголённой спиной
в чешуе и парче амальгамы,
рукомойник, кровать, чугунок и стул,
и сколько в душе не крепись, не бастуй,
но увидев, заплачешь и ослабеешь ногами.
Потому как жили и выжили здесь
дед Василий, сын эмигранта и экс-
благородная дева из Смольного института -
моя бабушка и три дочери их
(средней, правда, давно уже нет в живых,
а у старшей с меньшою – судебная смута).
Над участком тёти с неубранным кирпичом,
пролетела ворона, Владимиром Ильичём
прокартавив нечто, похожее на «шикарно».
Серый шнауцер, пёсьи приличья поправ,
влез в карман и последний сухарь сожрав
смотрит мне в глаза благодарно.