Когда я был красив и молод
И не гнушался женских ласк,
Снедал меня безмерный голод
Взнуздать Пегаса. А Пегас
Косился глазом лошадиным,
Мол, я себя взнуздать не дам,
И я тебе не та скотина,
Что тянет в гору всякий хлам.
Ты, верно, что-то недопонял,
Но в том-то, братец, и вопрос,
Что твой овёс съедают кони,
А ведь стихи-то не овёс!
Слагаешь с пафосом ненужным
Какой-то пошленький стишок…
Но сам-то кто ты? Данте, Пушкин?
А может, Байрон или Блок?
Тебя ли Муза посещала,
Чтоб в потный лоб поцеловать?
А ты бедняжку, как бывало,
Тащил заученно в кровать!
Пошляк! Ты вместо благозвучий
Лишь бытовуху воспевал
И, хоть надеялся на случай,
В кармане фигу не скрывал.
Упорно веря во взаимность,
Ты думал: мир у ног твоих,
Чтоб с Музой, девочкой наивной,
Такой сложить совместно стих,
При коем все бы онемели
И застонали: «Ох да ах!»
Ты в это веришь, в самом деле?
Ну, и наглец же ты в стихах!..
Пегас стучит копытом гневно,
И взгляд его суров и строг –
Жалеет, видно, Музу-деву,
Что от греха не уберёг…
С тех пор прошло стихов немало.
Я постарел и обветшал.
Меня и Муза посещала,
И сам я многих посещал.
А вот с Пегасом не сдружился,
И на себе я воз тяну.
Хоть к дамам нынче поостыл я,
И в Музы записал жену,
Я, как и прежде, бодр и весел
И верю, что наступит час,
Когда придёт послушать песен
Ко мне мой добрый друг Пегас…