Когда придет последний миг,
последняя секунда,
я должен подавить свой вскрик,
спокойно, жирным Буддой.
Прекрасно знать:
один стою, живой, на эшафоте!
иль гордо носом заглядать
в глаза расстрельной роте.
Ведь лишь теперь я знаю как
быть твердым в созиданьи,
как в разрушении, мастак,
был тверд, был твёрд в страданьи.
Все прошлое - защитный вал:
работа, цех коробкой,
и как в хозяйчика стрелял,
стрелял не винной пробкой.
Он - коллективный государь
страны, что умирая,
меня повесит на фонарь.
И будет ли другая...
Но ради той, другой страны,
что в книгах, не в театрах,
стою на лезвии войны
вчера, сегодня, завтра.
А после всё-же труп повесть
в церквушечку родную -
и батюшка подаст мне крест,
и я - ****ь - поцелую.