Из книги «Одиночество»
эротические стихи
* * *
Южные тропики – жаркие тропики:
солнце, песок, в море яхты и ботики…
Плещется в море безумство экзотики,
в капле экзотики – море эротики.
* * *
Покой и сон тревожны в теле…
ты спишь… а мне всё не уснуть…
ты спишь… как жарко пышет грудь…
струятся руки вдоль постели.
Пылает жар, во сне вздымая
груди дразнящую стыдливость.
Ты спишь… того не понимая,
как ты божественно красива!
* * *
Меня любовью напои,
дай жажду тела утолю.
Губами жадно пригублю
я груди полные твои.
Их зацелую допьяна,
в пылу страстей заворожу,
о чувствах им не расскажу…
Зачем? – Любовь во всём видна.
В капкане рук вся ночь пройдёт,
заре тела не разомкнуть.
Как сон прикажешь нам уснуть,
когда любовь насквозь нас жжёт?!
* * *
Лишь свет Луны коснулся глаз,
неслышно туча набежала.
Взбурлило море в поздний час,
волна взметнулась, застонала.
Исчезли скалы вдалеке,
разверзлась, словно пасть, пучина
и лунной тенью на песке
взметнулась ночи паутина.
Накатом шёл девятый вал
на берега в дрожащем гуде
и ветер волны целовал –
лаская их крутые груди…
* * *
Звучит орган… Соната… Бах… –
Прильнув друг к другу – замираем
и только горечь на губах
от поцелуев ощущаем.
Звучит орган… В глухой ночи,
не спится нам: сердца в надломе,
и свет оплавленной свечи
покоя не находит в доме.
Звучит орган… Тревожный звук
гнетёт, томит и подавляет,
и грезится: в пучине мук,
то не орган – душа рыдает.
Уж скоро утро… Тело в жар
бросают, мысли о разлуке…
Звучит орган… И сердцу жаль:
вдруг оборвутся эти звуки?..
* * *
Подражание Василию Фёдорову
Груди девичьи белые-белые
и застенчивые, и несмелые…
Словно яблоки нежные, спелые,
что со мною вы, сладкие сделали?
Я целую их, пестую, славлю их,
опьянённый хмельною отравою…
А они, словно чаши, лукавые,
в обе стороны – в левую, в правую…
Я мечусь между ними, теряюсь…
С правой встречусь, а с левой прощаюсь,
и случайно, вдруг, левой касаюсь,
вновь грешу… отрекаюсь вновь… каюсь…
О, Владычица! Вечная женщина!
Рассуди: с кем любовью повенчан я?
Или с правою – сладкой отравою?
Или с левою – юною девою?
Мир любви
Чуть рассвет за окном – догорает свеча,
солнце нас пробуждает в постели.
Ты – нежна, ты – страстна,
как огонь – горяча…
Столько зова в разбуженном теле.
Я тобою одной опьянён без вина,
мне не выйти никак из запоя:
день и ночь мы не спим –
словно выпить до дна
мир любви устремились с тобою!
* * *
Мир состоит из двух противоречий:
тепла и холода, а также тьмы и света,
а тел разнополярность человечьих
мы познаём друг в друге до рассвета.
* * *
Скольким бы любовь мужчины
ни была обещана, –
в его объятьях поместится
лишь одна женщина.
* * *
Вас влечёт к разврату не распущенность,
к похоти Вас манит не испорченность,
просто Вам чуть больше всех отпущено
оставаться в чувствах озабоченной…
Вас не страх пугает тратить ночи все
напролёт на секс и развлечения,
просто Вы устали в одиночестве
мчаться в неизвестном направлении…
Вас не стыд торопит жизнь растрачивать,
на постели мятой всех подряд любить,
просто нечем счастье Вам оплачивать
да надежду пестовать – желанной быть!
Одиночество
Что ж: волей судеб ты любима не мной
и в жизни своей ты никем не любима.
Охвачена странной любовью земной,
ты страстью безумной удовлетворима.
Томима желаньем, не спишь по ночам,
блаженно ласкаешь горячее тело
и самозабвенно, предавшись мечтам,
ты сладостно стонешь и грезишь несмело.
Набухшие груди сжимаешь рукой,
на плечи роняешь букет поцелуев.
Полночным утехам не ведом покой –
ты словно богиня разврата колдуешь.
Колышутся ноги, мелькают соски,
движенья упруги и плавны, и страстны,
и нежность до слёз, мановеньем руки,
тебя возбуждает в порыве прекрасном.
Ночь грёз, упоённого тела душой,
познавшая холод и стыд – одинока.
Любви не нашедшая в жизни большой:
по-детски наивна, по-бабьи жестока…
Прелестное чудо! Ты жаждешь в ночи
утехи покоя – покоя не зная.
В пылу наслаждений сердечко стучит,
и боль безысходности душу сжимает…
* * *
Постель не застлана твоя,
влечёт меня теплом и лаской.
И я гляжу на дверь с опаской,
в груди дыханье затая.
Боюсь – войдёшь и вмиг простишь,
халат уронишь у кровати.
И за измену, в знак расплаты,
к своей любви приговоришь.
* * *
Наказала матушка не шалить с мальчонками,
плакала родимая, видя в доме оргии,
обнимала голову рученьками тонкими
и крестилась набожно образам Георгия.
Что-то с нею сталось вдруг, что-то с ней случилось.
Шепчется тихонечко, про себя всё сетует…
Видно, дочь родимая, ты поторопилась
стать до срока взрослою, брезгуя советами.
Незнакомке
Пусть говорят, была ты «ею»:
доступной, ветреной и страстной.
Что всех, в своих объятьях грея,
лишала сна, семьи и счастья.
Пусть все галдят… Что им знакомо:
– зуд сальных губ на нежном теле?
– до безразличья пьянки в доме?
– до одури любовь в постели?..
Пусть судят все… Их, благоверных,
лишь исподволь влекла измена,
зато потом, на людях, скверно,
других судили зло и с пеной…
Пусть сплетней бьют… Я Вас, дарящих
своё тепло за ласки крохи,
благодарю. Душой горящей
от лжелюбви спасли Вы многих.
И не сравнить в любви искуса
сварливых жён и Вас, порочных.
Невинный грех взрывает чувства,
сминая звенья уз непрочных.
Падшая
Днём отсыпаешься, разбитая, в постели,
а в полуночный час,
под скрипку жизни ты танцуешь на панели,
заплаканных не вытирая глаз
Ночь – мачеха тебе. Ей никого не жалко –
пощады не даёт.
Взяв из души своей чистейших чувств фиалку,
к бездонной пропасти её несёт.
В сиянье ламп ночных весельем упиваясь,
ты празднуешь свой грех.
Смеёшься громко ты, того не понимая,
как полон боли и печали смех.
Прижав к своей груди увядшие тюльпаны,
сама цветок больной,
идёшь ты пьяная от вечного обмана
опустошённая, к себе домой.
А дома, на стене, портрет детей у изголовья –
тебя пугает он.
Во взгляде детских глаз, как в зеркале суровом,
весь молчаливый ужас отражён.
Так день за днём…
Когда ж наступит день осенний
для блудной красоты,
в твой затхлый угол смерть войдёт без сожаленья
и оглядит увядшие черты.
Но руки протянув, чтоб душу взять из тела,
смутится вдруг она.
Полна распутства жизнь давно уже успела
её растлить – души ты лишена!