А. С.
Вот нас шьют строчкой на оба озябших лица,
в проколотый лоб под обрамленьем венца
нити библейских строф, нескованных ласк.
Вот варежка детской рукой разрезает наст.
А ветер скрутился с тёрном и лавром шуршанием звезд,
куда-то уносит тепло тех, кто безгрешен.
Капли сырца и росы - это шмыгает нос,
и хлюпают шлюпки, спасая младенцев и женщин.
Пусть каждый холодный камень, жалеющий нас, оживет,
запомнит шаги, топтавшие путь не напрасно
к простывшим оградам, откашлявшим краску в песок.
Рост всех вещей время сводит на картах атласных
мира, который над нами очерчивал контурный взгляд.
Музыка колит виниловый клюв из снега под самое сердце.
Нам отпущена жизнь, морю - линкор и фрегат.
А прошлое движется строго по правилу Ленца.
Сливовый побег ваших глаз в моих гиблых степях
оборван дрожащей рукой - чертенок таится сугробов.
Тому невдомек, что есть бог в пришвартованных к нам облаках,
что просто не хочет слезать и мочить свою летнюю обувь.
Но тают следы, и я каюсь, что грустен мой тон.
О, как мне милы ваши в снеге суконные гетры.
Придите домой незаметной - в ваш сказочный дом
уютно скрипучий и повсеместно паркетный.