По ту сторону Балтики

Сергей Псарев
 

                Им овладело беспокойство,
                Охота к перемене мест
                (Весьма мучительное свойство,
                Немногих добровольный крест).
                Оставил он свое селенье,
                Лесов и нив уединенье…
                И начал странствовать без цели.
                А. С. Пушкин. “Евгении  Онегин”

               
                Свои решения Белов часто принимал не раздумывая. После этого события иногда круто меняли его жизнь. Впрочем, он редко сожалел об этом. Привычная размеренная жизнь приводила Белова к душевной лени. Тогда многое происходило по инерции, давалось ему слишком легко. Трудности и испытания, напротив, закаляли его. Появлялась уверенность, что он все еще на что-то способен. Лучше всего для этого подходила приобретенная в прошлом привычка к перемене мест, которая поубавила в нем стеснительной скованности и следов провинциальности.
                Такой живительной встряской ему казалась предстоящая поездка по приглашению в Швецию. Здесь было не только ожидание новых впечатлений, но и попытка реализовать себя в незнакомой среде. Белов рассчитывал представить там свои скромные литературные труды и  петербургские рисунки. По давней установившейся традиции, он с первого дня принялся старательно записывать свои впечатления…

   
                По следам Нильса и его стаи диких гусей                               
                Когда лайнер вырулил на взлетную полосу в аэропорту Хельсинки, было уже совсем темно. Разбег крылатой стальной птицы показался Белову удивительно коротким. Лайнер поднялся на крутую горку, потом сильно накренился на левый борт, но скоро выпрямился. Незаметно ушло дрожание его сильного тела. Еще через несколько минут лайнер прорвал тучи, словно старое ватное одеяло. Земля, залитая темнотой ночи, осталась далеко внизу. Выше было фиолетовое небо с бледными мерцающими звездами. Совсем рядом с левым крылом самолета оказалась луна со светящейся короной. На земле она выглядела совсем иначе. Справа пылала несгораемая полоска заката.
                Это северная белая ночь, которой давно уже не было на земле. Теперь внизу зияла темная пропасть. Линия горизонта мягко изгибалась, напоминая о сферической поверхности земли. Где-то совсем рядом была бесконечность космоса. Стальной корпус лайнера плыл по самому ее краю. Белов подумал, что самолет сейчас очень похож  на гуся Мартина, на спине которого сорванец Нильс спасался от своих неприятностей. Стоило этой шальной мысли прийти в его голову, как он тут же приметил на спинке переднего кресла  крохотного смешного гнома в широкополой шляпе. Карлик скорчил ему рожицу и показал язык. Он даже ущипнул себя за ногу, чтобы проснуться. Нет, он не спал. Наверное, это был гном из сказки Сельмы Лагерлеф. Тогда Белова впереди тоже ожидали необыкновенные приключения...
                Скоро самолет снова накренился и нырнул в темноту. Его опять трясло и качало, бортовые огни тревожно мигали среди клочьев рваных дымных облаков. Пристегнутый надежными ремнями к удобному креслу, Белов улыбнулся и закрыл глаза. Он опять представил себя сидящим на скользкой как льдина спине гуся Мартина. Внизу сверкнули гирлянды огней аэропорта Арландо. Самолет мягко коснулся взлетной полосы и вырулил прямо к терминалу. Человечек в шляпе, сидевший на переднем кресле, куда-то исчез. Вместо него оказался русский турист, потягивавший спиртное из потаенной емкости через резиновую трубочку.  Он весело подмигнул Белову и вместе с ним бодрым шагом двинулся через ярко освещенные залы к выходу из аэропорта. Здесь Белова ждали его друзья, Альрик и Дарья. В их доме он должен был прожить десять дней. Им предстояло еще несколько часов езды на автомобиле к небольшому городку Нюнесхамн...
                Белов проснулся около полудня и вышел на улицу. Было не по-летнему свежо, небо сердито хмурилось. Вековые деревья упирались корнями в каменистую землю, а верхушками уходили в небо. Серые гранитные скалы поднимались ступенями в гору, нависали отвесными стенами вдоль петляющей к морю трассы. Ветер гнал к берегу свинцовые волны. Он прошел мимо качающихся яхт и скоро оказался у большого пруда. На аккуратно стриженном зеленом лугу отдыхала стая диких гусей. Они совсем не боялись его. Напротив, один из них  с достоинством подошел к Белову, захлопал крыльями и вытянул коричневую шею. Значит, они тоже благополучно долетели сюда, в Швецию...
                - Здравствуй, старина Мартин. Вчера ты был прекрасен в своем  полете…
                В ответ гусь только важно зашипел и пошел дальше, покачиваясь на своих коротких кривых ножках…





                Город зеленых лесов и серых скал


                Нюнесхамн оказался небольшим портовым городком. Чистый воздух бодрил и заряжал энергией, вода из-под крана была вкусной. К слову, за все время своих поездок по Швеции, Белов так и не увидел ни одной дымящейся заводской трубы.
                По лесистой, изрезанной гранитными скалами местности поднимались игрушечного вида аккуратные двухэтажные домики крытые  черепицей. Рядом с ними крохотные участки с зелеными газонами и ухоженными цветниками. Береговая линия изрезана фьордами и шхерами – многочисленными скалистыми островами, подводными скалами и гигантскими валунами, создававшими причудливый и сложный рельеф местности. Повсюду теснились маленькие пристани с яхтами, катерами и прочими маломерными суденышками. Похоже, что они здесь имелись в каждой семье, как и легковые автомобили. Куда не глянуть, у автомобильных парковок в лесу стояли спортивные тренажеры. По утрам и вечерам население городка превращалось в потоки бегущих спортсменов и велосипедистов...
                При некоторой схожести с Карелией, местная растительность заметно отличалась. Это была совсем другая, более южная климатическая зона. Хвойный лес сильно смешивался с широколиственным кленом, ясенем, дубом и липой. По всем дорогам предупреждающие знаки о возможной встречи с дикими животными.
                Первый день в Швеции вызвал у него грустные  мысли. Балтийское море здесь называли иначе – Оstersjon (Восточное море). Все казалось чужим. Он, как оторванный с ветки листок... В этих местах даже кукушки кричали иначе, а полевая трава совсем не пахла, как обыкновенная писчая бумага. Возможно, все это только казалось. Ему пора было действовать...
                Белов принялся ускоренно знакомиться с городом. Попутно нужно было решить несколько жизненно важных вопросов. Следовало обменять валюту на текущие расходы и приобрести транспортную туристическую карту для свободного перемещения.
                Центр города состоял из церкви, нескольких  административных зданий и особого места, где проводились городские собрания и национальные праздники, своеобразного местного майдана. Магазины в городе закрывались довольно рано.
                Нюнесхамн был немного похож на Репино или Комарово, расположенных вблизи Петербурга. Правда, в Швеции не так сильно заметна разница в уроне жизни населения. Казалось, что здесь обосновался крепкий средний класс. Местное самоуправление по части строительства, ведения коммунального хозяйства, как и во многих других местах Европы  полностью отдавались коммунам. Здесь их название привычно для уха и не будило у людей негативной исторической памяти. Можно предположить, что так выглядел тот самый социализм с человеческим лицом, который долгое время собирались построить в России.
                Белов решил поделиться своими первыми выводами с Дарьей. Она заметила, что все это только красивая фасадная сторона Швеции. Слишком мало времени, чтобы оценить ее со всех сторон. Впрочем, такой ее видели многие туристы. Реальность была сложнее. В крупных городах всегда существовали окраины с небогатым населением, которые туристы обычно не посещали. Проблем там тоже хватало.
                Он довольно быстро усвоил десятка полтора шведских разговорных слов. Чувствовать себя глухонемым ему не хотелось. Теперь Белову не терпелось проявить свои способности на практике.
                Первый опыт нельзя было назвать удачным. Белов зашел в небольшой портовый бар. Там было немноголюдно. Уверенным голосом, с широкой улыбкой, Белов поприветствовал присутствующих. Правда, вместо нужного слова: “Hej (Хэй)” – “Привет”, у него получилось: “Хайл”… Да еще и рукой обозначил какое-то приветствие. Кажется, его не все поняли правильно.
                Шведы сразу перестали пить свое пиво и внимательно уставились на Белова. Народ здесь по большей части спокойный и конфликтов избегал. Правда, двое посетителей африканского происхождения сразу заторопились к выходу. Какая-то женщина уронила бокал…
                Свою ошибку Белов почувствовал сразу. Приложив руку к сердцу и улыбнувшись еще шире, он произнес шведское приветствие правильно. Торопливо глотая свое пиво, он думал, что на этот раз все благополучно обошлось. Наверняка, для кого-то и здесь “дело Брейвика жило и побеждало”. Воевали  же граждане королевства в националистических батальонах в Украине. Только все это мало оправдывало его собственную оплошность.
                Эта история изрядно насмешила Альрика и он принялся натаскивать Белова в шведском языке.
                Как-то гуляя вечером, Белов заметил на опоре каменного моста нарисованного тролля - лохматого человечка с длинным фиолетовым носом. Всех их принято считать представителями нечистой силы. Известно, что в Швеции некоторые тролли жили под мостами и беззастенчиво занимались рэкетом, собирая мзду с проходящих путников. Этот карлик хитро улыбался и кому-то грозил пальцем.
                Белов тогда окончательно заблудился. Каждый раз тролль возвращал его к пруду. Пришлось бросить ему в воду монетку в одну крону. В это время из-под моста выплыла пара красивых белых лебедей. Белов тут же забыл о своих неприятностях и принялся рисовать их в своем альбоме. Лебеди оказались семейной парой и были общими любимцами в городе. Вообще, он рисовал здесь много, при каждом удобном случае. Домой Белов вернулся только к полуночи…



               

                Альрик и Дарья

               
                Альрик и Дарья, принимавшие  Белова, тоже представляли собой средний класс Швеции. Оба были уже на пенсии, но все еще работали, желая обеспечить себе достойную безбедную жизнь. Содержание их большого дома требовало немалых средств. Они познакомились в Петербурге шесть лет назад и теперь состояли в браке, жили мире и согласии.
                Финн по происхождению, Альрик жил в Швеции давно. Обе скандинавские страны считал своей родиной. Россия тоже не была ему чужой. Он неплохо знал русский язык, любил Петербург. Вообще о русских людях Альрик отзывался с уважением, ценил их глубокий внутренний мир. Он признался, что ожидал встречи с Беловым. Их общие беседы о литературе и жизни вообще, казались ему интересными и познавательными.
                Страницы новой повести Белова, рассказывавшие о Зимней войне 1939-1940 года, публикации о судьбе финнов в Карелии взволновали его, заставили вспомнить историю своих родственников. Правда, так он понимал далеко не все. Как-то Белов сказал, что когда ему было страшно в детстве, он закрывал глаза. Страх куда-то уходил, что его мать тоже так делала во время бомбежек. Потом она еще два года находилась на оккупированной немцами территории и тоже многого боялась. В общем, Белов пытался показать окружающий мир во всем его сложном многообразии. Страх, холодный и леденящий, тоже был его частью, за ним стояло презрение к человеческой жизни. Дарья тогда не могла объяснить этого мужу.
                В своей жизни Альрик успел переменить немало профессий. Был водителем, поваром, позднее имел свой ресторан. С заметным чувством гордости он рассказывал, как в дни национального праздника готовил блюда для королевского стола.
                Альрик много путешествовал. Его можно было считать человеком отчаянным и смелым. Ему довелось водить легкомоторные самолеты, байки, активно заниматься яхтингом. Наверное, так он реализовывал многие детские мечты, доказывая себе, что для него нет ничего невозможного.
                После вчерашней езды на автомобиле и поздней ночной выпивки Альрик грустно шутил над собой и просил “Дарюшу” купить ему в магазине новую голову. Его собственная голова сильно болела после вчерашнего. Теперь он просматривал у телевизора утреннюю почту. Мужской клуб викингов снова прислал ему  приглашение…
                Вообще, Альрик выглядел сильным и прямодушным человеком. Порой его грубоватые шутки доводили близких до слез. В душе он по-прежнему оставался тихим и добрым человеком. Ему непременно нужно было о ком-то заботиться, жалеть или оказывать помощь.
                Дарья производила впечатление женщины занятой собой, своим здоровьем и неувядающей внешностью. Так могло показаться только постороннему человеку, да и то, на первый взгляд. Они оба прекрасно ладили и трогательно заботились друг о друге.
                Со временем в Швеции у Дарьи сложился свой круг знакомых. Что-то вроде местного русского землячества. Иногда они собирались вместе. Это создавало для них привычную среду, не выезжая на Родину. Альрик относился к этому с пониманием, считаясь с особенностями русской души.
                Многие русские здесь со временем неплохо устраивались, но при этом, никогда не исключали возможности вернуться обратно. Кого-то просто тянуло в Россию, другим жизнь дома казалась проще, спокойнее что ли. Не всем были по душе высокие налоги и социальные выплаты, которые часто уравнивали бедных и богатых…
                Как-то раз, гуляя по Стокгольму, они забрели в небольшое кафе у Королевского оперного театра.  Альрик пустился в лирические воспоминания о том, что они были здесь с Дарьей шесть лет назад во время ее самого первого приезда в Швецию. Дарье это место показалось незнакомым. Мало ли, где они еще  были? После этого прошло слишком много времени. Тогда Белов решил немного подыграть Альрику и даже показал столик, за которым они могли сидеть. Конечно же, он стоял у самого окна. Теперь Дарья тоже вспомнила, что они были именно здесь. Просто в кафе многое изменилось и только вид из окна оставался прежним.
                Альрик тогда долго и старательно выбирал бутылку старого испанского вина. Потом они вместе сели за этот столик у окна, пили вино и смотрели на площадь святого Якоба, на старую церковь с зеленой крышей. Все было, как и много лет назад. Официант зажег свечу на их столике. Белов подумал, что такой свет из окна всегда много значил для людей. В нем жила надежда, что о тебе помнили и ждали. 
                Уже дома, Белов показал своим друзьям рисунок лебединой пары на пруду. Затем взял и написал для них имена: Альрик и Дарья. В глазах Альрика блеснули слезы.



               

                Портрет шведов


                Посещая новые для себя места, Белов часто обращал внимание на их жителей. Внешний вид, характер и образ жизни занимали его едва ли не больше, чем местные достопримечательности. Порой он так заглядывался на лица, что вызывал у встречных людей немой вопрос, но еще чаще встречную улыбку. В таких случаях лучше самому излучать дружелюбие и открытость. Тогда в передаче их начиналась цепная реакция. В Швеции принято приветствовать незнакомых людей. В вагоне электропоезда, магазине и даже на проезжей части в случайном общении между водителем и пешеходом…
                Было заметно, что шведы любили и берегли себя. Они здесь получали удовольствие от жизни. При этом неторопливые шведы везде успевали и все делали хорошо и основательно. В облике зданий и даже оформлении витрин магазинов, музейных экспозиций читался их собственный, отличный от общих европейских веяний национальный вкус.
                Здесь во всем искали повод для маленьких радостей. После окончания школьного учебного года в Нюнесхамне устроили праздник почти в каждом доме. Было шумно и весело. Взрослые пили за детей, за каждый заработанный ими балл на выпускных экзаменах. На деревьях рядом с домом  развесили цветные шары. В одном месте Белов даже приметил любопытный плакат: “Наш сын студент”. Ему захотелось сделать фотографию на память. Высоких и глухих заборов в городке не было. Вышедшая на порог женщина, тепло и радостно улыбнулась ему...
                У Белова постепенно сложился портрет типичных шведов. Они светловолосы и голубоглазы, с волевыми и мужественными лицами. Это чаще делало красивыми мужчин, нежели женщин. Последним, казалось, для не доставало нашей русской мягкости и нежности в облике. Это не слишком портило их. Они мало пользовались косметикой и выглядели при этом обаятельными, часто улыбались, были уверенными и свободно чувствовали себя в общении. Белову показалось, что здесь именно женщины выбирали себе спутника жизни и потом доминировали в шведских семьях.
                Особых слов заслуживали местные пенсионеры. Пожилые люди выглядели здесь довольными и ухоженными. В России таких пенсионеров Белов видел только на рекламе пенсионного фонда.
                Наверное, больше всего сходных черт нашлось у молодежи. Она постепенно и везде приобрела какие-то общие интернациональные черты. Так оно и должно было когда-то случиться. Возможность свободного передвижения, Интернет и всеобщая глобализация. Все это будущее нашей планеты.
                Правда, такая "похожесть" часто рождала одинаковые проблемы: наркотики, спайсы, суициды и ранний алкоголизм. На лицах шведской молодежи  нередко читался тот же нигилизм и нежелание принимать ценности своего общества. Во внешнем облике некоторых молодых людей протест приобретал самые яркие и экзотические формы. Пожалуй, шведская молодежь показалась Белову еще более раскованной по сравнению с ее питерскими сверстниками…





                Размышления в электропоезде


                Было около десяти утра, когда Белов выехал в Стокгольм. Поезд был удобный и внешне напоминал российский скоростной Сапсан, который курсировал между Петербургом и Москвой. За большим окном поезда мелькали поселки с симпатичными домиками, казавшимися собранными из элементов детского конструктора Лего. Рядом были ухоженные поля местных фермеров и коровы на выпасе. Все это казалось Белову нарисованной лубочной картинкой. Русская неустроенность для него всегда была привычнее и понятней. Как-то Дарья сказала, что в Швеции почему-то нет цирка, к которому она так привыкла в России. Наверное, ей без него здесь было скучно. Белову  в России, скучать приходилось редко, а безбилетный цирк иногда начинался с самого утра...
                Дальше полотно железной дороги проходило между отвесными скалами. Этот путь когда-то рубили через гранитную твердь. Она здесь, словно дремлющий подземный дракон, обнаживший свою широкую каменную спину. На всем этом монолите теперь прочно стояло шведское общество с его незыблемыми традициями, благополучием и знаменитым нейтралитетом. К слову, он не мешал Швеции принимать участие в военных учениях стран НАТО на Балтике...
                На остановке в вагон вошло шестеро африканцев, скорее всего, ливийцев. Среди них оказались две девушки. Пожалуй, ими нельзя было не любоваться. Их одежда – какая-то странная смесь из национального арабского и европейских стилей, многочисленные браслеты на руках. Они изящны и грациозны как серны, у них огромные глаза и пухлые, словно цветок губы. Тонкие пальцы девушек уверенно обращались с дорогими смартфонами самых последних моделей. Их мягкая и незнакомая речь, словно арабская вязь на старинной глиняной чаше. Было заметно, что в их жизни все хорошо сложилось. Кажется, их компания ехала на какой-то праздник в Стокгольм.
                Становилось понятным, почему мигранты так стремились сюда. Многие из них совершали опасный путь на утлых суденышках через Средиземное море, терпеливо ждали в переполненных перевалочных  лагерях для беженцев. В Италии и Испании они долго не задерживались и искали надежные пути во Францию, а еще лучше в Англию или сюда, в Северную Европу. Здесь самые лучшие условия для жизни и можно было навсегда забыть об ужасах войны на собственной родине. Этим повезло больше, и теперь они любили Швецию. Убирать мусор на улицах им точно, не приходилось. Здесь так не принято. Шведы всегда это делали сами без всякого стеснения.
                Не всем так везло. Можно было увидеть немало нищих в вагонах электропоездов, на улицах Стокгольма, собиравших милостыню в бумажные стаканчики. Правда, среди них было больше представителей Восточной Европы и вольного цыганского народа. 
                Белов открыл местную газету. Там много и подробно писали о предстоящей свадьбе шведского принца Карла Филиппа и бывшей модели Софии Хеллквист, чья помолвка состоялась еще прошлым летом. Красивая пара, с ней можно было рекламировать модную одежду, автомобили и вообще, что угодно. Как всегда, в газете  целые страницы рекламы. О России и событиях в Украине в международном разделе ничего не сообщалось. Этим здесь мало интересовались. Правда, иногда о России сразу вспоминали. Особенно, когда искали очередную подводную лодку у своих берегов или видели угрозу безопасности из-за учений  российского флота в Ботническом заливе.
                На этот счет даже появился забавный шведский анекдот:  “Valkomna! Ni vet att systembolaget ar stangt pa sondagar va?” ( Добро пожаловать! Надеюсь, вы знаете, что Сюстемболагет закрыто по выходным? Сюстемболагет — сеть местных алкогольных магазинов)…
                Между тем поезд нырнул в гулкий темный тоннель, потом он снова выскочил на поверхность и помчался по высокому мосту. Внизу на солнце сверкала бесконечная синяя вода, за нею открывалась сказочная панорама города. Впереди был Стокгольм…





                Мелодия Стокгольма


                У Белова не было определенного плана знакомства с городом. Просто хотелось побродить по средневековым улицам и сделать рисунки с натуры в GAMLA STAN – самом старом районе Стокгольма. В Питере это назвали бы исторической частью города.
                Если верить легенде, то на месте города в давние времена молодой рыбак ранил копьем русалку. Ее кровь смешалась с морской водой и передавала всю свою русалочью красоту окружающей природе. Стокгольм, расположенный на четырнадцати островах архипелага, действительно, плыл по воде, подобно большому красивому кораблю. Это был город волшебных белых ночей. В этом он неуловимо похож на Санкт-Петербург с его дворцами, гранитными набережными и мостами. Оба они за все это по праву носили звание Северной Венеции.
                Белов даже пожалел, что с ним не оказалось верного друга – старого гуся Мартина. Куда ни глянь – везде открытое небо, чистое и прозрачное. Взмахни крыльями и лети над водой с бесчисленными островами, над этими причудливыми дворцами и острыми башнями церквей. Сколько всего прекрасного сразу можно было увидеть!
                Двигаясь без определенной цели, Белов скоро оказался у церкви святой Клары. Она одиноко поднималась над современной застройкой делового центра. Выбрав удобную позицию, Белов сделал несколько набросков в альбоме. Он нарисовал остроконечную романо-готическую башню с золотым петушком и старые стены, увитые плющом. Все это Белов делал быстро, без детальной проработки. Ему было важно поймать впечатление. Вместе с ним к нему приходило ощущение ушедшего времени. Тогда волею своего воображения, он переносился туда и видел живших там людей...
                Рядом с церковью находилось старое кладбище, где раньше хоронили известных шведских поэтов, писателей, художников и музыкантов. Теперь здесь раздавали еду бездомным и нищим.
                Толкнув тяжелые двери, Белов вошел в церковь. Все, что находилось под ее высокими сводами, больше напоминало богато украшенный концертный зал. Такое в традиции лютеранской церкви. Людей было совсем мало, скорее туристы, чем прихожане. Жители  Швеции особой религиозностью не отличались. У алтаря, обрамленного коленопреклоненными крылатыми ангелами, играли двое музыкантов. Они что-то разучивали, периодически делая пометки в своих нотных тетрадях. Белов присел рядом и стал слушать. Здесь было хорошо размышлять, мысленно возносясь к высоким сводам собора. Женщина, игравшая на виолончели, несколько раз глянула на него с интересом, а потом исполнила сюиту, соло. Кажется, что-то из произведений Себастьяна Баха. Подойдя, она спросила его: “Мюзик?”
                Белов отрицательно замотал головой и протянул ей свою  визитку.
                - О, “Рюссланд”…, русский… Мстислав Ростропович, - добавила она и…  неожиданно поклонилась. – Русские умеют слушать музыку…
                Немного растерявшись, Белов с признательностью ответил ей таким же поклоном. Игравшая на виолончели женщина, немного знала русский язык. Позднее, Белов узнал, что она получала музыкальное образование в Петербурге. Ее звали Уна. У нее короткая стрижка светлых волос, подчеркивавшая ее длинную шею. С правой стороны волосы были длиннее, чем слева. Уна немного щурила свои светлые глаза в очках с тонкой оправой. Они у нее были переменчивы, как балтийская вода...
                - Кто вы? - спросила Уна.
                - Я и сам этого не знаю. Сейчас был художником, вечером стану писателем. Завтра уйду гулять по старым улочкам Галма Стан, и может быть стану рыцарем, - улыбнулся Белов.
                Кажется, Уна не совсем поняла его. Она, словно ища защиты, растерянно поглядела по сторонам. Помощь пришла быстро, в лице высокого худощавого господина с тростью…
                - Гуннар, - представился он. - Со мной вы можете говорить по-русски.
                Гуннар сказал Уне что-то по-шведски. Кажется, перевел ей слова Белова. Она улыбнулась и кивнула ему. Уна все поняла…
                -  Она хочет узнать, о чем вы пишете…
                - О любви, о хрупкости человеческих отношений.
                - Приходите сюда завтра. В церкви будет наш концерт, а вы сможете читать здесь в кафе свою книгу. Позовите своих друзей. Здесь будут русские, им будет интересно вас видеть и слушать…
                Такая встреча действительно состоялась в небольшом кафе этой церкви. Пришло человек четырнадцать, более из любопытства. Литературных критиков и представителей прессы среди них замечено не было. Встречу открыла Уна, представив его как своего друга из России. Вопросы к Белову больше касались его впечатлений о Швеции и творческих планов. Прочитав пару своих любимых рассказов, он показал собравшимся рисунки Петербурга. Уне на память об этой встрече достался его рисунок “Питерский двор. Одиночество” с грустным черным котом...
                Потом они провели вместе еще три дня. Этого было мало для целой жизни, но много значило для каждого из них. Трудно сказать, что именно так внезапно толкнуло их навстречу друг другу. Белов ворвался в ее жизнь стремительно, словно набежавший шквал.
                Уна – это волна по-скандинавски. Волна всегда свободна в своих решениях. Она откликнулась со всей страстью и, казалось, не о чем не жалела. Их жизнь проходила, но счастья в ней не было. Были только мгновения его, яркие вспышки, похожие на соленые брызги прибоя. Прощалась Уна сдержанно и спокойно, словно и не было между ними ровным счетом ничего. Она, как ракушка, снова закрыла свои створки. Белов, неожиданно для себя, натолкнулся на невидимую стену холода ее глаз. Волна никогда не останавливалась и искала свой берег. Впрочем, они оба знали об этом с самого начала: море у них одно, но берега разные...
                Белов принял все это, как неизбежное. Он пытался объяснить себе свое новое необычное состояние. Стокгольм на него подействовал каким-то странным расслабляющим образом. Здесь на все хотелось смотреть чуточку иначе. Он делал его свободнее и раскованней, теперь у него все получалось просто. Этого иногда хватало, чтобы совершать непозволительные шалости и поступки...
                Возле Большой площади - Стурторьет (Stortorget) Белов  заглянул в художественный салон, где у большого окна рисовала  молодая темноволосая женщина. Работала она виртуозно, нанося краску на холст не только кистью, мастихином, но и пальцами. Руки у нее сильные, быстрые и ловкие. То, что получалась у этой женщины, было очень индивидуально по восприятию. Это был мир ее фантазий. Из цветовых пятен и линий проступали необычные образы. Собравшаяся толпа восторженных зрителей и внушительные суммы на ценниках картин, говорили, что ее творчество здесь пользовалось большим успехом.
                Они легко объяснились понятными только им жестами и быстро познакомились. Художницу звали Ингер. Белов показал ей свои рисунки, сделанные в Стокгольме. Ингер кивнула головой, показывая, что ей понравился рисунок, сделанный им на улице  Мортена Тротзига. Она самая узкая в городе. В Петербурге тоже была такая улица, и она носила имя Ильи Репина. Ингер прекрасно знала имя этого великого русского художника. Оказывается, для их понимания и взаимного расположения было достаточно заниматься одним общим делом. Ингер огорченно показала ему свои руки, испачканные краской. Тогда Белов вымарал свои и они с Ингер, под смех и аплодисменты присутствующих, крепко ударили по рукам, скрепляя свою творческую дружбу.
                Белов еще долго бродил по городу. Больше всего ему нравилось рисовать на узких улочках старого города. Была в этом какая-то особая  атмосфера, словно излучали средневековые стены живое человеческое тепло. Примостившись на складном стульчике, он следил долгим взглядом за изгибами водосточных труб, убегающими в тупиках ступеньками и осколком синего неба над черепичными крышами домов. На бумаге в его альбоме рождались новые рисунки.
                Он давно уже не обращал внимания, когда случайные уличные зрители следили за его работой, порой жарко дышали ему прямо в затылок. Белов, незаметно для самого себя, слился с толпой зевак, зазывающими голосами торговцев антикварных и сувенирных лавок, плачущих нищих и стал частью этого удивительного мира.
 




                Национальный День Швеции



                Можно было сказать, что Белову повезло со временем его приезда в Швецию. Пока он рисовал львов у величественного королевского дворца, мимо уже торжественно шествовали праздничные колонны жителей столицы с национальными флагами. Совсем, как на Первомае в советское время, под музыку с песнями и танцами. Разве что портреты руководителей здесь не несли. Все это было это так заразительно, что Белов тоже не удержался и зашагал рядом с ними…
                - Оооо… рашен…  “Putin? Ja fan, skitfin kille!” (Путин? Да, он очень славный парень!), - все весело смеялись…
                Он даже не заметил, как потом оказался со своими новыми попутчиками в парке  Кунгстрэдгорден на пивном фестивале. В нем одновременно участвовало несколько тысяч человек. Полицейских было много, но все они только равнодушно взирали на окружавший их пищевой разврат и потоки пива. Никто из участников праздника в фонтане Юхана Петера Мулина с лебедями не купался. То, что здесь было очень весело, это точно. Мусор в парке сразу же убирали в большие черные мешки ловкие спортивного вида девушки, покрытые  художественными татуировками…
                В шесть вечера вместе встречали короля, торжественно выехавшего из дворца в сторону площади Густава Адольфа.  Место для этого они выбрали удачное, у самого памятника, где скопилось большое количество фотокорреспондентов со своей увесистой съемочной аппаратурой. Проехали автомобили, мотоциклы с полицейскими, потом появилась кавалькада всадников в синих мундирах и сверкающих касках на гнедых лошадях. Наконец на площадь выехала открытая коляска с королем Карлом  XVI Густавом и королевой Сильвией, потом другая, с принцем Филиппом…
                - Vivat!!! Ура!!!- Толпы людей радостно прыгали и махали синими флажками с желтым шведским крестом…
                Королевские персоны тоже слали свои улыбки и приветствовали жителей,  гостей столицы в строгом соответствии с установленным светским протоколом…





               
                Ключи от Балтики



                На площади Ярла Биргера, окруженной полудюжиной дворцов, Белов внимательно разглядывал стоявший там памятник, пытаясь отыскать на лице изваянного воина следы тяжелой травмы, которую нанес ярлу в честном поединке новгородский князь Александр Невский. “Возложил печать острым своим копьем”... Следов он не обнаружил, здесь об этом предпочитали не вспоминать. Вспомнились и другие события. 12 августа 1187 года, древняя столица викингов Сигтуна, расположенная вблизи современной шведской столицы была захвачена и разграблена карелами и новгородцами. Об этом писали шведские хроники, но умалчивали русские источники. Город был полностью разорен. В качестве военной добычи новгородская дружина увезла с собой знаменитые Корсунские (Магдебургские) врата и установили их в соборе Святой Софии в Великом Новгороде. Правда, многие считали историю с воротами красивой легендой…
                На кону стоял контроль над Балтикой, удобные морские пути в Западную Европу. Разрушенный город восстанавливать не стали и  рядом заложили другой, получивший впоследствии название Стокгольм. О силе русского влияния того времени говорили и другие факты. В Сигтуне стоял православный храм святого Николая. Значит, там находилось значительное русское поселение торговых людей. Известно, что принцесса Ингигерда из Сигтуны, дочь шведского короля Олафа Шетконунга, вышла замуж за Ярослава Мудрого, приняв в крещении имя Ирина. Она стала одной из самых влиятельных женщин Руси XI века. После своей смерти Ирина была причислена к лику святых и почиталась как святая Анна Новгородская...
                Борьба за господство над Балтикой имела свою долгую и кровавую историю. Войны, в которых участвовало Российское государство, растянулись на многие столетия. Не закончились они и с появлением в устье Невы города Санкт-Петербурга. Ключи к сердцу капризной красавицы Европы по-прежнему хранились в балтийских водах. У России только менялись соперники, желавшие взять их под свой контроль. Теперь Россия имела только то, что сумела сохранить после развала своего великого многонационального государства...
                Обо всем этом Белов размышлял, стоя у памятника шведскому королю Карлу XII. Он был изображен стоящим с обнаженной шпагой с правой руке, другой он показывал на восток, в сторону России. Замысел автора был очевиден и понятен. Вообще многим памятникам королевским особам в Стокгольме закладывалась некоторое количество внутренней агрессии. Впрочем, на другом берегу, уже в Петербурге, бронзовый Петр I на вздыбленном коне тоже показывал  в сторону Балтийского моря без добрых намерений: “Отсель грозить мы будем шведу"...
                Все же современные жители Швеции должны быть благодарны своему королю, разбитому Великим Петром под украинским городом Полтавой. Постепенно теряя амбиции сверхдержавы, претендующей на свою особую миссию в Европе, Швеция, наконец, занялась внутренними проблемами и преуспела в этом. Самым удачным политическим решением оказалось неучастие в мировых войнах и сохранение нейтралитета. Теперь каждый из старых соперников за Балтику получил свое…
                В один из последних дней Белов на маленьком пароме добрался до острова Дюргорген. В XVII веке он считался парком для королевской охоты, а теперь был известен музеем “Васа”, построенным вокруг самого бестолкового шведского корабля. 
                В 1628 году трехмачтовый резной 69-метровый флагманский корабль с династическим названием “Васа” прошел меньше мили и быстро затонул в бухте Стокгольма, едва отойдя от берега. От налетевшего порыва ветра он повалился на левый борт, вода хлынула через открытые пушечные порты. Корабль, готовившийся к салюту в честь короля, медленно ушел на дно с поднятыми парусами, флагами на глазах собравшейся изумленной публики. Его погубили ошибки, допущенные при строительстве, но они же уготовили ему новую долгую судьбу. Через 333 года  корабль подняли со дна. Оказалось, что балтийская морская вода прекрасно сохранила его...
                В полутьме стоял ярко освещенный огромный корабль, казавшийся странным музеем деревянных фигур. Он был таинственным, мистическим и все еще полным загадок. Корму его украшал герб, который охраняли львы со свирепыми мордами и с коронами на головах, на форштевне тоже стояла массивная фигура льва, львиными головами были декорированы крышки орудийных портов. Всего на корабле было 700 различных консольных фигур. Ради красоты обводов корабля, по приказу короля его корпус тогда сделали более узким, это и погубило его.
                В стеклянных саркофагах музея хранились останки моряков корабля, а рядом были воссозданные по черепным костям их восковые фигуры, облаченные в одежды далекого XVII века. Лицо одной из них почему-то показалось Белову знакомым. Кажется, он уже видел его где-то. Когда и где? Может быть, оно мелькнуло на каком-то старинном портрете великого голландского или шведского живописца в залах петербургского Эрмитажа? А может он видел его в уличной толпе на узких улицах  GALMA STAN? У него всегда была хорошая память на лица…
                Он глянул на себя в зеркальное стекло и похолодел...  Силы небесные! На него смотрело лицо шведского моряка. Отражение в зеркале на глазах разрушалось и превращалось в целую галерею других, незнакомых ему лиц. Возникали целые сцены морских сражений. Самолеты с черными крестами пикировали вниз и сбрасывали бомбы. Выпущенные торпеды, оставляя пенистый след от разрывов, дырявили бронированные борта тяжелого крейсера, горело разлитое по воде топливо. Потом было целое кладбище затонувших кораблей, и снова проходили лица погибших моряков. Наконец, возникло его собственное лицо, которое он не сразу узнал, серое и бледное, с широко отрытыми от ужаса глазами. Вокруг него плескалась черная вода... 
                Белов пережил несколько трудных минут. С ним так иногда случалось. Он замечал то, чего не видели другие. Кто-то считал это безумием, но это было его безумие. Белов называл его божьим даром. Теперь у него была возможность написать об этом и рассказать другим. У каждого в этом мире свое назначение...
                Он возвращался домой на пароме. Над водой низко кружили чайки. Они что-то жалобно кричали ему вслед, и Белов снова видел перед собой души погибших моряков... 





                Город Зеро

 

                У Белова здесь появилась возможность вспомнить этот странный провинциальный город абсурдов из одноименного кинофильма Карена Шахназарова. Город, из которого дороги никуда не вели, они там заканчивались, а на вокзале не было билетов. Фантастика, драма и комедия одновременно с Леонидом Филатовым в главной роли…
                Скоростной поезд уносил его в сторону Стокгольма. Утром самолетом из Арландо нужно было лететь домой. Впереди предстояла бессонная ночь. Станция Skondal (Скондал) и до Стокгольма их оставалось всего четыре. Неожиданно бегущая строка в вагоне начала отматывать километры в обратную от Стокгольма сторону. Поезд возвращался назад, в Нюнесхамн. Белов, не теряя самообладания, спокойно вышел на следующей станции, дождался очередного электропоезда и снова поехал в Стокгольм. Поезд опять доехал до станции Скондал и пошел в обратную сторону. Так повторялось три раза, наступала ночь. Оказывается, театр абсурда случался и здесь. Этот странный незнакомый город с характерным для русского уха названием не торопился его отпускать.
                Казалось, что отсюда уже не было дальше дороги. Пустынные вечерние улочки и закрытые кассы, непонимающие застывшие лица пассажиров и прохожих. Тупик. Неприятный, подленький липкий страх внезапно шевельнулся у него в сердце. Ему следовало перестать фантазировать. Это был  какой-то компьютерный сбой. В цивилизованном европейском мире все так тонко и уязвимо...
                В тот день электронная система впервые ошиблась. Такое случалось, русскому человеку к отмене движения электричек не привыкать. Это местные шведы переволновались и были близки к панике на ее критической отметке. Они приучены к размеренности и порядку. Белов спокойно пересел на автобус и благополучно доехал до ближайшей станции стокгольмского метро.
                Оставалась последняя ночь в Швеции. Ярко освещенные пустынные залы терминала аэропорта. Ни души, он был здесь один. Мир из стекла, металла и электронной информации. Где-то за его пределами подходили ночные автобусы и такси. Одинокие пассажиры появлялись и снова исчезали. Электронное табло с ближайшими рейсами: Лондон, Париж, Копенгаген и его, на Хельсинки. Все это было уже утром.
                Он не спеша принялся вводить информацию с данными своего авиабилета компании Finnair. Компьютерная система регистрации сообщила ему, что бронь на его имя отсутствовала. Белов сделал еще несколько таких же бесполезных попыток и обреченно плюхнулся в кресло. Россия показалась ему далекой планетой. Похоже, что-то все еще держало его здесь. У него оставалось несколько часов и он закрыл глаза.   
                Сон навалился сразу, превратившись в мелькающие по кругу картинки. Вначале был странный лабиринт, похожий на человеческое ухо по которому он попал в мир собственных мыслей. Белов ясно увидел себя в зале музея. Полнотелая блондинка в красном платье представила себя Натальей Васильевной, научным сотрудником отдела славяно-финской археологии Института истории материальной культуры Российской академии наук. Она показывала открывшуюся здесь выставку: "Новый взгляд на историю и разоблачение мифов": ..."Славяне светловолосые и голубоглазые. Такими на иконах всегда изображали ангелов. Недаром потолок в деревянных часовнях Русского Севера называли небесами. С давних времен в народе жила красивая легенда о звездном ветре и космических пришельцах, подаривших людям священный огонь. Они остались жить на Земле, чтобы потом стать нашими нашими далекими предками.
                С давних пор славяне селились на острове Готланд и в скандинавской Сигтуне. В XII-XIII веках там появились православные храмы в честь святителя Николая. Шведские правители почитали за великую честь заключать династические браки с Великим Новгородом.
                Известно, что еще раньше влияние славянской культуры распространялось языческими племенами венедов и ругов далеко на Запад, территорию современной Германии. Вплоть до начала XII века славянами были заселены все южные и восточные берега Балтийского(Варяжского) моря. Славянский дух в Европе уничтожали огнем и мечом во время крестовых походов. Вспомним о походе тевтонских рыцарей и его провале на Чудском озере. Они несли на Русь католицизм.
                Теперь о варяжском пришествии на Русь. Что же могли принести шведы? Культы Одина и Тора?.. Но разве источники не указывали прямо на символ поклонения варягов? "И кляшися оружием своим, и Перуном, богом своим..." Так говорила Радзивиловская летопись о походе Олега с варяжской дружиной на Царьград в 907 году. Как же могли шведы поклоняться Перуну, если скандинавам не известно даже его имя? Зато славянам он знаком еще со времен антов. Значит, они были близким и родственным народом. Ни один из современников не отождествлял варягов ни с немцами, ни с датчанами, ни со скандинавами. Зато отмечали многообразие славян. Самые западные из них тогда назывались ваграми...
                Последние находки наших археологов поставили под сомнение многие исторические факты, считавшиеся ранее бесспорными. Впереди большая работа по новому переосмысливанию истории страны с ее первой древней столицей в Старой Ладоге"... 
                Белов хотел что-то сказать, но не услышал собственного голоса, его не было. Вокруг него все радостно аплодировали.
                Он пошел дальше по залам музея. Демонстрировалось оружие, воссозданные национальные костюмы, предметы славянского быта. Предметом особой гордости музея были найденные берестяные письмена.
                Белов немного задержался у стеклянной витрины с последними находками из раскопа на Варяжской улице в Старой Ладоге. Бусы, фигурные замки, наконечники копий. Его внимание привлекла маленькая металлическая подвеска в форме молота Тора. Традиция создания такого украшения уходила еще к Древнему Риму. По легенде этот молот был выкован для скандинавского бога грома и бури маленькими карликами. С тех пор он служил воинам и путешественникам символом удачи. Подвеску нашли у самого берега Волхова...
                Многие залы музея оказались закрытыми. Висевшие таблички объясняли это необходимостью смены экспозиций...
                Потом Белов увидел себя на пароходе. Было раннее утро, он поднялся на верхнюю палубу. Неожиданно пароход сбавил свой ход, а потом и вовсе остановился. Пассажиры заволновались, кругом было открытое море. Тогда на палубу вышел человек в строгом костюме и заиграл на флейте. Музыка была красивая, ему все поверили и успокоились. Пароход начал разваливаться на части и тонуть, а человек все играл и играл на своей волшебной флейте. Белов вместе с другими пассажирами оказался в воде. Скоро она превратилась в страшную воронку, которая кружила его на одном месте и тянула вниз. В последний момент он увидел возле себя лодку, в которой сидел знакомый ему маленький гном в широкополой шляпе. Он протянул ему руку и легко выдернул из воды.
                - Ты наделал в своей жизни много глупостей, но ни разу никого не предал. Я отпущу тебя обратно...
                Белов не испытал облегчения. Теперь ему было мало всего этого. Прожив большую часть своей жизни, он по-прежнему задавал себе вопросы: что сделал, достоин ли, жить на этом свете…
                Проснулся Белов от шума работавшей уборочной машины. Продолжалась регистрация пассажиров на его рейс. Теперь у него она прошла без малейших проблем...
                После пересадки в Хельсинки в салоне самолета снова зазвучала знакомая русская речь. Через час под крылом самолета уже открывалась величественная панорама Петербурга. За ней простирались широкие поля, леса и другие города. Мир больше не казался ему игрушечным. Вся эта бесконечность была Россией... 





                Эпилог

 

                Трясясь в петербургской "тэшке", Белов смотрел в окно и радовался знакомым улицам города. Нет, он совсем не изменился, только стал еще зеленее под теплым июньским солнцем. Вот и березы во дворе тоже немного подросли.
                Дома он вытащил из дорожной сумки металлическую вазу, которую долго и старательно выбирал в магазине. Скандинавский стиль, чеканный повторяющийся рисунок. На нем рыцарь ехал верхом на коне. Дальше было изображение дома и цветущего сада. Белов долго вертел эту старую вазу, представляя ее маленькой планетой. Тогда рыцарь тоже куда-то ехал, но каждый раз оказывался у открытых дверей своего дома. Он всегда возвращался на Родину из своего похода и без этого не видел смысла своей жизни...

На фото рисунок автора