Воспользуюсь я главным свойством сказок
И намешаю в ней клубок времён.
Надеюсь у Ван Гога хватит красок
Вниманье ваше захватить в полон.
1. Похороны губернатора.
Был город погружён в глубокий траур –
Главе своей он почести воздал.
Заметила Светлане как-то фрау:
-Ещё сей град такого не видал.
Был губернатор умерший известен
В определённых, так сказать, кругах.
Сенатор прибыл с папенькою вместе,
Чтоб проводить в последний путь сей прах.
Кикиморы безудержно рыдали,
Ван Гог нарисовал его портрет.
Светлана с фрау тихо поминали –
К покойному у них претензий нет.
Он был не виноват в своей кончине.
Мол, Дьявол на него им указал;
И принял смерть благодаря картине,
Но был потушен на корню скандал.
Всё чинно, благородно сотворилось:
Отпели в храме и без суеты
В семейном склепе дверцы затворились,
Услышал он последнее «прости».
Была Светлана так прекрасна в чёрном.
Так шёл ей этот траурный наряд.
И только взгляд остался непокорным,
И с вызовом глядел на всех подряд.
Под ручку с фрау тихо отстояли,
И почести отдали – Бог простит.
Отцу Светланы тихо же сказали,
Мол, плохо ей, душа её скорбит.
Отец её остался на поминки.
Ему сенатор кресло предложил,
Но тот ему ответил без запинки,
Что губернатором он быть не заслужил.
Да и дела опять зовут в столицу –
«Империя» растёт, как снежный ком.
С собой он заберёт свою девицу,
Скорей всего продаст здесь и свой дом.
Светлана с фрау дома поминали
Невинной жертвы память за столом,
Винцо они в гостиной попивали.
Вошла мадам к ним с траурным лицом.
Была мадам здесь, как эффект побочный,
Отрыжка фрау в пагубных делах,
Так, недоделка или план досрочный,
Но – ведьмой та была в своих глазах.
К Ван Гогу, как известно, женихалась,
И по ночам летала на метле,
Но так она мадамой и осталась,
С печатью «недалёкой» на челе.
Учила Свету правильным манерам,
Французскому, как за столом вести.
А Света для мадам была примером,
Как положенье в свете обрести.
Увы, мадам была лишь приложеньем
К Ван Гогу, только слабенькая тень.
Всегда терзалась чувственным сомненьем,
Что Леший для неё обычный пень.
Но бегала за ним, как собачонка,
Заглядывала преданно в глаза –
И Леший млел, влюбился, как мальчонка:
-Французская моя ты егоза!
Мадам за ним теперь несла палитру,
В руках ещё платочек теребя:
-Ах, Гогик мой, давай-ка пальчик вытру!
Запачкался он в краске у тебя!
Кикиморы на них так умилялись:
От всех своих они зелёных душ
Слова любви им подсказать пытались,
И свадебный насвистывали туш.
Мадам присела к фрау со Светланой
И пригубила рюмочку вина:
-Ах, губернаторша с её душевной раной
Была переживаньями полна.
А дочки! Те так в голос завывали,
Что их и успокоили едва.
Порой они, так даже, забывали
Какие надо говорить слова.
Такой удар! Винсентик постарался
И преподнёс им их отца портрет.
С отцом твоим, Светлана, там остался,
Но обещали быть за мною вслед.
Светлана с фрау чинно улыбнулись
И промокнули глазоньки платком –
Едва ли речи тёмных душ коснулись –
Мадам же продолжала о своём:
-Вдове сенатор обещал поддержку,
Винсентика в столицу приглашал.
Наверное, он при дворе не пешка –
Я слышала – приёмы посещал.
За разговором время протянулось:
Отец с Ван Гогом прибыли домой.
И с их приездом Света, как проснулась,
И стала вновь она сама собой.
Отец с ней наконец наговорился
И насмотрелся вдоволь на неё.
Сказал, что её видом удивился,
Мол, подняла и реноме своё.
-Сенатор губернаторское кресло
Мне на поминках, всуе, предлагал.
Ответил я, мол, не подходит к чреслам,
Не для меня. Короче, отказал.
Всё, доченька, пора нам собираться,
Чрез день, иль два мы трогаемся в путь.
Теперь в столице будем обитаться.
Ты – дочь моя, а там не кто-нибудь.
Сенатор, кстати, про тебя заметил,
Что хороша ты, вся пошла в отца.
Не замужем? А я ему ответил,
Что дочь моя достойна и дворца!
Он улыбнулся, но сказал: «Поминки
Не лучшее нам место обсуждать
Для будущего светлые картинки».
Сказал, что в Петербурге будет ждать.
2. В столице!
Столица! Петербург! Очередная веха
Пути Светланы пагубный наверх.
Ждёт город нас. Но вот какого века?
Ван Гог поможет написать наш век.
Мазками крупными он, в Лешего манере,
Нам нарисует время, да и быт.
Окажемся мы с вами в интерьере…
А что там папенька Светлане говорит?
-Я приобрёл здесь жалкие останки
В Ораниенбауме дворца Петра…
Лишь третьего! Трудились спозаранку
Все дни. Что ж, посетить его пора.
В столице я доходный дом снимаю;
Сам начал строить несколько домов.
Пока что сам я в этом обитаю.
Дворец, надеюсь, будет наш готов
Уж вскоре, мы туда переберёмся.
Там дачи, тишина, везде покой.
С соседями поближе там сойдёмся
И в гости будем ездить к ним порой.
Жила ты у меня провинциалкой,
И здесь тебе большой шум ни к чему.
Но загородом жизнь не будет жалкой –
Устроимся, усилья предприму
Я к твоему, Светлана, появленью –
Столичный осчастливишь ты бомонд.
Пока же дань, прошу, отдай терпенью,
Не выходи ты даже на балкон.
-Ах, папенька, всё сделаю, как скажешь.
Сама я никуда не тороплюсь.
Единственно, прошу, меня уважишь –
От скуки помереть я здесь боюсь –
Ты мне пришли каких-нибудь романов,
Мы с фрау почитаем по ночам.
Я так люблю иллюзию обманов.
Романтике любви свой долг отдам.
-Вот любите вы девицы такое!
Ну, хорошо, я с нарочным пришлю.
Почитываю сам уже порою.
-Ах, папенька, как я тебя люблю!
Они в доходном доме поселились,
Но заняли всего один этаж.
Мадам и фрау вместе разместились,
Чтоб был не так заметен эпатаж.
А то мадам к Ван Гогу порывалась –
Он поселился выше этажом.
В конце концов, с надеждами рассталась,
Осталась с фрау здесь к лицу лицом.
С Кикиморами Леший обживался –
Из леса нежить и в столицу «бух».
К бабуле он в лесочек собирался,
Чтоб рассказать про славный Петербург.
Но всё потом: - Кикиморки, гуляем!
Кутнём на мой последний гонорар!
Деньгу на удовольства обменяем!
-А ты, Лешак, для нас не слишком стар?
-Ах, зелень, ах, пиявки вы такие…
-Да, шутим мы, Винсентик, дорогой!
-Ах, вы ж мои модельки дорогие!
Что ж, выбирайте ресторан любой!
Поменьше только, я прошу, шумите –
Здесь, как никак, всё ж, а столичный град!
Зелёненькие, всё, пошли, ведите!
Они пошли куда-то наугад.
Мадам осталась с фрау и терзалась,
На улице услышав голоса.
Как? Он ушёл? Она же здесь осталась!
И что? На голове рвать волоса?
Ну, нет, трухлявый пень, ты не дождёшься.
Не буду тоже сиднем я сидеть.
С поганками своими в дом вернёшься.
Что ж я должна в окно тебя глядеть?
Нет. Ночь придёт, куда-нибудь слетаю,
Развею свою скуку вдругорядь.
Мадам не знала – ночи наступают
Здесь белые. При свете же летать
Она боялась, может быть, стеснялась:
Приличная мадам – и на метле…
Она так никуда и не собралась,
Заснула с головою на столе.
Светлана с фрау тоже были дома:
По комнатам прошлись не торопясь.
Ещё была дорожная истома,
Но Светин взгляд уже горел, искрясь:
-Ну, наконец-то мы с тобой в столице.
Ах, фрау, я же так люблю папа’.
И всё боюсь ему проговориться.
-Отцовская любовь, дитя, слепа.
Он видит то, что сердце его хочет.
Глаза свои пред ним не отводи.
Язык твой пусть сам по себе лопочет.
И больше чувств отцовских в нём буди.
-А, может быть, пред ним я виновата?
Сама же ведьмой захотела стать.
Сама ступила на стезю разврата.
-Ах, перестань комедию ломать.
Сама судьба тебя мне подарила,
Сама была ты ведьмою в душе.
Ты здесь, со мной, ты – вражеская сила.
Тебя не переделаешь уже.
И вообще, что это за сомненья?
Ты – страсть любви, огонь, что может сжечь!
Ну, наберись немножечко терпенья
И будет столько самых разных встреч.
-А Леший наш куда запропастился?
Хотя, я знаю – он пошёл кутить.
Да-а, по наклонной Гогик покатился.
А, впрочем, нам же так и надо жить!
-Да, мы с тобою вражеская сила,
Изнанка жизни, парадоксов цвет.
Нечистая столицу навестила.
Пождём немного, и выходим в свет!
-Папа’ уехал в Ораниенбаум.
Там надо ему что-то доглядеть.
А чем займёмся мы с тобою, фрау?
-Кикимор нет – пойдём котов смотреть?
Там, знаю, есть такие экземпляры…
Мы парочку из них себе возьмём.
-Да, фрау, хватит нам, пожалуй, пары.
Хоть будет чем заняться нам потом.
Герои наши в доме обживались.
Хотя, зачем? – так, временный приют.
Ну, ничего. Безделью предавались
И ждали книг. Когда же принесут?
3. Скоро отъезд.
-Светлана! Где ты? Дочка, я приехал!
-Папа’, ты прибыл. Слава небесам!
-Последняя исправлена помеха –
Назавтре мы переезжаем к НАМ.
Наш особняк готов. Ты собирайся,
А я в контору, у меня дела.
-Вот так всегда!
-Ну, ну, не обижайся!-
И он присел на краешек стола:
-Светлана, я промышленник известный.
Ещё задумал строить здесь дома.
Я там, я здесь, я нужен повсеместно.
Ты привыкай, хозяйствуй тут сама.
Ты – дочь моя. Смотри, как повзрослела.
Какие у тебя лицо, осанка, стать.
Тебя одну оставить можно смело.
-Ах, папенька, вот льстишь ты мне опять.
И, кстати, я сошлась так близко с фрау –
Она сама ведь голубых кровей.
Когда приедем в Ораниенбаум,
Пожалуй, поселюсь я вместе с ней.
-Как хочешь, дочка. Дело за тобою.
Но не престало с гувернанткой жить.
-Папа’, опять ты ссоришься со мною?
-Ну, хорошо же! Так тому и быть!
А я ушёл. А завтра уезжаем.
Сегодня думаешь ты чем себя занять?
-Сначала с фрау книгу почитаем,
А после вещи станем собирать.
-Вот что скажу тебе, моя родная,-
Так фрау начала свой монолог.
-Вот книги мы с тобой сейчас читаем,
Из них нам можно вынести урок.
Ведь сколько книг, так столько и сюжетов,
Как дело нам с тобою повести,
Как стать нам обожания предметом,
Принять нам что-то, что-то отмести.
Ведь книги, Света, многому научат.
Они – суть знаний испокон веков.
Пускай за нас порой решает случай,
Но план всегда заранее готов.
И пусть пока любовные романы –
Мы наберёмся опыта из книг,
И сделаем из девушки Светланы
Мы ведьму, королеву всех интриг.
Ты, девица, читай про пыл любовный,
И опыта, читая, наберись.
Что делал над тобой отец духовный –
Сам Дьявол – вспомни, Света, оглянись.
Теперь сама раскладывай на ложе,
Как хочешь ты зарвавшихся мужчин.
Их волю, сердце, душу ты стреножишь.
Тобой доволен будет Господин.
-А ты, скажи, что делать будешь, фрау?
-Предчувствие тревожное одно…
Когда прибудем в Ораниенбаум,
Тогда, надеюсь, будет решено!
-Что за предчувствие?
-Пока не стану
О нём с тобою, детка, говорить.
Да, и зачем запутывать Светлану.
Давай, читать. Какую нам открыть?
И принялись они вдвоём за чтенье.
Заучивала память их слова,
Какое у героев положенье,
И где же героиня их права.
Каких мужчин себя любить заставить,
Каким порой небрежно отказать,
Их волю в русло нужное направить,
Заставить изнутри себя терзать.
Как подчинить своей их только воле,
Чтобы они забыли обо всём,
И в нетерпении твердили бы: «Доколе?»,
Сжигая душу ревности огнём.
Как будет всё? Пока она не знала,
Но верила в взошедшую звезду.
Пока она романы лишь читала,
Всё впитывая тут же на ходу.
За окнами на город падал вечер.
Ван Гог пораньше обещал придти.
Зажгла Светлана в канделябрах свечи,
Решила чемоданы принести.
Да, надо бы в дорогу собираться,
И вещи с фрау все упаковать.
Пора бы нам уже обосноваться –
Не терпится Светлане полетать.
Ван Гог, как обещал, вернулся раньше
С моделями. Конечно, под «шафе»:
-В столице этой, фрау, столько фальши,
И пишут тут не «кофе», а «кафе».
Гульнули мы с моделями на славу.
Тут у художников-то есть и свой кружок –
Я нарасхват: налево и направо.
Ну, что, мадам, кутнём на посошок?
А грустная мадам в дверях стояла,
Глядела с вызовом она на жениха.
Потом вдруг улыбнулась и сказала:
-А что? Кутнём! Мы все не без греха!
Светлана с фрау быстро стол накрыли;
Мадам послала – быстренько Ван Гог
(Про вещи тут же все они забыли)
Шампанского корзину приволок.
Кикиморы порхали, всем мешая:
-Сюда бы нашу бабушку Ягу!-
Пускали слюни, яства предвкушая:
-Когда за стол? Дождаться не могу!
Опять отъезд!
-Ну, что, тогда с отъездом!
Я предлагаю выпить, господа.
Мы мало познакомились с сим местом,
Но будем наезжать ещё сюда.-
И Леший с чувством рюмку опрокинул –
Он водку пил (в шампанском пузырьки)
-Однако, ты речугу и задвинул.
А выпил как?
-Так мастерство руки!
И, вообще, художники здесь тоже,
Заметил я, все беспросветно пьют!
Но пьют они – кто расплатиться может.
А кто не может – беспощадно бьют.
Случается, у них и угощают,
Кто получил хорошенький заказ.
Упьются в усмерть, сразу всех прощают.
Меня вот угощали там не раз.
-Конечно, ты же наша знаменитость!-
Отметила ему сама мадам.
-С деньгами ты всегда сама открытость.
В лесу бы так!
-В обиду лес не дам!
Я фрау предлагал уже вернуться.
Она в ответ, что здесь у нас дела.
А сколько будут те дела тянуться?
А фрау ему водки налила:
-Винсент, любезный! Ты у нас художник!
Нас завтра загород вывозят жить –
Возьмёшь мольберт с собой, возьмёшь треножник
И будешь на природу выходить.
И там леса, наверняка, не хуже.
Тебе мы предоставим выходной –
Ты по своим лесам тогда покружишь,
Поностальгируешь и к нам домой.
-Кого хотите Вы уговорите.
Мадам, за Вас. Мужчина стоя пьёт.
Так, фрау – за Светлану! Повторите!-
И ждёт стоит, покамест та нальёт:
-За вас за всех я должен выпить стоя.
У нас заведено так, у мужчин.
-Ах, Леший! Ах, оставьте нас в покое.
Вам только бы опустошить графин.
-А что графин?.. Который муж графини?
Ха-ха, удачно это я сказал.
Нам, фрау, то есть мне – мужчине –
Вы, женщины, лишь как материал.
Художник я! Пускай пришёл из дебрей.
Я это понял ещё там – в лесу.
-Ага, среди волков и диких вепрей!
-Цыц, баба!.. с бородавкой на носу…
Нет, вы скажите, я ещё Светлану
Готов в любом обличье рисовать.
Мадам, а Вы когда у нас по плану?
Хотите, буду лично раздевать?
Мадам, краснея, шмыг за клавикорды
И что-то начала на них играть.
Кикиморки – зелёненькие морды –
За Лешим вышли в круг потанцевать.
Шампанское в Светлане заиграло
И припустилась она тоже в пляс.
Из-за стола же фрау наблюдала,
С фигуры Светы не спуская глаз.
Да, весело был этот день окончен…
Отец к утру коляски подогнал.
Заметил он Ван Гогу между прочим,
Чтоб в дам он перегаром не дышал.
Вскочил отец последним на подножку,
Извозчику команду дал: «Пошёл!».
(А как же? Посидели на дорожку)
Светлану дальше путь её повёл.
4. Ораниенбаум.
-Ах, это померанцевое древо*!
Как здесь чудесно, и прекрасный вид.
Дворец Китайский – поглядим налево,
Чуть дале – Меньшиковский там стоит.
Данилыч**, говорят, сей померанец
В оранжерее у себя растил.
А в князи вышел из низов, засранец.
И что? Зато как после этого зажил.
Царь Пётр знал кого к себе приблизить.
А что не так – на дыбу, под топор,
Иль в рекруты, когда хотел унизить.
Поэтому Великий до сих пор.-
Отец Светлану с местностью знакомил.
Доехали и встали у дворца.
"Два этажа – Петруша экономил?
Нет, не скажи. Не потерял лица.
И место хорошо, и парк уютный,
От крепости*** ворот въездных остов.
Там где-то пруд, пока ещё не мутный.
Не зря папа’ нам выбрал этот кров****.
И до столицы будет недалече –
Мы с фрау вмиг на мётлах долетим.
Назначить в парке можно наши встречи.
Об этом с немкой мы поговорим.
Ах, вот оно! Ведь фрау-то из немок.
И немцем же был наш Великий князь.
Задумчива она в последне время.
Какая-то, но кроется здесь связь.
Здесь Пётр третий-то отгородился
От царственного русского двора.
От веры пусть своей он отступился,
Но знал, ещё придёт его пора.
Здесь Фридрихом своим он восхищался,
Устраивал всё на немецкий лад –
В душе ведь немцем так он и остался,
Хотя надел наш царственный наряд.
И фрау наша что-то загрустила,
Задумчива она в последни дни.
Лицо своё вдруг долу опустила –
В него попробуй снизу загляни.
И веселится как-то через силу.
Выдавливанью радостных гримас
Сама меня когда-то научила –
Всё на себе же пользует сейчас.
И всё-таки же Ораниенбаум,
Как кость и почему-то поперёк.
Хотелось бы разговорить мне фрау.
Ну, ладно, дам сегодня ей намёк".
Устроились довольно-таки быстро.
И в этой новосельной кутерьме
В душе Светланы (и пускай нечистой)
Не появилось мысли о тюрьме.
Пусть временами мысли посещали,
Что папенька её здесь и запрёт –
Он дал понять всего двумя словами,
Что будет всё совсем наоборот.
И выделил Светлане с фрау спальню,
Как ей уже он это обещал.
Всё было для Светланы идеально.
А, уходя, папа’ поцеловал.
Опять дела. И вновь они свободны,
И снова предоставлены себе –
Иди же ты, куда душе угодно –
Пошли они по парковой тропе.
На фрау Света прямо посмотрела
И задала ей мысленно вопрос.
Прошли чуть-чуть. На лавку фрау села.
Слова до Светы ветерок донёс:
-Здесь Пётр жил по исчисленью третий,
И дух его остался до сих пор.
Я чувствую, что он меня заметил
И на себе я ощущаю взор.
Про это место от отца услышав,
Как данность эту встречу приняла.
Моим воспоминаниям остывшим
Пора ожить, как вижу я, пришла.
Но ничего, душа моя не ропщет –
Что может испугать, как я, старух.
Пусть был убит он всё-таки и в Ропше,
Но обитает здесь незримый дух.
В былые времена мы с ним встречались,
И наших душ тревожен был дуэт.
Но мы тревогой этой наслаждались.
Но… совершило время пируэт.
Тогда Наполеон пришёл в Россию –
В глубинку я была увезена.
Душа моя вернуться не просила –
Любовь на дне её погребена.
Да, Света, я тогда влюбилась в призрак.
Как, что, сама не знаю почему.
Сошла с ума – был первый скорый признак,
Но верила я сердцу своему.
В те времена я ведьмою и стала.
Накручено в судьбе моей всего.
А вот любви я больше не искала,
Всю жизнь так и любила одного.
И дух его забыл про Воронцову***** –
Меня он тоже сразу полюбил.
В плену у ощущений этих новых
Его же дух, как тень за мной ходил.
А что сейчас мне ждать от этой встречи?
Лишь знаю – до сих пор меня он ждёт.
-Зачем же душу Вам свою калечить?
Встречайтесь с ним, как только ночь придёт.
Впервые слышу я про привиденье,
Что девице смогло внушить любовь.
А как же поцелуи, вожделенья?
А как же страсть, что так волнует кровь?
-Сама, Светлана, этого не знаю.
И не сказать, чтобы он был красив.
Но до сего я по нему скучаю,
Пусть век назад и был он телом жив.
Не называю это я безумством.
Сама себя решила отрешить
От будущего, и дав волю чувствам,
Которых не могу себя лишить.
Я столько лет преемницу искала,
Судьба тебя на блюдце поднесла.
Сюжет такой не я нарисовала,
А жизнь меня обратно привела.
Лишь знай, Светлана, что я не покину
Тебя. Родным нам станет дом.
Ван Гог покажет в городе картину –
Богатый урожай мы соберём.
-А со своей любовью познакомишь?
Он так неоднозначен был тогда.
-Своих ты, Света, чувств не экономишь.
А, впрочем…. Ты пока что молода.
Я как-нибудь организую встречу –
Он тоже не особенно людим –
Когда ещё душою искалечен –
До сих покой ему необходим.
Во мне нашёл лишь родственную душу,
Открылся и себя всего отдал.
Но, так и быть, спокойствие нарушу.
Надеюсь не поднимет он скандал.
День угасал. Подруги возвратились
В свой новый дом (на сколько долгих лет?).
На окна тюлем сумерки спустились,
И в некоторых появился свет.
===============
*-Oranienbaum (нем.) – померанцевое дерево.
**Данилыч – Александр Данилович Меньшиков. Сподвижник Петра I.
***Крепости – крепость Петерштадт. Потешная крепость Вел. Кн. Петра
Фёдоровича.
****этот кров – после смерти Петра III крепость и дворец приходят в
запустение. Лишь в конце XIX века дворец ремонтируется и
реставрируется.
*****Воронцова – любовница, фаворитка Петра III.
5. Знакомство с Петром III.
"Когда отец промышленник, не значит,
Что высший свет тебе откроет круг.
Он может о тебе лишь посудачить,
А вот когда появится свой друг –
Один из тех: из общества, из «сливок»,
Кто носит титул и амбиций воз,
Кто не захвачен жизнью в плен красивой,
А думает о ней уже всерьёз.
Конечно же, тебе не стать царицей,
Великою княгиней – помечтать.
Рулетка жизнь, в ней может всё случиться.
Оружием должна ты обладать.
Оружие твоё неотразимо –
Естественно, что это красота.
Пусть взгляд не проскользит, не видя, мимо.
И истина сия для всех проста.
А если красотою обладаешь
Ещё и в сочетании с умом
Того, кого любимым почитаешь –
Мечтай уже о многом, о большом.
Пройти ты сможешь словно по ступеням,
А можешь сразу в облака взлететь.
Пока ты молода, твоим стремленьям
Готова я хвалебный гимн пропеть.
Увижу ли Великою княгиней
Свою Светлану? Вот моя мечта.
Она меня, надеюсь, не покинет.
А, впрочем, стану не нужна тогда.
Останусь здесь я со своей любовью –
Пора уже мне будет на покой.
Примкну к потустороннему сословью.
Ах!" – провела она по лбу рукой:
"Нам надо будет навестить столицу,
Узнать бы нам, где в ней дают балы.
А, впрочем, тут умеют веселиться –
Когда богаты, то и веселы".
-Эй, тётушка! – в дверь Леший постучался:
-Хочу Вас и Светлану пригласить –
С моделями своими постарался –
Сегодня галерею посетить.
Да, Леший во дворце же галерею
Открыл. Был предоставлен ему зал.
-Рисую, - говорит, - и лицезрею,
Что мне Ван Гог тут кистью наваял.
Ван Гог пыхтел, а Леший-то старался,
Писал одну, иль две – как дня итог,
И тут же в галерее выставлялся
И подпись ставил он в углу «Ван Гог».
Так счастлив был наш Леший поделиться
Достигнутым успехом на стезе
Художника. И начинал светиться,
Как солнца луч на радости слезе.
Он дамам представлял свои картины,
Кикиморы же вторили ему.
Довольные его моделей мины
Рекламой были, судя по всему.
-Винсент, а вот и место для «Светланы».
Не хочешь здесь картину закрепить?
-Но, фрау, а вывешивать не рано?
Отец Светланы может запретить.
-Ах, Леший, мой папа’ здесь насмотрелся
И не таких, скажу тебе, работ,
Пока в кругах он этих повертелся.
-Но Вы же дочь?
-Так пусть наоборот
Он дочерью своею и гордится,
Что написал её Винсент Ван Гог.
-А колик с ним, однако, не случится?
Пусть он душевен, но бывает строг.
-Но красоты стесняться не престало,
Тем более её же запрещать.
От древних греков всё берёт начало –
Они натуру стали раздевать.
Ведь красота сокрыта в совершенстве,
И тело человека в том пример.
Взгляните на «Светлану» и блаженство
Захватит вас превыше всяких мер.
Отец Светланы будет ей гордиться,
Что дочь его останется в веках.
Он с этой мыслью будет спать ложиться,
И дочь носить он станет на руках.-
Тут фрау понесло. Вся раскраснелась,
Но далее продлила монолог:
-Ведь дочь его тут проявила смелость,
Да и писал её же сам Ван Гог.
Надеюсь он поймёт её стремленье.
Вы знаете картины этой суть:
Она сама же выберет решенье,
Когда, в чью душу глубже заглянуть.
Кого забыть, как зрителя простого,
Кого в себя до гроба вдруг влюбить,
Не дать уже пути ему другого,
И вообще не дать спокойно жить.
Отец в глаз пусть дочке только глянет
И тут же сам даст правильный ответ.
Препятствовать Светлане он не станет,
Светлана не услышит слова «нет».
На этом все они и порешили,
Картину её месту поручив.
В себя надежду на исход вселили,
Бутылочкой вина всё завершив.
Отца Светланы не было неделю,
А, может быть, и более того.
Они же ожиданьем себя грели,
Лишь Свете всё хотелось одного:
Когда же её фрау познакомит
С любимою бесплотною душой,
И пребывала в сладостной истоме,
Рисуя эту встречу пред собой.
И, наконец-то, фрау согласилась,
Светлану на знакомство повела.
И вслед за нею та в подвал спустилась,
К железной двери тихо подошла.
А фрау наша тихо постучала:
-Петруша, это я к тебе пришла.
Собой пространство осветив подвала,
К ней вышел тот, кого она ждала.
Был невысок и некрасив, с улыбкой,
Однако, не испортившей лица,
И взгляд какой-то радостный, но липкий,
Он им тебя прощупал до конца.
-Светлана, разреши тебе представить:
Мой Пётр, а когда-то и наш царь.
-Да, я хотел моей страною править –
Я был её законный государь.
-Мне хорошо история известна.
Сочувствие могу лишь Вам излить.
И Воронцова мало интересна.
Как фрау Вы смогли в себя влюбить?
-Ах, это? – и опять его улыбка:
-Она пришла сама, одна, молчком,
Когда свою настраивал я скрипку,
По струнам проводя едва смычком.
Когда же скрипка Бахом зазвучала,
То фрау целиком ей отдалась.
И каждой ночью нас здесь навещала,
И надо мною захватила власть.
Вдруг оказалось – родственные души –
И – преданы. Вот только я убит.
Увы, меня там не хотели слушать.
А жёнушке пусть Бог за всё простит.
Чуть хриплый голос странного виденья
Светлане показался пропитым –
Напиткам отдавал он предпочтенье,
Что голос его сделали таким.
Ещё они о чём-то говорили,
О горестной царя Петра судьбе.
Но вскоре свою встречу завершили,
Ушла Светлана в комнату к себе.
А парочка направилась в аллеи
Под белыми ночами погулять.
Друг друга, по-хорошему жалея,
Им было, что ещё повспоминать.
6. Купание Светланы.
Вам не про всё рисую я картины,
Иначе будет длинным мой рассказ.
А, впрочем, он и так уже стал длинным,
Но не могу я не писать для вас.
Ещё у вас прошу взаймы терпенья –
Мне дописать, вам, чтобы дочитать.
Доверила нам фрау откровенья
И свой рассказ я не могу прервать.
-Светлана, а не хочешь прогуляться?
Слетать куда-нибудь? А, может быть,
Пойдём с тобою ночью искупаться?
Кикимор с собой можем прихватить.
-Пойдём на пруд. Давно я не резвилась.
Модельки с удовольствием пойдут.
Шальная мысль у Светы появилась:
Ван Гога прихватить с собой на пруд.
Пусть сделает там пару зарисовок
Совместных игр девиц на воде.
Она и попозировать готова,
И Лешему помочь в его труде.
Кикиморы смеялись: - Мы подружек
Себе там обязательно найдём!
-Мы слышали ночами хор лягушек!
-И с ними там знакомство заведём!
- Вам, как всегда, какую-нибудь живность
В друзья к себе, обычай, завести.
А я питаю к живности противность.
Фу, слякоть, слизь, ах, господин, прости!
И лунной ночью выбрались поплавать,
Пришли на берег, с ними был Ван Гог.
Они и порезвились здесь на славу,
И Леший зарисовки сделать смог.
Светлана, освещённая луною,
И долу опустивши кроткий взгляд,
Цветок держала трепетной рукою.
Прекрасен, Евы, был на ней наряд.
Сияние от тела исходило,
Души девичьей негасимый свет.
Подчёркивало бледное светило
Прекрасный обнажённый силуэт.
Вокруг Кикимор хитрые головки
С пучками лилий и лягушек хор, –
Всё Леший ухватил, художник ловкий –
Воды разлил серебряный ковёр.
И фрау где-то на последнем плане
В руках держала мудрую сову.
Ну, почему к себе картина манит,
К себе фигуры девичьи зовут
Ах, Леший, ты нас снова удивляешь:
Вот стоило тебя с собой позвать,
Как снова наши души заставляешь
Последний вдох картине сей отдать.
А фрау со Светланой говорила:
- Пусть Лешего сам Дьявол защитит.
Надеюсь, ты, Светлана, не забыла –
В Париже-то другой Ван Гог творит.
Пусть там он не достаточно известен,
Дойти и до Парижа может слух,
Который совершенно неуместен –
О двух Ван Гогах. Слышишь, ты – о двух!
Хозяина мы нашего попросим,
Помог он чтобы с просьбою одной:
Невидимую сеть свою набросим,
Сотрём пока Ван Гога с глаз долой.
Он вроде есть, а вроде его нету –
Пусть пишет он и не мешает нам.
Пока мы в свет свою выводим Свету,
Художнику Ван Гогу аз воздам!
(Художником считался плодовитым –
Уж сколько написал картин Ван Гог?
Не все ещё творения открыты.
А Леший-то художнику помог!).
Народ в столице боле просвещённый,
И кто-то наезжал из-за границ,
Поэтому Ван Гог довольно скромный
Вёл образ жизни среди первых лиц.
Мелькал едва. И Ораниенбаум
Прибежищем стал для него пока.
Придёт момент, - сказала твёрдо фрау, -
Понадобится нам его рука.
Сведёт он кое с кем тогда знакомства,
Подарит свои несколько картин,
Узнает нам про царское потомство,
Особенно, конечно, про мужчин.
Пусть девушка Светлана и с приданым,
Но, к сожаленью, только дочь купца…
Промышленника – это не суть важно –
Ты в свет идёшь, не воду пить с лица.
Тебе, во-первых, Света, нужен титул.
- Но где же его папенька возьмёт?
Хотя есть много у него друзей маститых…
- Вот и пускай он клинья подобьёт.
А, кстати, как сенатор поживает?
Мне помнится, к тебе он интерес
Свой проявлял. Любовь лишь затухает,
А встретишь вновь – и полыхает лес!
- А я о нём уже давно забыла.
На шабаш разве только пригласить?
- Проснулась, наконец-то, вражья сила!
Не нужен будет, можем почудить.
Мадам у нас куда запропастилась?
Она за Лешим ходит по пятам.
И рисовать немного научилась,
Но предпочтенье отдаёт котам.
Кикиморы моделей доставляют
Из клеток, что в сарае во дворе.
По одному котов к ней запускают,
Хихикая, по утренней поре.
Та фыркает: - Мне надоели кошки!
Хочу натуру с Лешим рисовать.
Увидит Лешего из своего окошка,
Бежит его скорее догонять.
А, впрочем, Леший тоже был не против –
К мадам уже достаточно привык –
Ей преподнёс он несколько полотен,
И общий меж собой нашли язык.
Кикиморы над ними потешались,
Но потихоньку, только меж собой.
Естественно, что Лешего боялись,
Но бегали за ними всей гурьбой.
7. Яга и Горыныч.
Мы вспомнили ещё про двух героев,
Сидящих на задворках наших строк.
Чуть-чуть туда калиточку откроем,
Заглянем, переступим за порог.
Чухонский лес, знакомая избушка
И на крылечке бабушка Яга,
Скучает по своим друзьям старушка:
- Опять одна! Ах, старая карга!
Но кот к ней подошёл и, выгнув спину,
О ногу трясь, тихонько заурчал:
- Бабуленька, тебя я не покину.
И что-то Змей давно не навещал.
- Горыныч снова с кем- нибудь дерётся
Из-за каких-то старых деревень.
А победит, опять, небось, напьётся,
И всё сожжёт в округе. Как не лень?
Отвоевать, потом всё и порушить,
Чтоб заново всё это заселять.
И ничего не хочет даже слушать –
На мнение других ему плевать.
Я, говорит, о трёх главах и знаю,
Как действовать, покуда лучше вас.
Но трёхголовый пень не понимает,
Что времена не те уже сейчас.
Мне фрау сообщение прислала:
В столицу, мол, они перебрались.
Светлана же такою ведьмой стала,
Что только мужики теперь держись.
Эх, котик, это мы с тобой в сторонке,
Сидим и ждём в избушке новостей.
И остаётся бабушке-чухонке
Ждать иногда непрошенных гостей.
И кто сейчас-то разрешенья спросит –
Нагрянут всем кагалом, закружат…
А ноне жизнь по свету всех их носит,
Всё выбиться наверх они хотят.
Вот фрау для себя нашла девицу,
И Леший наш в художники полез.
Старушке только по ночам не спиться,
Всё шлындает, досматривает лес.
Горыныч бился только за идею.
И, вообще, он бился просто так.
Вот победить врага опять сумею,
А, значит, я не попаду впросак.
И будет повод за победу выпить,
Мой, так сказать, талант отметить мне,
Свой эгоизм победою насытить
И истину свою найти в вине.
Горыныч стал отрыжкою прогресса,
Не мог понять он времени секрет.
Всё меньше проявляли интереса
Любители сразиться тет-а-тет.
Прошли те времена, когда крушили
По нескольку богатырей мы в год.
И некоторым только уступили,
А так, обычно был какой-то сброд:
Кружа над головою булавами,
И копья свои выставив вперёд,
Но так и оставались мужиками,
Собравшимися быстренько в поход.
Тогда звучало страшно: «Змей Горыныч».
Все прятались, завидя мою тень.
Остался только горький вкус полыни,
Пришёл и мой, тьфу-тьфу, последний день.
Оружие-то стало посерьёзней.
Что толку, что о трёх он головах.
На вид остался лишь немного грозный,
А так – немытый, сумасбродный птах.
Ну. спалишь деревеньку ты, другую,
Так губернатор назовёт солдат,
Что хорошенько пташку отлупцуют,
Доволен будь, коль жизни не лишат.
Приходится всё дальше забираться,
Где дебри и непроходимый лес,
На картах современных затеряться,
Не проявлять к солдатам интерес.
Нет, надо бы к бабуле возвернуться,
А то та тоже там одна сидит.
Ей хорошо, ей есть куда приткнуться,
Меня же всегда губит габарит.
Ну, ничего, окольными путями
К Яге своей, но проложу я путь.
Она меня накормит новостями,
И я найду, что про себя загнуть.
Яга ещё про Змея вспоминала,
А он о ней – ища спасенья кров.
Судить не нам, чья совесть здесь икала.
Амбиции? Ну, их-то будь здоров!
Пока что так. Хотелось бы побольше,
Но заблудиться в сказке я боюсь:
Нырнёшь в Сибири, вынырнешь вдруг в Польше!
Я лучше с фрау чтением займусь!
8. Званый ужин.
- Бревно бревном. Мадам, пошевелитесь.
Поправьте ракурс Вашей головы,
На дерево легонько обопритесь…
Кикиморы, куда пропали вы?
На головы надели бы веночки,
Улыбок больше, жизни и цветов…
Всё, хватит. На сегодня ставлю точку!
А завтра, чтобы каждый был готов!
Мадам, я приглашаю Вас на ужин.
Светлана с фрау – если захотят!
- Нам разве кто-то будет ещё нужен?
Кикимор пригласите, их котят!
- Но, как-то, мы все вместе собирались
Всегда и отмечали сообща.
Я думал, что привычки те остались.
Кикиморы все вместе верещат:
- Да, да, привыкли мы всегда гурьбою!
-Событья нашей жизни отмечать!
-Винсент, всё, что написано тобою,
Готовы каждый день мы восхвалять!
А чудное «Купание Светланы» -
Верх совершенства. Как не покутить?
И дружно все покинули поляну.
Пришлось мадам решенье утвердить.
Светлану с фрау в доме мы находим,
Они картины Лешего глядят.
По галерее друг за другом ходят.
И что же их выискивает взгляд?
Вот у «Купания» они остановились –
Светлана, руку приложив к губам,
У фрау руки на груди скрестились –
И обе взглядом что-то ищут там.
Картина словно их заворожила –
То шаг вперёд, а то вдруг шаг назад.
Тут фрау свои губы разлепила:
- Вот ведь умеет приковать он взгляд!
Вот, вражья сила, как всё получилось –
Ни дать, ни взять, а ведьма на холсте.
Ван Гогу настоящему не снилось
Так написать-то – силушки не те.
Ты погляди, как он тебя подносит,
А эти сумасшедшие глаза.
Да, этот взгляд твой разум вмиг уносит.
Какие здесь удержат тормоза?
- А Вы на заднем плане и с совою…
Не шлёте ли последний всем привет?
- Да-а, девица, - мы парочка с тобою!
Такой, пожалуй, и не видел свет.
А Леший-то хорош. Не ожидала,
Что он надежды сможет превзойти.
Да. Что-то на него я возлагала,
Но, чтобы так.… Да, нет, с ума сойти!
- Что, «тётушка», «племянничек» в ударе?
Как навострился он меня писать!
Я закажу себя же в будуаре.
- Что, галерею будем пополнять?
- А как же! Наше место в высшем свете –
Вы не перестаёте мне твердить.
Помогут в этом нам картины эти,
Решим потом, кому их подарить.
Тут к ним ввалилась шумная ватага,
Неся на лицах радость и тепло.
К окну Светлана сделала полшага
И посмотрела вдаль через стекло:
Там изумрудом возлежало лето,
Сверкая отголосками лучей.
И птицами всё было перепето,
Особенно старался соловей.
Друзьям Светлана молча улыбнулась,
Чей гомон настроенье поднимал.
Душа её навстречу распахнулась,
А Леший уже праздник предлагал:
- Хочу своё отметить я творенье,
Которое Светлане посвятил.
- Надеюсь, будет дальше продолженье?
- А как же, фрау? Всё по мере сил.
Я не об этом. Мы устроим ужин
Сегодня. Как обычно, будут все.
Виват! Ещё искусству мы послужим!
Сегодня дамам быть во всей красе!
Шампанское он тут же распечатал,
(Мадам поднос фужеров принесла)
Где только до того бутылку прятал?
Рука его вино всем разлила.
Светлана свой фужер лишь пригубила,
Подумала, и выпила до дна:
- Винсент, за Вас! Гуляет вражья сила!
Хочу ещё. Налейте мне вина!
Веселье начиналось, разрастаясь,
Переходя уже в гостиный зал.
И время шло, как будто подчиняясь
Их празднику – дневной свет угасал.
Ступала ночь ногою на подножку,
Забросив в окна призрачную шаль,
Держала месяц в небе на ладошке,
Его окутав в звёздную вуаль.
Деревья в парке тихо шелестели,
Трава блестела лунною росой,
К земле минуты звёздами летели
Стремительной и яркой полосой.
А по аллее брёл унылый Пётр
И важный взор кидал по сторонам –
На первый взгляд, устраивая смотр
Деревьям… даже маленьким кустам.
Чтоб было здесь всё чинно и степенно.
Гвардейские деревья свысока
Глядели на царя Петра надменно –
Дорога жизни ихней далека.
Пусть и не знают, что же будет с ними,
Пока их неба трогает лазурь –
Дровами ли окажутся простыми,
Или падут все под напором бурь.
Прогуливался Пётр одиноко,
За спину руки с тростью заложив –
Здесь был он, как на родине далёкой,
И, иногда казалось, даже жив.
Но вот навстречу выступила фрау,
Платочек поднесла к глазам своим:
- Петруша, плакать я не перестану,
Пока судьбу свою мы не решим.
- А что решать? Я – царская особа,
Пусть даже тень, красы не идеал…
- Твой дух не для того ли встал из гроба,
Чтобы гордыню ты свою унял?
При жизни ты и так покуролесил.
Не спорю, были нужные дела.
Но, если бы грехи свои ты взвесил…
- Что?.. Фрау, не с ума ли ты сошла?
- Ах, извини! Не то сказать хотела.
Вот так всегда, меня как понесёт…
А главного опять же не посмела –
Уж столько лет Петруша бедный ждёт.
Прости меня! Давай же погуляем.
Как хороша, приятна эта ночь.
Мы пару на прогулку провожаем,
А сами по тропинке к дому, прочь.
А в доме нашем музыка играла,
Из окон слышен клавиш перебор –
Компания там весело гуляла,
И слышался Кикимор яркий хор.
Сверх всяких мер зелёные поганки
Старались и так в раж вошли,
Что песни пели снова, как цыганки,
И снова вдруг плечами затрясли.
Светлана же, загородившись шалью,
Вдруг к Лешему степенно вышла в круг,
А кавалер партнёршу взяв за талию,
Её так и не выпускал из рук.
Мадам уже на парочку косилась,
Но правильно же всё восприняла.
А, выпив снова, погулять просилась.
Компания на улицу пошла.
Ночь звёзд на небе вдоволь набросала,
И лунный свет по парку – серебром.
Компания у дома продолжала
И танцевать, и баловать вином.
А севернее где-то и Горыныч,
Быть может, в это время пролетал.
Он собирался с бабушкой отныне
Делить её крылечка пьедестал.
9. Судьбу сенатора решаем.
Обходимся мы в сказке без фамилий –
Не документ. Нам важен персонаж.
Лишь некоторых мы сюда включили,
Что нам рассказ разбавили бы наш.
И то – как нежить или приведенье –
Сопутствуют, плетя интриги нить.
За них мы не в ответе. Поведенье
У них, поэтому любое может быть.
Ещё один из папеньких знакомых
Уже представлен на страницах был –
Сенатор, обстоятельством влекомый
Назад, пока к Светлане не остыл.
Да, был он лет довольн-таки преклонных,
А шалостям души вот потакал.
Любителем привычек слыл нескромных
И у артисток утешения искал.
На набережной жил, соседствуя с Невою,
Жену похоронил – и был вдовцом,
Доволен был и жизнью и собою,
Сновал между сенатом и дворцом.
Комиссий разных был он председатель,
Но более всего дела решал,
Когда ему очередной податель
Мошну своею мздой утяжелял.
И папеньке он обещал дворянство,
Уже задаток даже получил, –
Замечен не был он в непостоянстве –
Но у него один противник был.
Тот, кстати, ставил палки всем в колёса,
Себя считая с подкупом борцом,
Во все дела совал свой нос без спроса:
- Я буду справедливости лицом!
За городом, на дачах Петербурга,
Где знати много, много знатных мест,
Крестьяне где не шастают за плугом,
И, вообще, не сыщешь их окрест.
Свободы душ крестьянских был оплачен
Веками рабства – суть времён других.
Теперь они внаём сдавали дачи
Для жителей наезжих, городских.
Конечно, те что были побогаче,
Себе построив загородный дом,
Уже не думали они о найме дачи…
Мы не об этом пишем, о другом.
Места красивы, ничего не скажешь.
Не будем мы названий поминать –
Ткни пальцем наугад и не промажешь –
Кругом себе найдёте благодать.
Решила фрау благодать нарушить –
Сенатору его сосед мешал,
Ну, совершенно не хотел он слушать,
Что наш тому и сколько предлагал.
Вот толку-то, что тот сенатор честный –
Россию взятками, увы, не удивишь –
Был притчей во языцех он известной.
Ну, вот ничем ему не угодишь.
Он всем мешал, и все его боялись.
Решила фрау этот прыщ убрать.
Они со Светой до Яги добрались,
Со Змеем стали все совет держать.
- Ну, что, крылатый, раз уж ты вернулся,
Не плохо бы тебя и применить,
Чтоб сонный город как-то встрепенулся,
Чтоб было, что в сенате обсудить.
Давненько здесь их не стращали Змеем,
Горыныча забыли все, поди.
Ну, ничего. Расшевелить сумеем
Мы их гнездо. Лишь нам не навреди.
Покажем точно, что должно исчезнуть
С лица земли и памяти людской,
Искали тело, чтобы бесполезно –
Его, Горыныч, заберёшь с собой.
Спалишь всё сразу, только аккуратно.
Смотри, соседей там не зацепи.
Как сделаешь, так сразу же обратно,
И снова здесь с Ягой сиди, терпи.
На фрау Света поглядела косо,
(Чем, впрочем, нашу фрау не проймёшь)
Она не удержалась от вопроса:
- Что значит – с телом? Ты его убьёшь?
- Увидим там. Как дело повернётся.
С собой его, быть может, заберём, -
Сама глазами хитренько смеётся:
- Ну, что, бабуля?
- Проходите в дом!
Расскажете про ваше вражье племя,
Порадуете бабушку Ягу.
Давно уже покинута я всеми.
С Горынычем сидим и ни гу-гу!
Всю ночь в избушке окна все светились.
Окрест была лесная благодать.
Когда наелись и наговорились,
Решили наши ведьмы полетать.
На фоне неба тень сидела в ступе,
Вокруг неё носились две метлы:
- Горынычу дорогу кто уступит?
- Эй, ведьмы, подберите подолы!
Четвёрка наша в воздухе резвилась.
Забыв про всё, Светлана, веселясь,
Ещё на Змее сверху прокатилась,
И в ступе, вместе с бабою теснясь.
Под утро ведьмы с бабушкой про0щались,
Горынычу последний дав наказ.
И далее события развивались.
Продолжим скоро мы и свой рассказ.
10. Происшествие на дачах.
Светлана в комнату свою вернулась
И бросилась с разбега на кровать.
Она в подушки личиком уткнулась,
Но не нашла в себе сил зарыдать.
Глаза так и остались её сухи,
А перед взором лишь пожара жуть:
«Я не прощу предательства старухи!
Но, как могла меня так обмануть?
Ну, ладно, там Горыныч – исполнитель –
Ему людская жизнь тьфу – разотри…
Все обещанья пламенем горите?
Я видела – сенатор был внутри!»
Тут фрау к ней тихонько заглянула,
Присела рядышком, приставив стул,
И руку свою к Свете протянула:
- Что, девица, идёт души разгул?
Я чувствую, меня ты поминаешь!
Ты ведьма, Света, ты – исчадье зла.
И, думаю, что ты прекрасно знаешь –
Я по-другому просто не могла.
Ведь ты сама на шабаше кутила,
Любовников там ела за столом.
И там ты почему-то не скулила,
Довольна всем была. Да, и потом,
Я вынула из-за тебя занозу,
Которая нам преградила путь.
Оставь скулёж, переходи на прозу.
Всё хорошо. Попробуй-ка уснуть!
А хочешь, вот, винца я прихватила?
Про нервы свои, девица, забудь.
Да, повторюсь: ты – ведьма, вражья сила!
У нас с тобой уже намечен путь.
А губернатор, что предстал пред Богом?
Ты не забыла, лапочка моя?
Нас в высший свет с тобою ждёт дорога.
Её пройдём мы, лишь держись меня.
Вот, молодец! Давай, налью бокальчик
И выпьем мы с тобою за успех.
Сенатор зрелый муж был, а не мальчик.
На мне пускай останется сей грех.
Я их коплю, свои грехи земные,
Нанизываю их на жизни нить.
Они мне к аду будут пропускные.
Ни с кем не буду я грехи делить.
И ты, Светлана их ещё накопишь.
Мои тебе совсем уж ни к чему.
- А почто чужие жизни гробишь?
- Опять? Тебя, Светлана, не пойму.
Забудь про эту каверзную душу.
Да, честным был – но нам-то он мешал!
В вопросах этих сердца ты не слушай,
А делай то, что разум подсказал.
Что выгодно тебе. Возьми Петрушу –
Законным же наследником был он?
Но был своей женою он удушен –
Мешал ведь ей самой взойти на трон.
Но не мешай здесь жалость с притязаньем.
Тебя ждёт цель – должна ты выйти в «свет».
А жизнь и смерть? Меж ними состязанье
Идёт веками, Света! Разве нет?
И ты в себе найди, Светлана, смелость
Свой выбор сделать. На меня взгляни!
- Не зеркало, чтоб я в тебя смотрелась,
Но не забуду все остатни дни
Я твой урок. Года перемололи
В твоей душе давно уже грехи.
Расчёт и страсть в тебе всё побороли…
- Давай-ка спать, пропели петухи.
Отец сегодня должен твой нагрянуть –
Надеюсь, быстро разнесётся слух –
Не даст столице нашей он завянуть
И встрепенёт он город Петербург.
Отец в коляске в Ораниенбаум
Быстрее ветра вскоре прилетел.
Во-первых, он нашёл скорее фрау,
Узнал у той о положеньи дел.
- У нас окрест довольно всё покойно,
Нет шума никакого, тишь, да гладь.
И дочь все дни вела себя пристойно,
Могу одно хорошее сказать.
А что такое? Или, что случилось
С его Величеством? Вы так возбуждены!
- Да, нет! Но говорят, что объявилось
Чудовище и дачи сожжены!
Весь Петербург – один тревожный улей –
В окрестностях, мол, трёхголовый змей.
Он вместо дач оставил горстку углей,
Поел всех обитавших там людей.
- Я про такое в сказках лишь читала!
- Какие сказки? Вот, в «Ведомостях»!
Давно такого с нами не бывало.
- Ну, что Вы, прям, как баба на сносях?
Потише гомоните, спит Светлана.
Бывает, что газеты тоже врут.
(Уснула-то над томиком романа)
А Вы со сказкой заявились тут.
- Да, что Вы всё заладили про сказки?
Мне сам сенатор это подтвердил.
Но только мне. Просил, чтоб без огласки.
Сам видел всё – он по соседству был.
Сожгли его соседа-забияку,
Что костью в горле у него стоял.
Как муравья, Змей проглотил собаку,
А через миг весь дом уже пылал.
Чудовище с собой забрало тело…
Короче, его в доме не нашли.
- Так, может, оно попросту сгорело?
Попробуй. Разбери там, чьи угли?
- Пожар пожаром! Кто его устроил?
Все местные кричат, что это Змей!
А может страх их домыслы утроил?
- Наверно, так и есть всего скорей.
Нам про него расскажет Афанасьев*,
А, может быть, и кто-нибудь другой.
Мещанское же это разногласье –
Газетчикам, чтоб было под рукой.
- Ах, фрау, время нам ещё покажет,
Расставит всё и по своим местам.
- Ваш друг-сенатор очень нас обяжет,
Когда расскажет всё при встрече нам.
Надеюсь, что с самим-то всё в порядке?
И он от Змея сам не пострадал?
- Да, нет, цветёт, как помидор на грядке –
Почти что половину он проспал.
- Ах, что же я? Вы голодны, наверно?
- Да, если честно, - очень к вам спешил.
- Мне выговор – веду себя прескверно!
Идёмте, пока завтрак не остыл.
Отец дворянством вскоре мог похвастать.
Не для себя – для дочери своей.
Всё так же они виделись нечасто.
Открылось Свете более дверей.
Пусть на неё сначала и косились,
Но победила всё же красота,
И вскоре, как к своей, к ней относились.
Тем более, мужчины. Без вреда
Для фрау здесь рассказ мы и закончим.
Записки есть и есть, что почитать.
Светланы голос зазвучит позвонче,
Когда мы сказку будем продолжать
=========
*Афанасьев А. Н. – русский собиратель фольклора и т. д.
Эпилог.
Открой любую книгу с середины
И получи такой же результат:
Ты выхода не видишь из пучины –
Одни вопросы в голове стоят.
Вот так же и про нашу героиню:
Клубок загадок, нераскрытых тайн –
Мелькнёт перед глазами её имя,
И снова её заново читай.
Увы, но женщин я не понимаю,
И их, увы, не знаю до сих пор –
Ведут меня по самому по краю,
Но не считаю это за позор.
Опять скажу, что женщины все ведьмы,
В хорошем смысле слова. И у них
Частицу чёртову найти должны хотеть мы,
Пусть в мире нашем истин нет простых.
Они нас называя сво… ночами,
Все рады, ЭТО с нами пережив.
И, завладев сердец и душ ключами,
Уходят, наши настежь все открыв.
Надеюсь, что вернусь к своей Светлане
С её ключами от своей души.
Она меня терзать не перестанет,
Нашёптывая в ухо: «Согреши!»
Я согрешу пока с листом бумаги,
Читая с фрау сказочный дневник,
Идём через леса, поля, овраги,
И не боимся – только напрямик.
========
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.