Белый лебедь помилован песней, прощальной.
Переломанных крыльев тяжесть – невыносима,
Липкость перьев - смешна, грязь – почти тривиальна,
В клюве кровь и молчание старца Зосимы.
Взгляд, статичен и мутен, отрешён и бесстрашен,
Апатичен, и пуст, словно нет этой боли.
Где-то бродит охотник с расписным патронташем,
И ни пули, ни дроби, ни в глаза крупной солью,
Чтоб не видеть травы, зеленеющей в нивах,
Задрожавшей под теплым дыханием ветра,
Не искать твоих глаз в волновых переливах,
И укрыться листвы теплым бархатным фетром.
Вместо криков и вздохов – только всхлипы и хрипы,
Рёбер, в дребезг разбитых, в легких трутся осколки.
Жизнь мелькнула в трех слайдах, чуждых стереотипах,
И застряла прожилкой в пасти старого волка.