Тысячу и сто лет как заглушил на задвижку,
Тысячу и сто лет не рыдал, улыбался, молчал.
Тысяча и сто лет я был силен как лейтенант воздушных войск.
Тысяча и сто лет - сплошь броня без передышки
Тысячестолетнего марша штиля без завершений и без начал.
Тысяча сто лет и день, и час, и миг вбросили легкую горсть
золотой дымки сквозь шелест фигурной кленовой листвы на кромку незамеченной ранее трещины на теле брони, всепроникающей насквозь. Вскользь погладил ласково, прошелся легкой прогулкой по волосам - отзвуком гулким пришелся в глазах, разразился слезами. Моими слезами. Напитанными солнцем и золотой дымкой налетом пыльцы пастели на подсохших разводах акварели. Воды стремятся к водам, соли выходят из трав. Слегка перебрав рваного воздуха в потрясенные легкие я обнажил в себе новые краски для глаз, я почти себя спас, почти до конца убив. Как бывает прилив и мелких жителей приморья сносит волною в широкую воду - я был на грани остаться, кануть с тобою, мой золотисто-лиственный миг, безнадежно утратив тебя и с тобою себя, как сумасшедший Лесник королевских шутов, скормивший душу волкам. Я всегда всего себя всему на свете отдам. От сейчас впредь. Пережечь и поярче сгореть, ничего наполовину и треть. Жить - умереть.
Тысяча и сто лет равны мигу взмаха бабочкиного крыла,
Тысяча и сто лет равны лесному пожарищю за час дотла,
Тысяча и сто лет меньше того, чем ты, душа, когда-то была.
Тысяча и сто лет - все протекли по дорожке - одна слеза.