Страшнее смертного греха
Та старая квашня.
Хоть не слепа и не глуха –
Не узнаёт меня.
Смешна причуда бытия:
В расцвете юных дней
Она свежа была, и я
Приударял за ней.
Я совратил её – и что ж?
Сама хотела пасть.
Разят парней верней, чем нож,
Краса и бабья сласть.
Жениться было не с руки –
Уплыл за край земли.
А ей другие мужики
Забыться помогли.
Не стало прелести былой:
Усы, живот велик,
Три подбородка, норов злой
И мусорный язык.
А я урчу, прищурив глаз,
Как старый сытый кот;
Увы, года не красят нас –
Совсем наоборот.
Смотреть подолгу я могу
На бывшую мою,
А ныне старую каргу –
И молча пиво пью.
Чем дальше, тем сильнее рад
Припомнить со смешком,
Что пятьдесят годов назад
Я был её дружком.
OLD TOM
The harridan who holds the inn
At which I toss a pot,
Is old and uglier than sin,
I'm glad she knows me not.
Indeed, for me it's hard to think,
Although my pow's like snow,
She was the lass so fresh and pink
I courted long ago.
I wronged her, yet it's sadly true
She wanted to be wronged:
They mostly do, although 'tis you,
The male bloke who is thonged.
Well, anyway I left her then
To sail across the sea,
And no doubt she had other men,
And soon lost sight of me.
So now she is a paunchy dame
And mistress of the inn,
With temper tart and tongue to blame,
Moustache and triple chin.
And though I have no proper home
Contentedly I purr,
And from my whiskers wipe the foam,
Glad I did not wed her.
Yet it's so funny sitting here
To stare into her face;
And as I raise my mug of beer
I dream of our disgrace.
And so I come and come each day
To more and more enjoy
The joke that fifty years away
I was her honey boy.