Воскресного вечера пустынные улицы.
От ветра холодного ели сутулятся.
Тревожа замерзшие инеем ветви,
Срывая со свистом обрывками сплетни.
Где жизнь водопадом бурным шумела,
Торговцев толпа неустанно ревела:
Меха, украшения, пряности, ткани.
И окрики, гул человеческой брани.
Уже я хотел вернуться назад,
Но что-то сковало мой пристальный взгляд.
На старой арене было движение.
Вокруг мнимой сцены людское скопление.
Продвинувшись через преграду зевак,
Увидел причину – внимание знак.
Младая цыганка с бубном в руках
Со звоном дразнила холод и страх.
Она танцевала, играла, смеялась.
Поющею птицей мне в танце казалась.
Я пару минут взирал представление.
Прекрасные жесты – души откровение.
Осталось принять всевозможную плату,
За огненный жар танцовщицы награду.
«Мне нечего дать», - я тихо промолвил,
При этих словах с ложью я спорил.
И снова забытый стыд испытал
За бедность свою, что покорно узнал.
Лишь пара тяжелых, медных монет
Пророчили мне скудный обед.
Как глупо стыдится того, что не стоит.
Но только лишь время обратное вторит.
Она опустилась, живя той игрою,
Лаская арену гибкой спиною.
И бубен вложив в ладоней сплетение,
Взывала вкусить меня искушение.
Я видел от холода тела дрожание.
Рубашки с батиста немое стенание.
Закрыл я рукою румянец щеки
К багровым оттенкам с нею близки.
Уж лучше б не видеть зеленых очей.
Сыграли достойную роль палачей.
Она заслужила звучанье монет.
Пусть бубен увидит радости свет.
Оставив ничтожный свой капитал.
Из шума толпы в смятенье бежал.
Бежал, вспоминая красавицу ту:
С пощечиной звонкой забыв похвалу.
И с каждым я шагом мысли корил,
У сердца с мольбою ответа просил.
За что же цыганка с воздушным кнутом
Свой хлеб добывает тяжелым трудом.
Она же совсем невинна, дитя.
Но грязные речи кидает толпа.
А нужно лишь только любить и лелеять.
Добром согревать и нежностью веять.
И время в какое взоры нахальные
Заставят страдать за помыслы жадные?
Заставят забыть доверие к людям
Ценою любви невинного к судьям?
Нет смысла искать в вечной мольбе,
Решил я вернуться к шумной толпе.
Но только не просит чужая судьба
Вносить изменения в жизни права…
Цыганка устало мне улыбнулась.
В горящих глазах любопытство проснулось.
Но гордо сказала мне: «Уходи!»
Не нужно мне жалости бедной слуги.
Плащом я укрыл озябшие плечи.
Порою молчанье лучше, чем речи.
Ей с хлебом кровавым придется хлебнуть
Напиток, отлитый в правдивую суть.
Воскресного вечера пустынные улицы.
Всё так же от ветра ели сутулятся.
Рисует замерзшие ветви сюжет
Обрывками сплетен с упавших монет.