Еврейские девочки, ставшие старыми,
Сидящие парами, парками, барами,
С облезлыми Барби и детскими рюшами
На розовых блузках, с бананами, грушами,
Обоймой бутылочек, мятой салфеткою,
С конфеткой, котлеткой и чьей-нибудь деткою
В коляске у школы...
Предчувствие осени -
Как будто на холод монетою бросили,
Как будто у возраста деноминация,
Как шепчут в трамвае "ух, хитрая нация".
Как светит фонарик у бабушки в садике,
Как с братом полночи играем в солдатики,
Как папа... не помню, не надо, не спрашивай!
Он просто ушел из созвездия нашего.
И трубка его не утратила запаха.
И старый приемник - орудие Запада -
Все ловит заманчивый голос Америки.
И мама на кухне в нелепой истерике
Печет пироги и блины подгорелые.
Билет театральный под лестницей белою,
Лицо на снегу - аргумент фотографики.
Тот вечер растаял снежинкою в трафике
Мятущихся дней - для девчонки достаточно.
Вчера было вьюжно, сегодня осадочно.
Подруги - в Стамбуле, в Берлине, в провинции,
Ребята из класса не выросли принцами,
И Пушкин не читан с роддома наверное
И сказка сложилась совсем беспримерная:
Какой-то герой, чей-то замок трехкомнатный.
Желтеет альбом ни рисунком не тронутый.
У матери тик и язык заплетается.
Непризнанный волк по дорогам скитается.
Забыты цитаты, клинки оклеветаны.
Лишь почта с экрана мигает приветами...
Шуршащее "Шма" и свеча с подоконника
И ливневым залпом - письмо для полковника.
Еврейская девочка, мама рассердится!!!
Ты - раскрываешь - сердце.