Стрельбы – мероприятие серьёзное, требующее чёткой организации, внимания и всего того, чего вечно не хватает нашему народу, как раз тогда, когда это особо необходимо...
Рота вернулась со стрельбища в моё дежурство. Дело это было хлопотное. Надо было организовать чистку оружия, сдачу его в оружейную комнату под счёт и проверку всей автоматной приблуды, уборку после чистки, и не забывать обо всех рутинных делах суточного наряда. Время пронеслось незаметно, всё шло, как по рельсам, вот что значит тренировка! Вечером меня сменили, так как заступил новый наряд.
Ночью, когда наступает самое свободное время, часа примерно в два, я зашёл в курилку. Там уже сидел Пашка. Был он родом из Тамбова и , по совместительству, солдатом моего взвода. По тому, что сидел он не расслабившись и отдыхая, как это обычно бывало во время ночных курений, а наоборот , в состоянии стрелы в арбалете, я понял, что он, как часто случалось, задумал что-то выходящее за рамки уставов. Я присел рядом, закурил и, как ни в чём не бывало, стал ждать, когда он не выдержит и поведает свою задумку.
Ждать мне пришлось секунд сорок, что уже было верхом терпения со стороны Пашки.
- Я патрончик «сэкономил»! – скороговоркой поведал он и выжидательно уставился на меня, щурясь от дыма беломорины.
Я сразу понял, в чём дело, и, зная строгость с учётом патронов на стрельбах, спосил его:
- И как же тебе это удалось?
- Та я, уже лёжа на рубеже, когда скомандовали «Огонь», передёрнул два раза..
А это означало, что первый патрон, при втором передёргивании затвора, был выброшен, как стреляная гильза, но остался целым. Дальше, для ловкого Пашки не составило труда сунуть патрон в отворот шапки.
Мы поняли друг друга без лишних объяснений. Патрон есть, он не учтён, и мы просто обязаны куда-то стрельнуть. Но куда?! Ночью! В тишине! После непродолжительного, но интенсивного мозгового штурма мы пришли к «единственно верному решению». Было решено стрелять в толчок солдатского туалета, так как он был устроен таким образом, что до воды было метра полтора трубы, и эта же труба давала нам эффект глушителя. Мы легко вовлекли в свою шайку нового дежурного по роте, взяли из оружейки автомат, заблокировав предварительно сигнализацию, которая должна была зажечь сигнальную лампочку в штабе полка, у дежурного по части, чтобы он мог видеть, что вскрыта оружейка. Зарядили автомат. Пашка, как хозяин патрона, удостоился права выстрела. А туалеты, к слову сказать, у нас всегда были стерильны, стараниями дневальных и всяких прочих нарушителей дисциплины. Пашка взял автомат за рукоятку, перехлестнув ремень вокруг руки, для жёсткости, опустил ствол, как смог глубже, в трубу, отвернулся, зажмурился инстинктивно, ожидая чего-то, что могло вылететь обратно на поверхность, и выстрелил...
Опыт стрельбы на открытом воздухе у нас уже имелся изрядный, но такого эффекта в закрытом, гулком помещении никто из нас не ожидал. Это был даже не звук, а какой-то удар в колокол, одетый каждому из нас на голову. Запах пороха наполнил сравнительно небольшое помещение туалета. Мы кинулись к выходу из расположения, где стоял «на тумбочке» дневальный, самый близко к нам расположенный бодрствующий человек.
- Ну! Что?! – выдохнули мы втроём в один голос.
- Да так, бахнуло слегка... – разочаровано доложил он.
Пашка споро почистил автомат, дежурный обратным порядком убрал его в оружейку, туалет быстро проветрился. Мы в крайне возбуждённом состоянии побалагурили в курилке и отправились на боковую.
Прошло недели три после ночного выстрела в туалете. Мы уже забыли и думать об этом, как вдруг, в роту ворвался наш старшина, с перекошенным от обиды лицом, почти со слезами на глазах.
- Ограбили! Ограааабили! – только и повторял он.
Наша рота располагалась на первом этаже. Новая, трёхэтажная казарма имела ещё и подвалы, которые, видимо, были никак не учтены и не оприходованы официально. Но от хозяйственных прапорщиков такое пространство не могло укрыться. И старшины, в подвалах, оборудовали себе лишние склады, для «излишков» имущества. Об этих складах знали только они сами и их особо приближённые военные. Мы в это число не входили. Сантехника была устроена таким образом, что колена канализационных труб находились под потолком подвала, а «склад» нашего старшины располагался как раз под тем туалетом, где мы произвели тот злосчастный выстрел. Пуля выбила из поворота чугунной трубы кусок диаметром сантиметров восемь-десять. В течении трёх недель сточные воды из туалетов трёх этажей неуклонно наполняли секретную комнату. Всё имущество «сэкономленное» старшиной за несколько лет службы было безвозвратно утрачено.
Старшина был хороший мужик, и нам было очень стыдно за тот вред, что мы ему причинили, но чувство самосохранения взяло верх, и никто не узнал о том выстреле...