"славная милая смешная енька..."
Енька родилась в неполной семье. Мама и "кусок идиота". "Живу, как мать-одиночка", – утверждала мама, возвращаясь из рейса и пересчитывая мятые деньги. Мама была проводницей, а папа "несчастным инженером".
В детстве у Еньки была мечта – быть дэнса фо мани. Она смотрела по видику заезженную кассету с эмтиви. Пожилая негритянка в неприлично коротком блестящем платье и на огромных каблуках пела о дэнсе рыдающим голосом. "Несчастный инженер" объяснил, что песня про тётю, которой платят за то, что она танцует. Енька любила танцевать и не понимала, отчего тётя плачет.
Неполный папа умер, когда мама была в рейсе. Енька жила два дня у соседа дяди Кости.
На похоронах мама била себя по щекам, глухо выла без вопросительного знака в конце воя, - "На кавотынас оставил". Получалось, что покойник знал Кавотынаса и ему оставил Еньку и маму.
Через две недели к ним переехал дядя Костя. Первое время Енька звала его про себя Кавотынас. Жизнь продолжалась, мама ходила в рейсы, дядя Костя, которого Енька стала скоро звать папой Костей, оставался на хозяйстве, не работая по инвалидности. Инвалидность была невидной, внешне незаметной, но от неё маму скоро начало "воротить" и "выворачивать". Папа Костя от маминых криков сжимался, молчал. Енька брала его за руку, но так, чтобы мама не замечала. Мама распалялась, рыдала, потом как-то не пришла из рейса. Папа Костя сказал, что мама не виновата, а бригадир поезда приличный человек.
Наступили 90-е. Папа Костя оказался евреем. Бабушка, мамина мама, кричала про "хитрых замаскировавшихся еврейчиков", однако Еньку отпустила, будучи мудрой, прозорливой и не ждущей добра от "этих бандитов". Мама, у которой к тому времени появился Енькин братик, поплакала и отпустила тоже. Выяснилось, что папа Костя Еньку удочерил уже давно и, к моменту получения визы на ПМЖ, стал просто папой. Так Енька оказалась в Италии.
Италия была серой и дождливой. Потом стала золотистой, как луковая чешуя. Енька знала песенку про Чипполино-Чипполето-Чипполучи, луковый свет ей нравился. По лагерю ходили люди из Сохну`та, уговаривали всех ехать в Израиль. Енька не знала, что такое Сохнут, слово было неприятное, после него хотелось пить.
Папа сказал, что он и не еврей по еврейским законам, потому что евреем у него была только бабушка со стороны отца и надо "рвать" в Америку.
Прошло четыре тоскливых месяца. Енька выучила несколько слов по-итальянски, бойко обходилась ими на небольшом рынке и в пиццерии, где папа, втайне от остальных евреев, мыл противни.
В Америке Енька – Ксения стала Касси. Паблик скул в приличной части нью-йоркского Квинса, сидящий на вэлфере папа, летние подработки и лёгкие приключения с мальчиками, начиная с 15-ти лет.
Как все эмигранты первого поколения, папа мечтал Еньку "поставить на ноги". Ноги у Еньки были отменные, сильные и стройные. Когда после смены в "Бонни-бургер" Енька шла домой, всё квинсовское "белое отребье" по-филински ухало.
Папа работал на кэш. Мыл по привычке противни в пиццерии. С учётом пособия и муниципального недорогого жилья, сказал папа, деньги на университет Еньке он скопит. На один год, на два семестра. Енька поревела, порвала со своим бойфрендом и три года не отрывалась от книг. Перерыв на лёгкую атлетику отдыхом не считался. Сильные ноги Еньки должны были обеспечить ей стипендию.
Сложилось. Не быстро, не просто. Университет – не самый престижный, но не из последних. Годы, свободные от юности. Училась тяжело, но основательно. Степень магистра психологии и требование банка начать возврат ссуды получены были одновременно.
Университет предложил временно замещать преподавателя на первом курсе. Денег и времени хватало на необходимое, а хотелось лишнего. Хорошо "стоящий" братик, поднявшийся на газе, но вовремя, до отстрелов, отошедший от дел, обещал оплатить дорогу в Россию, однако… Папа слабел, школьный бойфренд оказался лучшим из последующих и оттого поиски любви сошли на нет, отпуск в ближайшие несколько лет не светил.
Сбывшаяся папина мечта стояла в неприлично коротком золотом платье, на двенадцатисантиметровых каблуках в отдаленном, чтобы не столкнуться со студентами, баре. С первыми аккордами "сальсы", крепко скроенный дэнса фо мани подхватил Еньку и, отрабатывая, закружил, завихлял…
Енька прижимается, закрывает глаза и понимает, отчего плакала тётя.