6.
- Андрюха, тебя куда теперь везти?- не унимался Дима, когда друзья вышли из ворот кладбища.
- Давай в редакцию.
- Но вечер, я надеюсь, у тебя свободный?
- А, что есть какие-то предложения?
- Сегодня годовщина нашей с Ириной свадьбы. Я заказал столик в ресторане.
- Прости, дружище. Я совсем забыл...
- Да ладно. Мы за тобой заедем в семь вечера. Какой без тебя праздник? Андрюха, а что это было? С поезда на Ваганьковское кладбище к могиле поэта... и этот странный старик...
- Димыч, я теперь знаю о чём будет моя статья.
Через минуту автомобиль мчался по проспектам Москвы.
Друзья вошли в ресторан. Красные кожаные диваны, белые мраморные столики, сверкающий дорогими напитками бар-всё обещало чудный вечер.
- Дима, ты не поверишь, я видел человека, больше не принадлежащего этому миру,- он ассистировал профессору Гиляревскому при вскрытии тела Есенина.
- Не понял. Это сколько ему должно быть сейчас лет?
- А сколько тому старику, которого мы видели на кладбище?- на вопрос вопросом ответил Андрей.
Димка замолчал.
- Андрюха, ты мне с утра показался странным. Ты столкнулся с чем-то необычным и не знаешь с чего начать?
Андрей отвёл взгляд, делая вид, будто рассматривает интерьер ресторана.
Выпытывать тайны у неразговорчивого журналиста-та ещё работа. Он знал, что профессия Андрею хоть немного компенсирует полное отсутствие личной жизни.
- В этом поезде было кое-что такое, что постичь я был не в силах. Когда человек перестаёт слышать стук колёс, он становится пассажиром. Но оказывается самое сложное-это ехать в поезде и не быть его пассажиром.
- Ребята, давайте выпьем,- разрядила обстановку Ирина.
- Если ты опубликуешь эту информацию, тебя просто уволят. А о поезде-призраке даже не заикайся, иначе тебя сочтут за душевно больного.
Андрей смотрел на Димку, как на человека из другого мира, случайно попавшего сюда из-за Ирины и поглощавшего отбивную.
- А как же профессиональная этика?
- Я понимаю, что произошла некоторая переоценка ситуации, но до сих пор, насколько мне известно, служба госбезопасности не раскрыла архивы. И генеральная прокуратура не дала добро на эксгумацию останков поэта по запросу родственников,- заключил Димка.
- Я не верю в то, что Есенин мог самоудалиться из мира, являясь самородным кладом бытия. Власть во всеоружии насильственно выбраковывает гениев, потом принимается за искоренение всяческого превосходства одной особи над другой, интеллектуального в особенности, снижая творческий потенциал нации. Можете мне не верить, считать, что я всё придумал для своей новой публикации,- выпалил Андрей.
- Я скорее всего, повёл бы себя точно так же, как и ты: не поверил бы, если бы меня попытались убедить, что всё это не плод моего воспалённого воображения,- успокоил друга Димка.
Ирина заскучала, но даже не попыталась вмешаться в разговор друзей.
- Ир, мы тебе не надоели своими разговорами?- спросил Андрей.
- Нет, нет ребята, мне с вами интересно.
Живая музыка приглашала на танцпол, но молодые люди за столиком продолжали увлечённо беседовать.
- Каждый день поезд-призрак разрывает пространство. И какая-то невидимая сила толкает тебя внутрь вагона навстречу истории. Видимо кривизна пространства позволяет прошлому и настоящему существовать одновременно. Тут никуда не деться от дуальности мира. Я понял одно: информация никогда не исчезает, но сохраняется в пространстве, как кривизна. Это присутствие официальная наука называет квантово энергетическим полем,- продолжил Андрей, пригубив бокал с вином.
- Я где-то читал, что кривизна пространства создаёт голограмму, которая не что иное как отпечаток информации,- заключил Дима.
Друзья на время замолчали, словно осмысливая, что было произнесено вслух.
Как-то ночью, когда Андрея мучила бессонница, он лениво переключал каналы, и вдруг его палец словно онемел, замер на кнопке пульта: на экране журналист задавал вопросы мужчине в железнодорожной форме.
- Расскажите нашим зрителям, что произошло сегодня на этом участке пути?
- Я, как всегда, производил обход путей и стрелок. Как вдруг, словно из тумана появился паровоз, самый настоящий, на которых ездили в революцию и в войну. Видение длилось несколько секунд, меня обдало паром и я почувствовал запах дыма. Окна вагонов плохо просматривались, но в одном из них я заметил огонёк керосиновой лампы. Паровоз с пятью вагонами так же исчез, как и появился. Он словно вошёл в плотный туман.
Далее журналист задавал встречные вопросы, но Андрей их уже не слышал.
Его не покидала мысль, что душа поэта не отреклась от жизни, делая тело послушным инструментом подвига. В квартире было тихо, так тихо, что слышно, как за стеной у соседей работает телевизор и шумит вода в трубах. Как же ему становилось невыносимо при мысли, что завтра он проснётся и вернётся в свой мир, так и не разгадав тайну гостиницы «Англетер». “Иногда мне кажется, что нами действительно кто-то управляет…”
Он остановился у памятника Пушкину, не зная что делать. Всё тонуло в густом тумане, и ему показалось, что он видит траурную процессию. Люди несли открытый гроб вокруг памятника. Нервно глотая воздух, он ждал, что видение расползётся и растает. Кошмарное видение, в котором плавали странные фигуры, обернулось явью.
“Неужели время обладает какой-то непостижимой сутью, которая больше, чем материя, и меньше, чем нечто”.
Предметы не меняются, но что-то исчезает. На самом деле это “что-то” необратимо уходит и ты перестаёшь медленно падать в никуда.
Только теперь он ощутил озноб. Фланелевая футболка неприятно прилипала к телу.
Растерянный и подавленный, Андрей двинулся вслед исчезнувшему видению по размытой туманом улице. Сквозь туманное марево он неуверенно брёл домой.
То не было выключением памяти, а просто всё внимание его сосредоточилось на чём-то вне собственного тела. Всё постороннее отсеивалось по пути в сознание, кроме достоверных признаков происходящего.
Подсмотренные картинки становились как бы окнами в прошлое, куда безотрывно день и ночь были обращены мысленные взоры Андрея.
Поезд-призрак уходил из реальности, становясь частицей того мира, что был оставлен им позади.