на заброшенной даче, где с музой гостишь,
под портвейн и картошку на сале
ударована библиотечная тишь –
впрочем, это уже написали.
пахнет сыростью слёзной прогнивший матрац,
но сквозняк рано утром свежеет,
и у музы – в стекле затуманенных глаз –
кареглазых стрекоз мельтешенье.
и покуда жильё зарастает быльём,
то пыльцой укрываясь, то пылью,
я молчу о своём, ты молчишь о своём…
так о чём мы с тобой говорили?
не привить мандельштамовку к слому эпох:
мелки завязи душ одичавших.
снова муза роняет болезненный вздох,
и, присев на раздолбанный ящик,
замолчишь,
чтоб сглотнув сладковатую грусть,
ощутить, как сиротство – с блаженством:
вырождение сада, вырождение муз
и земное своё
вырожденство.